Робин Доналд - Слезы в раю
— Ну хорошо, пусть не всю жизнь, а пока мне не станет скучно сидеть там без дела. И все равно, согласитесь, Сол, как же красив тот мир!
— Да, я готов согласиться с вами.
Его взгляд скользнул вдоль ее побледневших от долгого купания ног, с нежностью коснулся женственных изгибов ее талии и груди, обнял крутую выпуклость ее бедер.
Ощущение какого-то невыносимого беспокойства, похожего на лихорадку в крови, переполняло ее. Глаза ее затуманились, а дыхание стало прерывистым. Ей казалось, что они словно заключены в огромный прозрачный шар, где есть только шелковистые прикосновения воды, ослепительный свет солнца и плен его глаз, глядящих прямо ей в душу.
— Я лучше пойду оденусь, — сказала она резко.
На обед они ели рыбу, которую поймал Джил, завернутую в банановые листья с плодами лайма и мякотью дюжины кокосовых орехов и испеченную на угольях. Это было необыкновенно вкусно, и Кэндис снова почувствовала себя совершенно раскованно и свободно. Сол и Джил ели с большим аппетитом, лишь изредка перекидываясь ничего не значащими фразами. Никто бы никогда не смог сказать, что это сидят хозяин и слуга, подумала Кэндис. То, что для этого миллиардера его телохранитель был также его лучшим другом, не оставляло никаких сомнений.
Картинка была почти идиллическая. Тихое потрескивание хвороста, который Джил подбрасывал в огонь, вздохи ветра в верхушках пальм, солнечные блики на воде и песчаном берегу, синева и яркая зелень воды в лагуне, тревожно алеющие уступы и вершины гор главного острова — все это усиливало атмосферу дремотного тропического полдня.
Лагуну пересекло крохотное быстрое каноэ, шедшее по направлению к их острову. Его коричневый парус и неподвластная веяниям времени конструкция были воплощением стойкости и вечной молодости. Джил поднялся и молча наблюдал за ним, пока лодка не развернулась и не направилась в сторону города.
Кэндис пыталась представить себе жизнь, связанную с постоянным риском, которую, должно быть, вел Сол, но его веселый голос, предложивший отнести ее в лодку, пробудил ее от раздумий.
— Нет, нет, — запротестовала она, с трудом пытаясь открыть слипавшиеся глаза. — Я уже проснулась. Я прошу меня простить, но я и не думала… я не должна была засыпать… А сколько сейчас времени?
— Пора возвращаться назад. — Сол засмеялся, и смех его прозвучал неожиданно нежно в ласковом неподвижном воздухе. — Просыпайтесь, соня.
Она улыбнулась ему ослепительной улыбкой и, чувствуя себя полной идиоткой, с трудом поднялась на ноги и откинула с лица просоленные пряди волос. По крайней мере, подумала она, выпрямляясь, у нее хватило ума надеть после душа рубашку и брюки. Она считала этот наряд своеобразными доспехами, и была права, так как они скрывали ее не только от слишком щедрых ласк нещадно палящего солнца, но и от его настойчивых взглядов.
Она свернулась в комочек и позволила упаковать себя так же быстро и с такой же сноровкой, с какой были упакованы остатки их пиршества, и, только когда они были на середине лагуны, она обнаружила, что они плывут в противоположную от города сторону. На какоето мгновение ее всю сковал глупый, невесть откуда взявшийся страх.
— Куда мы плывем? — спросила она.
— Домой, — с улыбкой ответил Сол. — Будет намного проще, если мы возвратимся назад по прямой, чем застрянем в самый час пик в доках. Каждый старается попасть домой именно в это время. Если я не уговорю вас с нами поужинать, отвезу вас домой.
Он сказал «с нами», значит, Стефани уже ждет их или вот-вот должна вернуться.
— Я не совсем в форме, чтобы ужинать с вами или с кем бы то ни было, — мрачно сказала она.
— Ничего страшного, как только мы приедем, вы сразу же сможете принять душ. — Он помолчал, а потом с некоторым сомнением в голосе добавил: — А чем плох тот саронг, который вы надевали вчера вечером? Я не специалист, но мне показалось, что он вам очень идет.
Она бросила на него быстрый подозрительный взгляд, но, не почувствовав в его вопросе никакого скрытого смысла, расслабилась и позволила себя уговорить.
Только Стефани и на этот раз здесь не было. Вроде бы она звонила и сказала, что задерживается еще на один день, и попросила Сола забрать ее на следующее утро. Кэндис очень расстроилась, но вместе с тем у нее появилось какое-то томившее ее тревожное предчувствие. Она чудесно провела день, и, хотя Джил и исчезал на какое-то время, он все равно постоянно был с ними.
Постепенно она начала понимать, что то напряженное состояние, в котором она жила последние три года и которое подогревало ее в ее поисках, изменило свое направление. Она никак не хотела признавать это, но, приняв душ и завернувшись в свежевыстиранный и выглаженный саронг, она призналась себе в том, что то место, которое занимала в ее мыслях Стефани, теперь занял он, Сол, став главным объектом ее стремлений и желаний.
И дело было не в том, что желание найти Стефани уменьшилось. Просто другая цель стала для нее важнее. Чем больше она узнавала Сола, тем больше хотела знать о нем. Он увлек ее, занял все ее мысли, заинтересовал так, как еще никогда ни один мужчина.
Этот вечер стал повторением предыдущего, но ей показалось, что на этот раз они чувствовали себя друг с другом намного свободнее. После ужина они остались с ним вдвоем в большой гостиной. Бамбуковые шторы были подняты, сквозь пышную зелень листвы мерцали луна и звезды, а комнату наполняли мощные аккорды Второй симфонии Малера.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Чувствуя, что краснеет, Кэндис поймала себя на том, что, забыв обо всем на свете, смотрит на Сола, не в силах отвести глаз, словно подвластных чьей-то чужой воле. На губах, готовое сорваться, дрожало какое-то слово, значения которого она еще не знала, но он улыбнулся так дерзко и торжествующе, что по его глазам она поняла, что он удовлетворен произведенным впечатлением.
Взгляд его был по-прежнему холоден. Доводилось ли ему хоть раз в жизни испытать чтото такое, отчего бы эти глаза осветились теплом? Страсть, радость, наслаждение? Или даже в такие минуты в них мерцал все тот же холодный огонь?
Он ничего не сказал ей, но она, двигаясь словно во сне, встала и пошла к нему. Глаза ее стали огромными и мерцали в полумраке комнаты. Мягкий, чувственный рот пунцово алел. Одетый в темную рубашку и брюки, плотно облегавшие его стройные ноги, он резко выделялся на фоне белой велюровой обивки кресла. Он сидел, небрежно закинув ногу на ногу. Если бы на его месте так сидел кто-то другой, она бы сочла эту позу неестественной, но у него она выглядела свободной и непринужденной. Когда она подошла совсем близко, он опустил ногу и откинулся в кресле. Что-то похожее на здравый смысл слабо шевельнулось в ней. Она остановилась, не решаясь подойти ближе, но он поймал ее за руку, притянул к себе и, не давая возможности вырваться, крепко сжал коленями ее ноги. Страх и волнение, которого она никогда прежде не испытывала, боролись в ней в эту минуту.
