Инид Джохансон - Своя ноша
— Вот и я говорил ей то же самое. — Эрвин полуобнял жену за талию и слегка прижал к себе.
«Ты хоть понимаешь, что делаешь? » — хотелось закричать Джоан. Нет, конечно нет! Он собирался лишь подбодрить ее, придать ей уверенности, а заодно показать окружающим, что в их семейной жизни все благополучно.
Джоан постаралась взять себя в руки, — ведь нужно было отвечать на приветствия и представлять Эрвина знакомым. Она заметила, что некоторые женщины — да нет, все женщины! — буквально пожирали его глазами. И как он мог подумать, что она способна любить кого-то сильнее, чем его? — мысленно удивилась Джоан.
Ужин был сервирован в роскошном банкет ном зале, и они вместе с Майклом и Эдной заняли свободный столик. Еда, по единодушному мнению, была превосходной, а запасы шампанского казались неистощимыми. Эрвин был неотразимо обаятелен, старательно играя роль заботливого мужа, отчего Джоан становилось все труднее контролировать свое растущее желание. Она почти не притрагивалась к еде.
— Полагаю, что ради такого случая ты можешь позволить себе бокал шампанского, — тихо сказал он, когда Майкл и Эдна занялись обсуждением каких-то деловых вопросов.
Джоан машинально взяла бокал, почти не ощущая холодный хрусталь бесчувственными пальцами. Ей не хотелось шампанского. Весь вечер она пила минеральную воду, поскольку вино совсем не шло к ее настроению. Эрвин, вероятно, решил, что сейчас для нее самый подходящий момент немного взбодриться, потому что все внимание присутствующих обратилось на небольшую сцену, куда вышел один из членов жюри, чтобы объявить о принятом решении.
Джоан пыталась сосредоточиться, но смысл слов с трудом доходил до ее сознания. Она понимала, что при других обстоятельствах пришла бы в восторг, услышав, что ее последнее про изведение признано лучшим романом ужасов нынешнего года.
Но сейчас все было ей глубоко безразлично. Она согласилась присутствовать на церемонии только из-за того, что отказ мог вызвать осуждение со стороны знакомых. А ей необходимо было заботиться о карьере. Джоан твердо решила, что, хотя у ее ребенка не будет отца, ему никогда не придется ни в чем нуждаться.
Она очнулась лишь после того, как услышала бурные аплодисменты и поняла, что церемония подходит к концу, по крайней мере ее официальная часть. В этот момент Эрвин снова полуобнял ее за талию и пристально посмотрел ей в глаза.
Джоан увидела, как скрытое пламя медлен но разгорается в ледяной глубине серо-стальных глаз, и с трудом перевела дыхание, когда ее вдруг озарило. Она поняла истинное значение этого молчаливого признания: Эрвин хотел ее, она была ему нужна…
— Пойдем, — вдруг сказал он почти грубо. — Ты выглядишь усталой. Тебе нужно отдохнуть. — Он встал и, взяв со стола позолоченную статуэтку, помог Джоан подняться.
Итак, Эрвин сумел справиться со своими чувствами. Однако Джоан по-прежнему ощущала темный жар, бушующий в крови. Ее любовь, ее желание, ее потребность быть рядом с любимым соединились в нечто до такой степени осязаемое, что, казалось, его можно было увидеть и потрогать.
Сидя в своей комнате и тупо глядя в пространство, Джоан испытывала странное чувство. Ей казалось, что дверь спальни светится в темноте и медленно отодвигается все дальше и дальше от нее. Потом она ощутила головокружение и очнулась лишь тогда, когда увидела над собой взволнованное лицо Эрвина.
— Тебе плохо? — Он слегка приподнял ей подбородок, стараясь угадать правду по ее глазам.
— Нет, — еле слышно прошептала Джоан, уже не пытаясь сдержать слезы.
— Перестань! Не могу смотреть, как ты плачешь! — с болью в голосе сказал он, вытирая ей щеки кончиками пальцев. — Сегодня вечером ты была очень красивой, очень уверенной в себе. Оставайся такой всегда. Ты не поверишь, но я не желаю, чтобы ты была несчастна! — Он осторожно обнял ее за плечи, словно очень дорогую хрупкую безделушку. — Раньше мне казалось, что, наоборот, я хочу видеть тебя страдающей. Но, выходит, моя неприязнь к тебе не столь глубока.
Джоан почувствовала себя оскорбленной. Итак, он считал ее недостойной даже настоя щей ненависти. Может быть, и его прежнее чувство к ней было не настоящей любовью, а лишь простой привязанностью? Может быть, именно поэтому он смог вычеркнуть ее из своей жизни с такой легкостью? А отказ выслушать ее, когда она пыталась рассказать правду о ребенке, был самым простым способом это сделать?
Джоан забила дрожь, но она сжала пальцы в кулаки и уперлась ими в грудь Эрвина. Он не обратил никакого внимания на эти почти детские усилия освободиться и осторожно поднял ее на руки.
— У тебя совсем не осталось сил — ни душевных, ни физических. Сейчас я отнесу тебя в постель и попрошу горничную принести молока с тостами. Это поможет тебе заснуть. Весь вечер ты была слишком возбуждена и почти ни чего не ела.
Нет, с отчаянием думала Джоан, мне не нужна его заботливость, вызванная врожденным чувством долга. И тут она забыла все обещания, данные себе: что бы ни произошло, оставаться равнодушной, холодной и спокойной. Она вырвалась из рук Эрвина и соскочила на пол.
— Оставь меня в покое! Перестань разыгрывать из себя святого или рыцаря! Ты просто самовлюбленный напыщенный тип, который упивается своим благородством!
Выкрикивая все это ему в лицо, Джоан совершенно не осознавала, как выглядит. Меж тем волосы ее растрепались, лицо покраснело от гнева. Из-за бурной жестикуляции и без того короткое платье задралось почти до самых бедер. Она прерывисто дышала. В таком состоянии она слишком поздно заметила, что черты лица Эрвина постепенно изменились почти до неузнаваемости, стали резкими, словно застывши ми. Глаза сузились и потемнели.
— Что ж, я больше не буду ни рыцарем, ни святым. Я стану таким, каким ты хочешь меня видеть, дорогая. Обещаю тебе!
Он снова подхватил Джоан на руки и, резко распахнув дверь спальни ударом плеча, внес ее в комнату и опрокинул на кровать. Одной рукой он стиснул ее запястья и прижал их к кровати по верх головы. Другой резко провел по ее телу снизу вверх — от гладких стройных ног до груди.
Затем рука Эрвина снова скользнула вниз но уже гораздо более медленным, ласкающим движением. Джоан лишь беспомощно вздрагивала, чувствуя, как желание огненной волной разливается по телу. Затаив дыхание, она следила за взглядом Эрвина. Все ее существо трепетало от лихорадочного возбуждения.
Джоан видела, что в нем самом тоже по степенно нарастает напряжение. И наконец плоть одержала верх над рассудком. Когда их взгляды встретились, Эрвин тихо, но убежденно произнес:
— Да. Сейчас.
Он снял смокинг и отшвырнул его в сторону, затем лихорадочно расстегнул рубашку, и Джоан увидела его обнаженный мускулистый торс, сведенный той же мучительной судорогой неутоленного желания, которая пронзала и ее тело. Каким-то шестым чувством она поняла, что сейчас не имеет права ответить ему отказом, и покорно опустила руки.
