Эльмира Нетесова - Любимые не умирают
— Ну что ты меня воспитываешь, или я пью, или Кольку к выпивке приучала. Сама знаешь, в нашей семье никто не выпивал. А Колю Афган сломал. Когда начинаю с ним говорить о вреде спиртного, он в ответ, мол, сколько той жизни осталось? Может, завтра накроюсь. Хоть напоследок не пили. Бывает, часами сидит молча, неподвижно, как памятник. Уставится в одну точку не моргая, даже страшно, как каменный. Подойду, он не слышит, только когда за плечо начинаю теребить. Жуть берет, на него глядя, что натворила с человеком война! От прежнего Кольки ничего не оставила,— лила слезы Евдокия.
— У нашей сотрудницы там мужик погиб. Двоих детей теперь одна растит. Легко ли ей? Никто не помогает бабе! Жалко ее,— вздохнула Настя.
— Всех не пережалеешь, сердца не хватит. На земле слез и горя всегда больше, чем тепла. Вот и живут люди в слезах. Куда ни глянь, у всех беда об руку стоит. А мой Коля еще неплохой, меня слушается,— похвалилась Петровна и добавила:
— А если приведет бабу, куда денусь, приму, как и все другие!
...Но... Когда увидела Катьку, Евдокии стало не по себе. Девка сразу не пришлась по душе. Угловатая, корявая, будто из коряги топором вырублена. Лицо серое, улыбка вымученная, губы узкие, поджатые.
— И где такую откопал? Будто в комиссионке купил по сходной цене это чучело,— подумала Петровна и никак не хотела приглашать Катьку
в дом.
Оглядев бабу со спины, и вовсе расстроилась. Приметила плоскую задницу, кривые ноги и длинные, чуть ни до колен руки.
Евдокия плюнула вслед, сказав свое:
— Мартышка! Ни дать, ни взять страшило. Кого родит это чмо в перьях?
Евдокия заставляла себя приглядеться к невестке, найти в ней что-то хорошее. Может, она душевная, умная, добрая? Но едва Катька открыла рот, Петровна выскочила на балкон и долго приходила там в себя...
Катька показалась Евдокии тупой и безобразной. Таких, как эта невестка, она не видела и в самых глухих, заброшенных и забытых деревнях.
— Как же тебя угораздило жениться на ней? Или других девок не было? Это пугало никому не покажешь. Само уродство. Наши бабки, что во дворе на скамейках сидят, просто красавицы в сравненьи с твоею. Как жить станете? С нею на улице не покажешься. А уж рядом идти — срам сплошной.
— Я и сам от нее не в восторге!
— Верни в деревню, пока ее у нас никто не видел. Она же дебильная! — попросила на третий день.
— Мам, она беременная,— развел руками Колька и продолжил:
— Ну, пожалуйста, стерпись с нею.
Евдокия не смогла простить Катьке хамство.
- Ладно бы нагрубила путевая девка. Но эта... У нее в голове ни одной извилины, а туда же, скандалить вздумала скотина! Ну, я тебе устрою веселую жизнь, сама, бегом помчишься в свою деревуху,— окружила девку откровенным презреньем.
Может, Катька и ушла бы, будь у нее побольше ума и интеллекта. Но она, придерживаясь своей логики, решила держаться в городе до последнего, пока не родит. А уж потом, как Бог даст.
— В наше время девки гордость имели. Никогда не шли в дом парня без сватовства, свадьбы и росписи. Годами встречались, прежде чем согласие на замужество дать. А ты? Едва увидела Кольку и тут же отдалась!
— И не тут же, а через неделю! И не отдалась, а силой меня взял! Я не хотела...
— Если б не поддалась, ничего бы не случилось между вами. Сама его соблазнила,— не верила невестке Евдокия.
— Хорошо вам было выламываться. Ребят в деревне жило много. Ни тот, так другой сосватает. А теперь что? На три деревни один гармонист, да и тот хромой и старый. У него две жены померли. Самому уже за сорок лет поперло, а он в женихах ходит. И девки за ним гурьбой бегут. Какой-никакой, а мужчина. Другого, лучшего, просто нет. Вот и сиди на завалинке до самой старости. А кого дождешься? Оттого первому залетному, как подарку, рады. Проморгай, другая его окрутит. Уж такое невезучее наше время. Какая отказалась бы от сватовства и свадьбы с колокольцами, да не до них теперь! Девки, подружки мои, чуть ни отбили Николашку, стоило мне свой характер ему показать. А чем бы его взяли, да тоже подсунулись бы. И никто их не срамил бы. Уж чем за старого гармониста, лучше за Колю. А и он, если по совести, не красавец! Моя мамка увидела его и сказала, поезжай в город, глядишь, там и получше на твою долю человек найдется,— проговорилась Катька.
Увидев побелевшее, перекошенное лицо свекрови, поняла свою оплошку и схитрила:
— Только я Колю люблю и никто другой мне не нужен. Ребенка от него ношу. Как могу его лишить кровного отца? В нашей семье такого сроду не было. И Коля мне после Бога первый.
Евдокия, услышав это, облегченно вздохнула. А Катька спросила ее:
— А вас мужик сватал?
Катя, у нас с Андреем Ильичем все иначе получилось.
— Как у меня?
— Боже упаси! Я приехала в город и поступила в медтехникум, училась почти четыре года на фельдшера-акушера.
— Он вместе с вами учился?
— Мой муж учился в высшей школе милиции и не имел никакого отношения к медицине.
— А где ж вы его зацепили?
— Я не цепляла...
— Как отыскали его?
— Устроили новогодний бал. На него пригласили военных и милицейских курсантов, студентов институтов. Вот там я познакомилась со своим Андреем. Мы танцевали, веселились до утра. А потом он проводил до общежития и предложил вечером встретиться. Я согласилась.
— И вы сразу поженились?
— Катя, как можно? Мы не были столь вульгарны! Мы встречались три года. Дружили. А когда поняли, что наша дружба переросла в любовь, стали думать о совместном будущем.
Только думать? — вытаращилась Катька.
А как иначе? Порядочные люди так и поступают.
Три года встречаться, а потом думать, иль время вам девать некуда, иль мужик попался больной? Надо ж сколько терпел? — удивлялась искренне.
— Что терпел? — не поняла Евдокия.
— Знамо, что все ребята терпят,— ухмылялась Катька недвусмысленно.
— Пошлячка ты! — не сдержалась Петровна.
— А это что? — не поняла невестка.
— Грязная ты девка! Душонка твоя мерзкая!
— Не хуже вас! Пожили б теперь в деревне, не то запели б! Вы по три года дружили, а потом еще раздумывали. Не морозило вам задницы в зиму без дров, не скрипела изба в метель, а ведь на все мужские руки нужны. Да где их взять, коли в доме один мужчина и тот старик, без сил и здоровья. А чем мы ему поможем две бабы, мамка и я. Мамка уже вконец сорвалась. И грыжа наружу прет. Я не говорю о спине и ногах. Они давно в отказе. Вас бы на ее место, вот тогда поговорили б о мужиках и о нас, бабах. Не своим голосом взвыли б от такой жизни и закинули б парню голову глумить своими раздумьями. Заволокли б в избу и в ножки кланялись бы, чтоб взял вас в жены без промедлениев, без сватов и свадеб, лишь бы хорошим хозяином стал. Уж не до жиру, когда крыша прохудилась, прогнила и, того гляди, на головы рухнет. Всех насмерть позадавит. Я уж молчу про стены и полы, насквозь побитые грибком. Вот и мои ждали зятя умелого, трудягу. А где таких взять? Все девки о том мечтают. Но впустую, стареют на завалинках вместе с хатами. Кто кого переживет, неведомо. За себя я ничего не боюсь, а вот родителей очень жалко,— смахнула слезу Катя.