Елена Усачева - Игра по чужим правилам
– Жди здесь! – Лешка показался с другой стороны остановки и бодро покатил прочь.
В магазин, что ли, поехал?
Через десять минут он вернулся с целым сапогом.
Щукин светился.
– У меня сегодня мать каблук сломала, рассказывала, как чинила его около универмага. Там будка стоит. С тебя сто рублей за три гвоздя. Мастер сказал, что набойки надо ставить.
Ира закрыла рот.
– Давно сидишь?
– Час, наверное. А ты куда?
– Домой.
А ей-то как домой не хотелось. Там уже все пришли, работают оба телевизора, ванная занята, на кухне бедлам. Иру даже передернуло от представленной картинки.
– Замерзла, что ли?
– Есть немножко.
– Ну, пойдем ко мне. Я хотел новую игрушку попробовать. Ты в компьютерные игры играешь?
– У меня ноутбук, он тормозит все время. – Ира встала, с опаской наступила на чиненый каблук. Призналась: – И домой страшно не хочется.
– У меня уже мать пришла, – предупредил Лешка.
– А ты от Лики?
Щукин раздраженно сплюнул.
– Парщиков – трепло.
– Он считает, что правит миром.
– Это я ему морду поправлю, если снова будет трепаться.
Лешка медленно катил вперед, притормаживая или делая лишний круг, чтобы Ире не пришлось бежать. Они подошли к уже знакомой пятиэтажке, поднялись на третий этаж.
В прихожую им навстречу вышла низенькая полная женщина в теплом халате. Рядом с долговязым тощим Лешкой она смотрелась странно – ничего общего.
– Лисову помнишь? – Щукин устанавливал велосипед. – Чаю ей сделай, а то она замерзла. И представляешь – она тоже каблук сломала, я ездил в твою контору его чинить.
Мать, не успевая вставить слова, кивала. А потом, шаркая, ушла на кухню.
– Ну, проходи! – Лешка кулаком распахнул дверь, попав четко в трещину. – Что там Курбанова?
– Я ее не видела. Мы с Сергеенко…
– Ну да, вы же все по своим компашкам.
Он включил компьютер, музыкальный центр, вставил диск. Потянулся задернуть штору. Прокомментировал:
– Ходят соседи, смотрят в окна, потом матери докладывают, что я делал.
– А что ты делал?
– Смотрел в одну точку.
– Леша! – позвала мать.
– О! Чай!
Они перебрались в кухню. Щукин вытащил из духовки черный чугунок, стал перекладывать в тарелку рассыпчатую гречневую кашу. Снял со сковородки гренки. От еды Ира отказалась, сидела, грея ладони о бока чашки. Лешка ничего не говорил. Молчал. Быстро поев, вернулся в комнату, запустил диск с игрой и, забыв об Ире, стал быстро что-то набивать, звонко щелкая клавишей пробела.
Ира забралась с ногами на хозяйскую кушетку, прижала к щеке теплую чашку. Было хорошо от непривычного состояния ленивой неподвижности. Она просто сидела, вслушиваясь в щелканье клавиш, допивала чай, ни о чем не думала.
Лисова ушла, когда Лешкина мама из-за двери спросила, не надо ли гостье домой. Оторвавшийся от игры Лешка был хмур.
– Спасибо! – Ире хотелось сделать что-нибудь хорошее для Щукина, чтобы ему тоже было приятно с ней помолчать. – Зачтем сегодняшний случай за желание.
– Ты бы уже придумала чего-нибудь поинтересней, – буркнул Щукин и вдруг взял Иру за рукав пальто. Лисова замерла, испугавшись чего-то, чего сама не успела представить. – Курбановой не рассказывай.
– Спасибо! – снова повторила Ира и побежала на лестницу.
Ноги неприятно заныли, напоминая, что сегодня был непростой день. Она постояла, запрокинув голову, но звезд сегодня не было.
– Погоди! – Щукин выскочил, на ходу вдевая руки в куртку. – Чуть не забыл. Давай провожу.
Подходя к дому, Ира подумала, что не так уж и плохо, что Саши на самом деле нет. Пришлось бы с незнакомым человеком о чем-то говорить, напрягаться, стесняться. А так очень хорошо помолчали.
В подъезде было темно и смуро. Часы показывали десять. Слабым эхом всплыла мысль о Никодиме. Интересно, через сколько он ушел? Остается надеяться, что перед этим тоже основательно промерз.
– Ну, бывай! – махнул рукой Лешка. И не дождавшись ответа, ушел в темноту.
Ира втянула себя в подъезд, с трудом дождалась лифта.
Квартира встретила ее привычными звуками и запахами. Смешивая слова, бормотали два телевизора, в ванной лилась вода.
Какой странный день. Длинный. И все благодаря Саше. Жаль, что он закончился.
– Где ты была?
Лисова так устала, что пропустила тот момент, когда открылась дверь родительской комнаты. Отец стоял близко. Что-то у него было в лице, но понять это Ира не успела.
– Где ты шлялась так поздно?
Удар мазнул по голове, задел щеку. Ира почувствовала боль и на мгновение ослепла от испуга.
– Сколько раз говорить, чтобы ты предупреждала, куда идешь!
Хлопнула дверь. Ира вздрогнула. Отца в прихожей уже не было, а Ира все стояла, не понимая, что произошло. Он ее ударил? За что?
В руках была сломанная заколка. Голова звенела. Ира все поправляла и поправляла упавшие на лицо волосы.
Ее ударили. Сломали заколку. Любимую. Как жалко. Чем же она теперь будет закалывать волосы? Растерянность нарастала. Весь сегодняшный день провалился в трещину удара, утянув туда же и прежнюю жизнь. Все перестало быть понятным и знакомым.
В коридоре появилась перепуганная мама. Она словно боялась, что Ира сейчас устроит истерику с переворачиванием столов и разбиванием зеркал.
– Мама, – прошептала Ира и заплакала.
– Сама виновата, – беспомощно развела руками мама. – Довела отца. Мы уже невесть что думали!
Перед глазами снова потемнело. Это несправедливо! Ей даже объяснить ничего не дали.
Ира побежала в ванную. Как всегда, занято. Дверь на удивление легко открылась, от одного рывка. Непрочные винтики запрыгали по полу. Шваркнул оторванный шпингалет.
– Совсем больная, что ли? – повернулась от зеркала сестра.
Она была выше и сильнее, она не привыкла, что с ней спорят.
– Уходи отсюда! – налетела на сестру Ира. – Быстро!
– Да пошла ты!
– Убирайся! – вопила Ира, и сестра отступила.
– Придурочная, – прошипела напоследок. – Истеричка!
Что правда – то правда! Она такая! А сейчас будет еще хуже.
Ира шарахнула дверью так, что зеркала задрожали, а с подзеркальника посыпались тюбики с кремом. Холодная вода плеснула через край раковины. Обидно было все – и то, что ударил, и то, что мать не заступилась, и то, что не встретила Сашу, и то, что Катя выключила телефон, и то, что жизнь такая кривая, и то, что сестра такая злая, а Ира… уже и не понятно, какая она на самом деле…
Через полчаса Ира устала плакать. Она сползла по стенке ванны, устроилась на покатом дне. С бульканьем убегала вода. Парило. Клубы поднимались вверх, лениво заползали за штору.
В дверь стучали. Боятся за нее? Или спешат по счетчику посмотреть, сколько она потратила воды? Много. Она хочет, чтобы сегодня у нее всего было много-много воды, много слез, много горя. А вот родственников поменьше.
