Лора Флоранд - Француженки не любят сказки
Внезапно она вскочила на кровать, и ее лицо оказалось на одном уровне с его лицом. Когда на этот раз он поцеловал ее в губы, она сунула руки ему под рубашку. Там была майка. Проклятый идиот, зачем он надел ее? Но она устранила и этот барьер, задрав майку кверху.
Он снял с нее куртку, при этом ей пришлось убрать руки с его тела. Но он тут же схватил их и приблизил к пуговицам на своей рубашке.
– Я не могу тебе верить… – Она замолкла и поцеловала его, точно так, как он и мечтал, сделала это медленно, словно хотела наслаждаться его вкусом целую вечность.
– Чему ты не можешь верить? – спросил он возле ее губ, расстегивая пуговицы снизу, пока она расстегивала верхние. Но его руки вскоре забыли про пуговицы и начали гладить ее тело сквозь тунику. Он расстегнул ее надоедливый ремень, все время попадавшийся ему под руки, и бросил на пол.
– Неважно, – прошептала она, поглаживая его плечи. – Мне все равно.
Он не сумел промолчать – запротестовал, укладывая ее на кровать.
– Нет, важно. И тебе не должно быть все равно.
Его сердце бешено заколотилось – вот она, лежит и ждет его. Он снял с ее ног лодочки на плоской подошве, проведя ладонями по тонким легинсам, по стройным, упрямым мышцам, слишком тонким, но не слабым. Медленно сжал ее икры, более твердые, чем он ожидал.
– Скажи мне правду, – внезапно и резко спросил он, не глядя ей в лицо. – Ты больна? У тебя был рак? Сейчас все в порядке?
Молчание. Он ждал ответа, парализованный страхом, и не знал, как она отнесется к нему.
– Нет. – Ее голос звучал сердито. – У меня абсолютно все в порядке.
Он невольно прикинул, сколько калорий она съедала в его салоне. Если она больше ничего не ела, они мало что добавляли.
– А нормальную еду ты ешь?
– Нет. – В ее голосе слышался явный гнев. (Идиот, он все испортил.) – Я ем только самую лучшую в мире пищу. Впрочем, да, она включает также полезные фрукты и овощи. – Она не сказала «отстань», но ее тон явно намекал на это.
– Прости. – Он лег на нее и оперся на локти. – Просто я… – Его большой палец погладил ее скулу. У нее была мягкая кожа, а кость под ней крепкая и вместе с тем хрупкая. – Я просто… – Что он вообще собирался сказать?
Он снова покрыл ее поцелуями и на этот раз не старался делать это долго и медленно. Перекатился на спину и, не прерывая поцелуи, положил ее на себя, чтобы чувствовать тяжесть ее тела. Снова подвел ее руки к пуговицам на своей рубашке.
– Сними ее, – прошептал он возле ее губ. – Пожалуйста. Я хочу чувствовать твои руки.
Он раздумал снимать с нее одежду. Она-то, пожалуй, может наслаждаться им целый час, но про себя он точно знал, что проглотит ее, как только увидит голую.
Она оттолкнулась от его груди, надавив ладонями на его мускулы, и взглянула на него. Почему она не позволила ему зажечь свет? Он не сомневался, что она порозовела от смущения. Но она сидела на нем верхом, прижав колени к его бедрам. Его плоть заметно возбудилась.
Она наверняка смущена. Наверняка. И когда его бедра непроизвольно рванулись к ней, словно пес, спущенный с поводка, она прикусила зубами нижнюю губу. Желание сдавило его жестким кулаком. Он схватил ее пальцы, прижал их к своим пуговицам. Наконец-то она занялась ими.
Он все время думал, что возбудиться сильнее просто невозможно, а она неизменно доказывала, что он ошибался. Ее тонкие руки распахнули его рубашку, гладили по майке; она сидела на его возбужденной плоти, прижимая ее своим весом. Потом подняла кверху его майку, скользнула ладонями по его коже… желание сотрясало его, словно последнюю в стае дворняжку. Нет.
Нет, все было не так.
Желание сотрясало его как прекрасную искрящуюся звезду, от которой ей хотелось получать свет.
Он сел, чтобы она могла стянуть с него через голову рубашку, и они оказались лицом к лицу. Она по-прежнему сидела на нем верхом.
– Малышка, котенок, – прошептал он, погладил ее по плечам и, взяв за тонкие запястья, отвел от себя ее руки. – Можно я сделаю это несколько раз?
Она уткнулась лицом в ямку между его шеей и плечом и кивнула.
Глава 9
И все-таки другой причиной, почему она настаивала, чтобы они не зажигали света, было смущение. От смущения у нее покраснело не только лицо, но и все тело. На коже выступил жар – жар, какой Доминик произвел в ней.
Он сделал ее такой горячей. И такой теплой. Она не понимала его мотивов, не понимала, почему он выделил ее из множества женщин, но словно высохшая губка стремилась впитать его до последней капли – все, что ей удастся. Потом он, если захочет, может выжать ее и получить себя назад, но все равно у нее останется частичка его, и ей будет что хранить.
Еще она надеялась, что и он что-то получит от этого.
Она отвернулась от его горла и покрыла поцелуями эти широкие плечи. Зачем шоколатье и кондитеру такие плечи? Да, его труд физический, но в этих плечах чувствовалась чудовищная сила; такие плечи бывают у каменщиков или спортсменов, серьезно занимающихся гимнастикой. Она сжала руками его бицепсы и даже попробовала их упругость. Перед встречей с ней он принял душ и смыл весь шоколадный запах, вызывавший у нее ощущение домашнего уюта. Тут, ночью, от него пахло только им, ну разве что чуть-чуть какао, совсем неуловимо. Она могла обнюхать все его тело и найти только его. Запах совершенно новой территории.
Так почему же она чувствует, что в таком месте ей хочется жить?
– Жем. – Смягченный вариант ее имени дрожью отозвался в ее теле.
– Что? – прошептала она, водя губами по его груди, которая вздымалась и опускалась.
Он схватил ее за бедра и сильно прижал к себе.
– Ничего. – Он погладил ее по спине сквозь ткань. – Мне просто нравится называть тебя так. – Он сжал ее бедра. – Произнеси мое имя.
Она прижалась лицом к его груди, и он почувствовал ее усмешку.
– Месье?
Он сердито впился пальцами в ее ягодицы.
– Не смешно.
Правда? Что ж, возможно, у нее своеобразное чувство юмора.
Он взял ладонями ее щеки и посмотрел на нее в темноте долгим взглядом.
– Ну, может быть, немного смешно, – уступил он. – Тогда как-нибудь в другой раз.
Значит, для него это не разовое развлечение? В другой раз они, возможно, будут играть в эротические игры? Но, может быть, «в другой раз» – всего лишь фигура речи… Она вдруг обхватила его руками, прижалась к нему, словно хотела вместить в себя весь жар его тела.
Вероятно, она сдавила его сильнее, чем думала, и почувствовала, как он резко выдохнул. Потом задрал ей тунику и провел ладонями по ее голой спине. Джейми задрожала. Его руки такие грубые! И такие огромные. Такие… нежные. Все ее тело хотело возопить, словно обожженная зноем земля о дожде, о той силе и той нежности, словно он мог исцелить все ее недуги и раны.
