Татьяна Тронина - Магнолии, девушка, солнце…
Пена внезапно поднялась шапкой и с шипением стала стекать по облупленным бокам кастрюли. Виталик не шелохнулся, и тогда Марусе пришлось поспешно убавить огонь.
– Вот ты, Манюня, конкретно ты – счастлива?
Она улыбнулась:
– Да-а…
– И ты не думаешь о том, что рано или поздно твое счастье кончится?
– А почему это оно должно кончаться? – обиделась Маруся.
– Да потому, что в этом мире все настолько ненадежно и шатко, что ни на что надеяться нельзя! – с досадой заявил Виталик и опять почесал живот с круглым, вывернутым наружу пупком.
– И что ж мне теперь – сидеть и тоске предаваться, как ты? Ну, пускай, все конечно, все ненадежно, но я хоть одному дню, но порадуюсь! – упрямо возразила Маруся. – Вон мотылек… – Она указала на ночную бабочку, бившуюся в окно. – У него и жизни-то – всего день! Но он все равно что-то делает, выполняет какую-то программу…
– Вот именно – программу! – Виталик поскреб теперь уже поясницу. – А я человек, я понимаю, что программу в меня вложили, а на самом деле – ничего нет. Ничего! Холодным разумом оцениваю действительность – суета сует и томленье духа!
– Что же делать?
– Я же говорю – не знаю. Иногда думаю – лучше бы вообще не рождаться… И зачем я родился, а? Чтобы с муками, страданиями, постоянно преодолевая какие-то препятствия, оттрубить свой срок на земле и уйти в могилу? Зачем начинать, если конец давно известен?!
– Виталька, не надо… По сути, ты прав, но если обо всем этом думать, то можно с ума сойти! – умоляюще протянула к нему руки Маруся.
– Я не хочу умирать. Есть только единственный выход, чтобы избежать этого, – не рождаться, – мрачно вещал Виталик. – Но мне не повезло – я все-таки появился на свет божий и теперь вынужден испить эту чашу до конца. А зачем? Господи, зачем? Я не вижу никакого смысла в этой жизни! Я, словно осел какой, тащу на себе груз, не в силах сбросить его!
Маруся ушла к себе в комнату. Ей было не по себе – и от встречи со своим «турецким кошмаром», и от мрачных Виталиковых монологов… Она набрала на мобильном номер Арсения.
– Алло! – весело отозвался тот. У Маруси моментально потеплело на душе.
– Сенечка, я у себя! Так что не жди меня сегодня, я завтра приеду!
– Ну-у… – огорченно запыхтел тот. – Тогда я к тебе приеду!
Он не мог без нее, совершенно не мог. Даже одна ночь врозь была для Арсения Бережного катастрофой.
– А что за шум там? Ты где, на работе?
– Нет, мы уже закончили, посидим полчасика с ребятами в кафешке – это неподалеку от метро «Парк культуры»… Ты не против?
– Да ради бога! – великодушно ответила Маруся.
– Спасибо, Марусечка! Я тогда позвоню тебе перед выходом!
– Хорошо. Пока!
Она нажала на кнопку «отбоя». Вышла в коридор с электрическим чайником, чтобы набрать на кухне воды. Из комнаты Алевтины Климовны неслось:
– …в устойчивую теплую погоду плоды и ягоды сушат на солнце. Их размещают на листах фанеры или картона и ежедневно переворачивают, чтобы не прилипали друг к другу. При этом их следует прикрывать марлей, а на ночь убирать, чтобы они не вымокли от росы…
Маруся замерла, прислушиваясь. «Надо же, сколько возни! – машинально подумала она. – Переворачивать эти плоды с ягодами каждый день, на ночь в дом затаскивать…»
– …другой более удобный и быстрый способ – русская печь. В печи устанавливают эмалированный противень, на который насыпают плоды или ягоды. То же самое горожане могут сделать в духовке с приоткрытой дверцей! А теперь поговорим об использовании консервантов. Отличным природным консервантом является солодка голая, то есть лакрица. Солодка голая – многолетнее травянистое растение из семейства бобовых…
– Тьфу ты! – услышала Маруся раздраженный голос Алевтины Климовны. – Будут они мне про дрянь всякую рассказывать!
Она щелкнула пультом. «Ну как же, солодка-то – голая!» – усмехнулась Маруся. Телевизор замогильным голосом принялся вещать:
– …Анима Мунди в переводе с латыни означает буквально – «Мировая Душа». Понимается в своем высшем аспекте как Нирвана, в низшем – как астральный свет. Анима Мунди – это субстанция, которая проникает и пропитывает все, включая все семь планов чувствования и сознания, одушевляя и наполняя их своим трансцендентным сознанием…
Судя по всему, Алевтина Климовна прилежно слушала все эти мудреные рассуждения. «Анима… аниматор», – пробормотала Маруся. Ей снова стало как-то не по себе.
– Алевтина Климовна, к вам можно? – крикнула она, поставив чайник прямо на пол.
– Маруся, заходи…
Вся комната у соседки была завешана картинами, вышитыми из бисера. Цветы, цветы, цветы…
– Виталий совсем распоясался, – сообщила ехидно Алевтина. – Тебе повезло, что ты здесь не живешь! Давеча такое отмочил…
– Алевтина Климовна, он несчастный человек…
– Ирод он, вот кто! – Соседка щелкнула ножницами, склонившись над очередной картиной, и серебряная цепочка у ее щек возмущенно затрепетала.
– Не обращайте внимания.
– Я тебе вот что скажу, Маруся. Все мужики – сволочи. Да! Никому нельзя верить. Слава богу, что я одна и никто мне нервы не мотает. А то сидел бы сейчас рядом какой дурак, изводил меня всякими глупостями… – Алевтина сделала звук у телевизора потише, повернулась к ней всем корпусом. – Ты знаешь, Маруся, я ведь очень рада, что смогла избежать уз брака!
– Неужели? – вздохнула Маруся.
– Клянусь! – Алевтина перекрестилась рукой, в которой были зажаты ножницы. – А ведь тогда, тридцать лет назад, рыдала, удавиться хотела! Какая ж я была дурочка… Если б я была замужем, то, может, давно бы в могиле уже лежала! Эти мужики, они так допечь могут…
– Ну, не все они плохие… – попыталась возразить Маруся.
– А ты вспомни-то этого, первого своего, как его там… Евгения! Что, скажешь – он хорошим мужем был?
Во-от! Я теперь думаю – с Модестом у меня бы тоже ничего не получилось.
Историю про Модеста Павловича Фокина Маруся слышала раз сто, не меньше, но сейчас она прилежно сидела возле Алевтины – так ей не хотелось оставаться одной в комнате.
Часы на стене показывали половину первого ночи.
– …я по тем временам не совсем молоденькой была – двадцать семь лет. Тогда ведь как: если замуж до двадцати не вышла, то вроде старой девой в народе считаешься… Предрассудки! Но я твердо знала, что выйду только за любимого. Я ждала своего принца, – Алевтина Климовна отвернулась и протерла очки белоснежным платочком. – И дождалась! Модест был мужчина видный…
Внешность Модеста Фокина Маруся тоже знала наизусть. Наверное, если бы она встретила этого человека на улице, то сразу бы узнала его, несмотря на то, что описание было тридцатилетней давности.
