Диана Чемберлен - Ревность
Но сегодня он ответил уклончиво.
– В последнее время ей стало хуже. Намного хуже.
Комната миссис Сент-Джон была маленькой и совсем пустой, если не считать распятия над кроватью и вазы с цветами на столике. Ивен посылал ей цветы каждую неделю, но их запах не мог заглушить зловония: пахло хлоркой и мочой.
Миссис Сент-Джон сидела на кровати, вытянув ноги поверх одеяла, ее бесформенное желтое платье задралось до пояса. Редкие седые волосы неряшливо свисали с розового черепа.
– Ты проклятый ублюдок, – сказала она, когда Дэвид и Ивен вошли в комнату. – Я говорила тебе, что суп отравлен.
– Мама, это я, Ивен. – Ивен наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. Она оттолкнула его, упершись костлявой рукой ему в грудь. Ивен вытащил из-под нее одеяло, накрыл ноги и сел на край кровати. – Ты помнишь Дэвида? – спросил он.
– Здравствуйте, миссис Сент-Джон. – Дэвид присел на оранжевый стул рядом с дверью. Она действительно выглядела хуже, хотя трудно было определить, в чем это выражалось. Может быть, злее? Враждебнее.
– Ты и есть тот парень, который ведет его прямиком в ад, – проворчала она, показывая на Дэвида пальцем.
Дэвид улыбнулся.
– Я друг Ивена. Мы вместе играем в теннис. – Этот разговор повторялся у них при каждом посещении, хотя сначала казалось, что она понимает, о чем идет речь.
– И вы вместе попадете в ад.
– Отец Гленн навещал тебя на этой неделе? – спросил Ивен.
– Кто?
– Отец Гленн. Он приходил?
– Что с твоими волосами? Ивен вздохнул.
– Послушай, мама, я хочу тебе сказать, что я еду в Южную Америку на пару недель. Меня ждет там кое-какая работа…
Она наклонилась вперед и плюнула Ивену в лицо.
Дэвид вздрогнул. Может быть, ему в самом деле не стоило приходить.
Ивен достал из кармана платок и вытер щеку.
– Я вернусь восьмого августа. Как раз перед твоим днем рождения.
– Ты был грешником с того самого дня, как я понесла тебя. Ты пинал меня, перекручивал мои внутренности. – Она опять начала задирать свое платье, но Ивен держал ее за руки.
– Ты никогда не носила меня, мама. Я приемный сын, ты вспомнила? – Он встал. – Я вернусь к твоему дню рождения.
Когда они выходили, она завыла. Услышав этот вой, Ивен закрыл глаза. Он молчал, пока они не сели в машину Дэвида.
– Мне очень жаль, Ивен, – сказал Дэвид. Ивен откинулся на сиденье.
– Я хочу, чтобы она умерла.
– Ты так не думаешь, Ивен.
– Я так думаю. Я хочу, чтобы она умерла, пока у меня сохранились два-три хороших воспоминания о ней. Если так будет продолжаться, у меня их не останется.
Может быть, Ивен был прав. Его мать страдала, дальше будет все хуже и хуже. Если Ивен желает ей смерти, значит, и Дэвид должен этого желать. Потому что после Шон Ивен был самым близким ему человеком.
9
В зале ожидания аэропорта им пришлось занять разные места. Первый перелет должен доставить их в Майами. Там они пересядут на самолет, следующий в Лиму. Из Лимы, уже на небольшом самолете, перелетят в Икитос. Шон подавляла вся эта маршрутно-пересадочная суматоха. Столько мороки, чтобы приехать туда, куда она меньше всего стремилась попасть.
Она сидела, зажатая в углу, рядом с седовласой женщиной с маленьким ребенком на руках. Тот постоянно плакал. Женщина перебрасывала хнычущего ребенка с одного колена на другое, сжимая в руках билет на самолет, и Шон тщетно пыталась разглядеть на билете номер посадочного места, надеясь оказаться в самолете как можно дальше от этой пары.
Она вытянула перед собой одеревеневшие ноги. На ней был теплый шерстяной костюм, натянутый поверх шортов и майки; поездка предстояла долгая, и она хотела чувствовать себя посвободнее. Дэвид сидел в соседнем ряду напротив, в коричневых хлопчатобумажных брюках и синей полотняной рубашке; так и должен был выглядеть солидный занятой человек при подобных обстоятельствах. Никто не скажет, что мы – супружеская пара, подумала она. Никто не догадается, что мы едем в одно и то же место. Новый фотоаппарат Дэвида, купленный специально для поездки, стоял у ножки его кресла. Аппарат находился в небесно-голубом футляре, водонепроницаемом и снабженном устройством, которое удержит его на плаву, коли он свалится в воду.
Он уже погрузился в чтение романа в мягкой обложке. «Убийство в квартале Б». Заголовок сверкал кроваво-красными буквами на белом фоне. Дэвид выглядел человеком, находящемся в отпуске. По пути в аэропорт она заметила, как напряженное выражение сменяется у него на лице беспричинной рассеянной улыбкой. В то время как каждый мускул ее тела готовился к встрече с опасностью, Дэвид расслабился, как лист на ветру.
Роман, который Шон держала на коленях, был открыт на первой странице, и хотя она прочла первый абзац четыре раза, она не могла бы сказать, о чем там шла речь. В последний раз, когда она ждала рейса на Перу, три долгих года назад, она была вооружена кипой путеводителей по Икитосу, картами района Месеты, гидрологическими картами. На этот раз она оставила все это дома. Вполне преднамеренно. Ей хотелось, чтобы это путешествие как можно меньше походило на предыдущее. Она обрадовалась, когда Тэсс сказала, что в Икитосе они надолго не задержатся. Никаких отелей. Никакой возможности получить по телефону известие, способное разрушить ее жизнь.
Эта поездка и на самом деле была другой. Тогда экспедиция состояла всего из двух человек – ее и Ивена. Она вспомнила, как сидела рядом с ним в аэропорту – кажется, возле этого входа, – предвкушая предстоящие приключения. Вспомнила, как ей хотелось, чтобы Дэвид поехал с ними, но он не смог взять отпуск. Вечером накануне отъезда они поехали поужинать. Она давно уже не вспоминала ту ночь, ту невероятную ночь. На этот вечер они одолжили у приятеля моторную лодку и после ужина поплыли на ней вдоль берега залива. Бросили якорь, легли на одеяло, покрывавшее деревянное дно лодки, и смотрели на звезды. И занимались любовью. Дно лодки было перекрыто деревянными перекладинами, и они знали что синяков им не избежать. Особенно у него на спине и у нее на ногах. Синяки проступали мгновенно, заметные даже при лунном свете.
Они говорили о том, что будет означать для них разлука. За все время брака они никогда не расставались более чем на несколько дней. Они зависели друг от друга. Ей было страшно. Она боялась не зависимости от Дэвида – в этом не было греха, – но соседства с Ивеном: она окажется с ним рядом, так и не сумев преодолеть влечения к нему. И это несмотря на то, что он стал почти членом их семьи, несмотря на его тесную дружбу с Дэвидом. Шон не могла заставить свое тело не реагировать на его присутствие. Она должна была осознать тот факт, что любила сразу двух мужчин, но могла жить только с одним из них.
