Измена. Боль моего сердца (СИ) - Янова Екатерина

– Я ему давала капли от животика, не помогло. И массаж я ему делала, и чего только не делала, – всхлипывает опять. – Я ужасная мать. Ничего не могу, – отчаянно закрывает лицо руками.

Такая она сейчас нежная, ранимая. Поцеловать бы её, залюбить и успокоить. Но… в нашей реальности это недоступно.

И всё же не могу удержаться. Сажусь рядом с ней.

– Ты прекрасная мать, Маш, – притягиваю в объятия, она поддаётся.

А я млею. Прижимаюсь трепетно губами к её лбу, жадно втягиваю запах волос. Нежность разливается внутри, врачуя душевные раны.

Знаю, эта анестезия ненадолго. Скоро Машка придёт в себя, и снова я буду получать от неё только яд и презрение.

– Если бы не ты, у нас бы ребёнка вообще не было. А теперь мы справимся, – пытаюсь её успокоить.

Каменеет в моих руках. Ну вот, минута слабости прошла.

– Мы? – спрашивает с хриплым стоном. – Нет больше нас.

Отстраняется.

И снова за грудиной сжимает сожалением и отчаянием.

– Маш, давай так, пусть как пара мы теперь под вопросом, но как родители “мы” есть. Ты ведь сама видишь, что по-другому малыша не воспитать. Он маленький, но уже требует маму и папу рядом.

– Мне кажется, ему только папа нужен, – заявляет Машка с ноткой обиды. – Видишь, у тебя на руках он сразу замолчал, а мне три часа концерт устраивал. Чего я только не делала, осталось только к потолку взлететь.

– Дурочка, – усмехаюсь. – Он у нас умный мальчик, и хочет рядом обоих родителей. Вот и всё. Держи его, я пойду, наведу ему нужную смесь.

Но стоит мне отдать сына Машке, как он снова начинает выгибаться дугой и орать.

– Вот видишь! – психует Маша. – Это мужской сговор! Даже в таком возрасте! Как вы это делаете? – сокрушённо взмахивает руками.

– Прости, тут я бессилен, – невольно улыбаюсь.

– Какая банка, голубая? – зло вытирает слёзы.

– Да. Она в правом шкафчике стоит.

– Пойду, наведу смесь нашему капризному падишаху!

Выходит, а я заглядываю в глаза сынуле.

– Не знаю, как ты это делаешь, но я тебе безумно благодарен, – прижимаю его крепче к груди, втягиваю сладковатый запах младенца.

– Кря, – издаёт забавный звук сын.

– И я тебя очень люблю…

Богдан накормлен и спит. Правда, спит он только на руках. У меня. Стоит мне только двинуться к кроватке, как тут же раздаётся недовольное кряхтение, за которым следует плач.

– Маш, иди, ложись. Я с ним буду. Как видишь, я в заложниках, – обречённо улыбаюсь.

– Да. Не ты один, – недовольно. – Но я подумаю об этом завтра, потому что сейчас я просто валюсь с ног.

Уходит в спальню, укладывается. А я продолжаю расхаживать со спящим Богданом на руках по комнатам. Через некоторое время захожу в спальню.

Маш спит. Замираю, любуясь любимой женщиной.

Бесподобно нежная, красивая моя девочка. Как несправедливо это всё.

Подхожу ближе. Непослушная прядь упала на лицо. Рука дёргается в порыве убрать, но… Замираю.

Не буду трогать. Не хочу разбудить. Просто устало опускаюсь на пол рядом с кроватью. Перехватываю удобнее сына, откидываю голову на кровать рядом с Машкиной ладонью. Прикрываю глаза и млею оттого, что снова могу быть рядом с женой и сыном. Хотя бы так…

Глава 33.

Богданчик всё же заболел. Проснулся он уже с температурой, которую никак нельзя списать на обычный детский перегрев. И теперь уже второй час орёт на разрыв.

У ребёнка явно что-то болит. И вот теперь в панику впал даже я. Это ужасно, когда твой крохотный родной комочек так кричит, ему плохо, а ты не знаешь, чем помочь. Страх и бессилие скручивают внутренности. Доктор вызван, но идти к нам он явно не торопится.

А Богдану всё хуже. Температура только что переползла за тридцать девять. Жаропонижающий сироп сын выплюнул, ещё и срыгнул обильно. Поэтому мало шансов, что подействует. Ещё и сыпь какая-то странная вылезла.

– Свят, что делать? – хватается за голову Машка. – Может, жаропонижающую свечку? В попу?

Кривлюсь от этой мысли. Не хочется делать малышу больно, но…

– Или укол?

Эта мысль ещё более неприятная, но… А что делать?

Раздаётся звонок в дверь.

– Врач! – подскакиваем мы с Машкой оба.

Да, это он. Осматривает ребёнка, хмурится. От манипуляций Богдан плачет ещё надрывнее, а когда врач придавливает его ушки, просто переходит на сверхзвук.

– Что с ним? – дрожащим голосом спрашивает Маша.

– Похоже на отит. Когда воспаляются ушки, температура бывает очень высокой. Точнее покажут анализы. И вообще, вам нужно стационарное лечение. Дома вы не справитесь.

– Стационарное…, – хватается Маша за сердце.

– Так, малышка, не переживай, – за неё пугаюсь значительно больше, чем за Богдана. – Я лягу с ним в больницу сам.

– Нет, так нельзя, – трясёт головой Маша.

– Да-да, – кивает врач, – папочек в детском отделении отродясь не видели.

– В смысле, – смотрю на педиатра, как на идиотку. – Я что, не родитель? В чём дело?

– Родитель, конечно, но… Понимаете, там палаты двух-трёх местные. А мамочки в основном кормящие. Они будут вас стесняться, и вообще…

– Платные палаты там есть?

– Наверное, точно не знаю.

– Узнайте. Нам нужна индивидуальная.

Врач всё ещё смотрит на нас, как на инопланетян. Злит меня. Возможно, это и редкость, но всё же.

– Свят, не нужно. Я смогу справиться, – не слишком уверенно выдаёт Маша.

– Как? – начинаю злиться сильнее. – Я же вижу, тебя уже передёрнуло от мысли вернуться в больничные стены. Но не это главное. Не забывай о своём лечении. У тебя сегодня через два часа капельница. Медсестра приедет. Не будет же она тебе капельницы в детском отделении ставить?

– Нет. В патологию новорождённых никого не пускают, – категорично заявляет педиатр. – Поэтому прямо сейчас решайте, кто из вас будет лежать с ребёнком. Это не шутки.

– Хорошо, всё понятно.

– Я сейчас сделаю укол ребёночку, собьём температуру. А потом выпишу вам направление на госпитализацию. И езжайте в отделение как можно скорее.

Педиатр уезжает. Через некоторое время температура у Богдана спадает, и он, наконец, засыпает. Мы с Машей собираем всё необходимое для малыша. Маша хлюпает носом.

– Маш, нужно успокоиться, – пытаюсь приобнять её за плечи. – Всё будет хорошо.

Кивает, выкручивается, на меня не смотрит, складывает дрожащими руками ползунки, боди. Уже двадцатые по счёту.

– Маш, нам не нужно столько вещей, – убираю половину. – Самое необходимое нужно собрать.

– Вот, – начинает всхлипывать сильнее. – Я даже вещи собрать не могу.

– Маш, что тебя так беспокоит, скажи? – хмурюсь, потому что реально не понимаю.

– Я не могу объяснить! – бросает с психом вещи на кровать. – Я просто не мо-гу!

– Маш…

– Я чувствую себя ущербной! Я… Я ничего не могу! Я так хотела ребёнка, а теперь… Я не понимаю, что происходит. Я не хочу тебя видеть, но и без тебя не справляюсь! Мне с тобой плохо, а без тебя ещё хуже! Я не знаю…, – мучительно сжимает виски.

– Маша, давай так, – беру её за плечи, слегка встряхиваю. – Давай попробуем сосредоточиться сейчас на здоровье. Ты на своём, а я – на здоровье Богдана. Пока мы будем лежать в больнице, ты отдохнёшь, придёшь в себя, восстановишься, наберёшься сил. А когда мы все будем чувствовать себя лучше, начнём решать проблемы наших семейных отношений. Согласна?

– Да. Ты прав. Ты, чёрт возьми, опять прав! – злится, а я всё не могу понять, почему.

Выдыхает несколько раз.

– Всё, я успокоилась. Только…, – снова слёзы. – Я не хочу оставаться одна… Я тут чокнусь!

– Ты не будешь одна. У нас есть телефон и видеосвязь. Вспомни, как мы часто и много общались, когда ты лежала в больнице, а Богдан был здесь со мной.

– Да, – горько усмехается. – Но тогда я не знала, что ты… Ну, ты понял.

– Маша, – смотрю на неё строго, – мы сосредотачиваемся на здоровье.

– А ты думаешь, эти мысли легко отключить?