Богатая и любимая - Елена Зыкова
— Фатима, спроси у него адрес семьи шкипера. Она-то не пропала.
Фатима спросила. Оказалось, что, отчаявшись дождаться мужа с моря, жена Хуана взяла детишек и подалась к своей родне в Португалию, в городок Гуарда.
— А зачем тебе понадобилась семья шкипера? — спросил, уже выйдя из клуба, Греф. — Ведь они-то верняком ничего не знают.
— Если эта катастрофа мистификация, то Хуан может оказаться дома.
— Даша, Владимиру Дмитриевичу не было никакого смысла устраивать мистификации. Если только он не решился утопить свою стерву жену.
— Вот видишь, причины, значит, могли быть.
К вечеру спала изнурительная жара, и улицы Барселоны ожили. Открылись двери бесчисленных кафе, бистро и баров, которые днем Даша даже не заметила. Она собралась побродить по улицам, но упрямый Греф желал посетить только ресторан, причем потребовал у Фатимы назвать самый шикарный.
Фатима указала ресторан, получила свой гонорар с незначительным превышением и, пританцовывая на ходу, убежала. Пташка божья жила так легко и беззаботно, что Даша даже позавидовала.
К десяти часам она переоделась, и, когда Греф зашел к ней в номер, он окинул ее критическим взглядом с головы до ног, но сказал одобрительно:
— Ну вот, теперь похожа на женщину.
Портье уже вызвал такси, и они поехали в ресторан, указанный Фатимой. Девчонка то ли наврала специально, то ли не поняла, чего от нее требовали. Ресторан оказался шикарным по интерьеру — официанты в белых перчатках и наваливались на клиентов целой бандой разом, по пять человек. Цены запредельные. Скука и тоска несусветная. Немногочисленные посетители беседовали на полутонах, и музыки никакой не было. В конце концов Греф смекнул, что они попали в элитарный ресторан, для публики предельно богатой, избранной, аристократического настроя. Сидеть среди этих снобов Греф решительно не пожелал. Да и Даша затосковала.
Кое-как дожевав заказанное блюдо, они расплатились и выкатились на улицу.
Вот здесь-то оказалось и весело и дешево! Со всех сторон ревела музыка, на маленьких площадях танцевали, и главное — нигде не чувствовалось напряжения, никто не боялся нападения хулиганов или какой иной неприятности. О пьяных драках здесь, видимо, и не помышляли, хотя под хмельком были многие.
Курсируя неторопливо от кафе к бару, от бара к бистро, выпивая где чашку кофе, где стакан вина, Даша и Греф слонялись по улицам почти до утра, пока ноги не отказали. Они добрались до своего отеля и разошлись по номерам.
В два часа пополудни следующего дня самолет местной компании перенес Дашу и Грефа на юго-запад, на Канарский архипелаг, остров Тенерифе. Расстояние до острова оказалось незначительным — уложилось всего в одну бутылку коньяка.
Дорохов очень не любил Лидию Сотоцкую, хотя и признавал за ней недюжинные деловые таланты. ОН знал по сообщениям своих стукачей, что Сотоцкая отвечает ему такой же неприязнью, перемешанной со страхом, — все же Дорохов был вторым человеком при исчезнувшем президенте и благоволил к Даше, будущему президенту. Поэтому, когда Сотоцкая со своей обычной бесцеремонностью напросилась к Дорохову домой, он приготовился к тяжелому и неприятному разговору.
Сотоцкая явилась с букетом роз — пышная женщина, источающая дух бравого оптимизма и острый запах приторных духов. Поздоровалась и крикнула в коридор:.
— Мария Афанасьевна, мне бы кофеечку!
— Сейчас, сейчас, Лидочка! — Наивная душа Мария Афанасьевна считала Сотоцкую подлинно современной женщиной и настоящей москвичкой (теща Дорохова была родом из деревни под Тамбовом), полагала, что эта блистательная дама душой и телом предана и фирме, и Дорохову, а потому очень ее любила.
Сотоцкая рухнула в кресло и спросила:
— Вы ведь знаете, Юрий Васильевич, что я прямой, пусть и грубоватый человек?
— Знаю. К сожалению.
— И что я не скандалистка, не любительница интриг и борьбы ногами под столом?
— Тут бы я воздержался от комментариев.
— Не лукавьте. Вы ни разу не поймали меня на организации интриги за шесть лет совместной работы.
— Скорее всего, плохо ловил.
— Пусть так, но сейчас я буду говорить прямо.
— Слушаю.
Юрий Васильевич, эту зыбкую ситуацию на фирме с призраком отца Гамлета, то есть с нашим новымпрезидентом, пора решительно прекращать!
— Почему?
— Люди нервничают. Плохо работают. Все не уверены в завтрашнем дне. Наши деловые партнеры заняли выжидательную позицию и снизили деловую активность. Мы уже несем убытки по сравнению с прежними временами. Заперт генеральный сейф, а — там хранятся документы, которые порой требуются для работы. Это нездоровая атмосфера для продуктивной работы.
— Чего вы хотите?
— Большинство членов малого совета желает, чтоб Дарья Муратова получила свой пай, завещанный братом, и убралась восвояси, в свою Сибирь. Пай Кати Муратовой может оставаться на фирме до ее совершеннолетия, он только увеличится, что тоже неплохо. Мы решили, что предложить такой маневр Дарье Дмитриевне можете только вы.
— Допустим, — неторопливо ответил Дорохов. — А как быть с креслом президента? Кто его займет?
— Совет может внести коррективы в наш основной учредительный устав. И сделать должность президента выборной. Хоть на общем собрании акционеров, хоть только на совете.
— И кого же выберет совет президентом?
— Как — кого?! — фальшиво изумилась Сотоцкая. — Вас, конечно!
— Лихо, Сотоцкая! — с восторгом одобрил Дорохов. — Я бы завизжал от любви к вам, если бы не видел вас вчера в больнице. Ну, вынюхали у врачей, когда я подохну? Какие сроки жизни мне определили?
— Господь с вами, Юрий Васильевич! — ужаснулась Сотоцкая. — Да, я была в больнице по поручению совета. Да, беседовала с вашим врачом. Но вопросов о сроках вашей жизни не задавала! Это было бы просто цинично! Врач сказал, что ваше состояние стабильно, и никаких серьезных опасений не высказал.
— Хотелось бы верить. Только я вас все равно разочарую. Через две недели Дарья Муратова приходит на фирму и приступает к исполнению своих обязанностей.
— Даже так?
— Только так. У нее, вместе с Катей Муратовой, самый большой пай. Контрольный пакет акций. Не дергайся, Лида. Тебе ее не свалить. И я пока еще жив. А у меня второй по величине пай в акциях
