Алекс Стюарт - Фиктивный брак

Или послать телеграмму?

Бродя по саду среди цветущих грушевых деревьев, он представлял себе, как сделает либо то, либо другое.

По-приятельски озорное?..

И все-таки более откровенное?..

А может, лучше телеграмма?..

Одно он решил твердо: он должен вернуть Джой.

2

С чем мы его и оставим.

Вернемся в приемную на Харли-стрит, где человек, кольцо которого носит Джой, предлагает ей:

— …не кажется ли вам, что будет легче, если мы станем друзьями?

Не дожидаясь ответа (лишь краем глаза заметив, как слегка расширились от неожиданности ее глаза цвета японского ириса), он продолжал тем дружеским тоном, каким говорил раньше только с матерью и с племянником:

— Послушайте, представьте себе, что не существует этого дьявольского условия, которое позволяет мне получить практику. Или, скажем… — Тут он позволил себе легкую улыбку. — Что я уже женат. Женат на другой, и Персиваль Артур — мой сын. И что теперь Мы собираемся во Францию, и вы едете с нами просто продолжать работать. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Вы имеете в виду, что я еду в качестве вашей секретарши.

— Совершенно верно. Ну, так же, как и здесь. Там мы будем представлять одну из многих маленьких колоний англичан, которые повсюду встречаются на Ривьере. И в этом качестве мы должны сблизиться — почти как семья. Мы должны подружиться — ну, как вы с мальчиком.

— Да, — согласилась Джой. Она произнесла лишь это слово, но мысленно добавила: «Но что же делать? Персиваль Артур — милый мальчик, а вы — зрелый мужчина того типа, который я нахожу несимпатичным. Мне нравится Персиваль Артур; когда он болел, я ухаживала за ним, как поступила бы любая женщина на моем месте, кто бы ни болел: мужчина, женщина, ребенок. Мы сближались с ним постепенно, уже много недель мы приятельствуем. Вы же — просто человек, за которого я должна выйти замуж, и я не понимаю, почему вы хотите другого к себе отношения?»

Рекс Траверс опять заговорил, легкими и решительными шагами расхаживая по тесной приемной. Два шага — поворот, два шага — поворот, и Джо подумала: «Лучше бы он сел! Заполняет собой комнату, и мне кажется, что меня заперли в одной конуре с датским догом».

— Да, вот что я хотел сказать. Воспринимайте это именно так, по крайней мере, когда мы вдвоем. За границей не будет так уж плохо! Многие англичане добровольно выбирают жизнь там. Может быть, нам посчастливится встретить людей более интересных, чем… пациенты. Вы умеете плавать?

— Да. И очень люблю.

— Хорошо! Там все условия для этого. — Ободрительные ноты в его голосе тяжело подействовали на Джой. Она подумала: «Он разговаривает со мной как со своими старыми глупыми пациентками. „А вы вообще любите возиться в саду, леди „Прошлый век“? Прекрасно! Занимайтесь своим садом и вообще всем, что заставляет вас находиться на свежем воздухе!“» — Вы обнаружите, что там есть чем заняться. Я слышал от матери, что вы не питаете отвращения к домашнему хозяйству, ведению дома и вещам такого рода.

— Да, я люблю заниматься домом.

— Отлично! — воскликнул он, не предполагая, что в ее душе опять проснулся разбивающий сердце голос: «Джеффри, „берлога мужчины“! Я хочу заниматься твоим домом, для тебя!»

Тогда все должно быть не столь уж неприятно, — закончил он.

Он из кожи вон лез, чтобы найти хоть какие-то зацепки для налаживания отношений. Он честно хотел завоевать ее доверие. Он старался — как с трудными пациентами. Как правило, ему удавалось заставить женщину поверить, будто он о ней заботится. Как правило, в конце концов они поддавались его речам.

И Джой вдруг тоже почувствовала, что готова поддаться. Он был, как и говорил Персиваль Артур, добрым!

Но сердце ее ожесточилось; она не позволит разговаривать с собой как с больной, она напомнит ему, что их брак — фиктивный! Внезапная волна ответного тепла схлынула, как не бывало. Ее сердце ожесточилось, когда он говорил, что «там» им будет не слишком плохо и, по крайней мере, они сохранят работу.

— Я буду работать по-прежнему с половины десятого до половины пятого? — спросила она.

— Нет. О, нет! Послушайте, не надо так…

— Лучше все же определить время моей ежедневной секретарской работы.

— Ну, мы можем сделать это позже, — ответил он, несколько упав духом. — Возможно, там будет меньше работы, чем на Харли-стрит. Мы поговорим об этом, как только приедем и устроимся.

— Хорошо. И мое жалованье…

— Конечно, — сказал он. Его попытка наладить дружеские отношения натолкнулась на вполне определенные напоминания о часах работы и заработной плате. Что она хочет сказать? Но он пойдет ей навстречу во всем, в чем только возможно. Он постарался вложить это в свой дружелюбный взгляд, но натолкнулся на ее суровые, отсутствующие глаза. — Ладно. А в остальном, Джой…

Ни малейшего намека на осознание того, что он впервые назвал ее по имени. (Два шага — поворот, два шага — поворот.) Он закончил:

— А в остальном я прошу вас видеть во мне друга, к которому вы, естественно, можете обращаться как к другу. Хорошо?

— Хорошо, — сказала Джой Харрисон.

Но, Боже, что за глаза у этой странной девушки! Они живут отдельной жизнью, и их выражение совершенно не соответствует этим полным покорности словам. А это замкнутое личико, эта напряженная гордая поза!

Если Рекс Траверс и почувствовал ее сопротивление, то не подал вида.

— И в знак этого мы пожмем друг другу руки, — мягко заключил он и протянул руку Джой.

Она подала свою.

Если взгляд порой говорит больше, чем слова, то прикосновение еще красноречивее. Ее рука ответила: «Нет! Я не обещаю быть твоим другом! Ни сегодня, ни через три недели — никогда!»

Глава двенадцатая

РАЗОЧАРОВАНИЕ

Сватовство — хорошо, да недолго длится.

1

Тем не менее в романтической душе бабушки Траверс росло разочарование. Потому что при всей вежливости, нежности и любви к ней ее прекрасный Рекс и его маленькая Джой не были тем, что она называла счастливой парой.

Чем больше она думала об этом, тем меньше говорила. Одна из причин, почему она сохранила доверительные отношения со своими выросшими детьми, была та, что она никогда не лезла им в душу. Она была из тех редких женщин, для кого самым страшным было — оскорбить чьи-то чувства, поставить кого-то в неловкое положение, даже если этот кто-то входил в число ее родных и близких. Любое вмешательство она расценивала как надоедливость. Бабушка никому не надоедала. Она думала.

Что же все-таки произошло между Рексом и этой девочкой? Кажется, это не просто размолвка?

2