Преданная (СИ) - Мария Анатольевна Акулова

Не знаю, задает ли эти вопросы мой взгляд, но у Тарнавского становится более пристальным. Мы смаргиваем синхронно.

— Раньше не надо. Кофе можешь выпить. Погода хорошая. Нос погрей на солнце.

Киваю.

— Хорошо, — и отворачиваюсь. Не могу на них смотреть.

Ловлю на себе взгляды остальных. Им весело. У них — куча предположений.

А у меня облегчение, когда слышу адресованное не мне:

— Хорошего дня, — и чувствую легкое дуновение ветерка.

Тарнавский прячет руку в кармане и отворачивается.

Только его зазноба, к сожалению, не следует прекрасному примеру. Прежде, чем уйти, Лена кладет свою хищную лапку на мое плечо. Я дергаюсь. Она склоняется.

В ухо змеями заползает притворно ласковое:

— Сверху еще минут двадцать накинь, зай… Работодатель не заметит. А на кофеек денежку я тебе на столе оставлю.

Глава 12

Юля

Вернувшись в суд, я действительно обнаруживаю на столе купюру. Это глупо и мелочно, но своего Лена добивается: я злюсь.

Хватаю с отвращением, комкаю, прячу в карман и захожу в кабинет судьи Тарнавского, преодолевая протест. Хочу я того или нет, но думаю: они тут действительно только что занимались сексом или…?

У него, конечно же, не спрашиваю. А вот в перепадах настроения тону.

После нескольких недель арктического холода к нам вернулось тепло.

К нам — это в принципе, а не только ко мне.

Отчасти выдыхаю: значит, те самые перепады совершенно точно зависят не от меня. Отчасти… Вместо остраненности меня только сильнее в него засасывает. Вот такого — разочаровательно харизматичного.

Все отведенные для меня Тарнавским полчаса (сверх которых вопреки «просьбе» прокуратуры я не задержалась), настраивалась на очередное опасное поручение и думала, как бы увильнуть.

Сослаться на боль в животе? Можно.

Лучше выглядеть слабачкой, чем разочаровываться в нем всё сильнее.

Но когда услышала, что Тарнавский всего лишь едет на профильную лекцию и может взять меня с собой — согласилась, не раздумывая.

Хотя может быть и стоило.

Поняла это, выходя из суда.

Только сейчас осознала, что прежде, чем попасть на лекцию, придется провести с ним наедине в машине… Сколько бы времени ни пришлось — это много.

Но это меня тормозит, а Вячеславу Евгеньевичу пофигу. Он приближается к своей красивенькой машинке. Она приветствует хозяина вспышкой фар. У меня по линии позвоночника расползается не самое комфортное тепло.

— Я на секунду, — буркаю и быстрым шагом направляюсь по неожиданному для Тарнавского маршруту.

Он стоит у водительской двери и следит, как я стучу каблучками по тротуару.

Возле суда каждый день сидит попрошайка. Одна и та же. Иногда голосит. Иногда тихо причитает. Я не настолько наивна, чтобы верить в ее росказни о сборах на операцию. Это профессия. Отчасти — сознательный выбор, который сделал взрослый трудоспособный человек. Но сегодня это неважно. Я достаю из кармана деньги Лены и кладу рядом с женщиной.

Мы встречаемся взглядами. Она благодарит, как научена, я же нервно улыбаюсь, кручусь на каблуках и возвращаюсь к Тарнавскому.

Жегший поясницу и между лопаток взгляд теперь исследует лицо. Я взгляд отвожу сознательно.

С некоторых пор мне сложно в глаза.

— Я могу спереди? — спрашиваю и тут же корю себя. Дурацкий вопрос.

— Конечно, ты можешь спереди, — получаю в ответ не подколку, а растянутые задумчиво слова. Хотя бы так.

Сажусь, поправляю юбку, чтобы не задиралась слишком высоко. Смотрю на здание прокуратуры, нервно покусывая нижнюю губу.

Я даже не знаю, на какую сторону выходят окна ревнивой львицы Тарнавского. Если на эту — она заметит? Если да — мне приятно?

Отрываю взгляд. Перевожу на попрошайку, которая в этот момент смотрит по сторонам, а потом достает из-за пазухи телефон. Не хуже моего, кстати.

— Инвестируешь в успешные стартапы? — Тарнавский спрашивает, заведя машину. Я смотрю на него коротко и чуть зло. Вместо импульсивного ответа — пристегиваюсь.

Если бы ваша любовница не разбрасывалась деньгами — мне было бы легче.

Почти так же, как если бы вы не брали взятки… Ну или просто взяли у Смолина.

Кстати, а почему у Леонида — да, а у отца Лизы — нет?

В голове каша из вопросов, которые, теперь кажется, уже в жизни не задам. Хорошо, что на ответе Тарнавский не настаивает. Занят. Выруливает.

Хочу я того или нет, но взгляд приковывает его движения. Вжавшееся в руль основание ладони, умелое прокручивание. Плавный стоп. Переключение. Вперед…

Я думала, вожмусь в кресло, но скорость — умеренная.

С ветерком, видимо, катает он себя и Лену.

Господи, Юля, прекрати!

Приказываю себе и ерзаю.

Смотрю в лобовое и мельком на приборную панель.

Дышать стараюсь ровно, но не глубоко.

И не фантазировать. Ни о Тарнавском, ни о том, как круто было бы с ним ездить вот так на обеды.

С кем, Юль? С беспринципным человеком? Или он ради тебя изменится?

Или тебе уже посрать?

Если бы Юля знала…

Качаю головой в ответ на свои мысли. Привлекаю внимание судьи. Он переключается с дороги на меня и неприкрыто присматривается.

Щеку жжет. Кожа реагирует. Прокашливаюсь.

Он не отворачивается.

— Почему ты не просишься на заседания, Ю-ля?

Я даже не растягивать мое имя не прошу, Вячеслав, Евгеньевич.

Набравшись смелости, смотрю в карие глаза.

Вот бы сказать: поверьте, вам так будет безопасней. Но дальше придется объясняться. А как он отреагирует — я уже не знаю. Может прямо здесь высадит из машины и до свидания. А потом позвонит Смолин…

— Жду, когда вы скажете, что на заседаниях я вам тоже нужна.

Мне кажется, отвечаю нейтрально, но вызываю у мужчины ироничную улыбку.

Он мельком смотрит на дорогу — снова на меня. Поворотники щелкают. Мы тормозим на светофоре и ждем зеленого.

— Так можно долго ждать.

Пожимаю плечами. Да, можно. Я не тороплюсь. Смолин пока тоже.

— С завтрашнего дня ходишь на каждое. Пока — присутствуешь. Марка попрошу за неделю ввести тебя в курс. Потом сядешь на место секретаря. Это не сложно.

Волной по телу прокатывается адреналиновая встряска.

На самом деле, мне это кажется дико сложным. Но в нормальных условиях я была бы в восторге. В наших…

Веду взмокшими ладонями по бедрам. Сжимаю пальцы в замок. Киваю.

— Я услышала вас, Вячеслав Евгеньевич.

Становлюсь причиной еще одной усмешки. Не знаю, хотел ли Тарнавский что-то сказать, но даже если да — план сбивает зажегшийся зеленый.

Вот