Сломанная кукла (СИ) - Рам Янка Янка-Ra
- Спокойно, - мои губы самовольно прижимаются к ее ушку. - Он любит пошугать, но без повода не кусает.
Покачнувшись, Божена хватается ладонью за косяк.
И мне ощущается на мгновение невыносимый магнетизм между нашими телами.
Замерев, она не дышит.
- Все нормально. Не пугайся его.
Кивает.
- Придёшь, верну, - сжимаю серьги в кулак.
Пока она в бане, делаю чай, накладываю в тарелку мед с кедровыми орехами и брусникой. Расстилаю на вторую скамью тонкую пенку и наши куртки, сверху - одеяло.
Разглядываю сережки. В таких серьгах - это на сцене надо блистать, не меньше. Массивные камни на мочке, а вниз уходят тончайшие цепочки белого золота.
В доме жарко...
Прямо в простыне выхожу на улицу с сигаретой. Варг тоже выходит подышать.
Оперевшись плечом на косяк, смотрю на приоткрытую дверь бани. Раскаляется она моментально. И нужно проветривать.
Докурив, стреляю сигаретой подальше в снег.
Поднимаю взгляд на скрип двери.
Застыв босиком на пороге бани, растерянно заносит ногу над снежной тропинкой. Вытянутая стопа касается снега.
Эта картина неожиданно срывает меня с места.
- Погоди!
Иду к ней, подхватываю на руки.
Зачем ты ее лапаешь, Псих? Сама бы добежала, тут три метра.
Нет. Не лапаю... Это другое.
Заношу в дом. Возле печки отпускаю.
- Где Варг? - шепчет она.
- Ушел...
- Совсем?
- Да нет, вернётся.
Прохожу к столу.
Греет руки над печью, нерешительно поглядывая на меня.
- Садись, давай. Чай остывает.
Пытаюсь абстрагироваться от мысли, что мы в очень маленьком пространстве вдвоем, голые под этими простынями.
Мое голодное тело хочет пировать. И оно привыкло пировать, когда женщина вот так - в прямом доступе.
Стараюсь не пялиться на ее глубокие ключицы и тонкую шею. И без этого, бляха, в "приподнятом" настроении.
Надевает обратно серьги.
Облизываю пересохшие губы, наблюдая за этим.
Хватит, короче. Это не тёлка тебе какая-то! Это просто девочка, которой нужна помощь. И ты вписался совсем не потому что... - мысли путаются. - И помощь - не повод для...
Жмурясь от наслаждения, Женя облизывает мед с ложки. И я опять ловлю себя на том, что мои губы тянутся в улыбке. От неловкости дёргаю уголком губ, трансформируя это в ухмылку.
Чо блять за херня...
- Вкусно?
- Я не ем сладкое обычно. Мне очень вкусно, - неуверенная короткая улыбка трогает трепетные губы.
- Почему не ешь?
- Я... балерина. Нельзя.
- Балерина?! Да ладно?
Балерины для меня - это что-то из альтернативной реальности. Не встречал никогда.
Поднимает вверх руку изгибая изящно пальцы и пускает волны от плеча до кисти. Словно... двигается крыло лебедя!
Точеный рельеф рук создаёт плавные порхания крыла.
Открыв рот, подаюсь вперёд, вглядываюсь в эту нереальную пластику.
Прижимает к себе руку, настороженно следя за моей реакцией.
Очухавшись, делаю глоток чая.
- Балерина. Ладно.
Дёргаю обескураженно бровями, принимая эту новую реальность.
- Что-нибудь ещё мне расскажешь?
Кусает губу, поднимая взгляд наверх.
Огонь трещит в печи и мне приходится прислушиваться к ее шепоту.
- Отвези меня, пожалуйста, к отцу.
- Как его найти, кто он?
- Четыре года назад мы жили в Питере... - сглатывает, глядя в сторону. - Сейчас я не знаю.
Мед капает с ложки.
Подставляю блюдце.
- Папа... он подполковник. Тогда был. Сейчас - я не знаю. Его зовут Лазарев Георгий Алексеевич, - внятно артикулирует она.
- А Мансуров?
- Мансуров... - дрожат ее губы. - Он очень опасный человек. У него очень много власти. Он меня ищет... Если найдёт, я никогда не попаду домой.
- То есть, свободно мы до твоего отца не доедем, правильно?
Качает отрицательно головой.
- Не доедем.
- Сообщить отцу я как-то могу про тебя?
- Я помню только наш домашний номер.
Двигаю ей своей телефон, который забрал на базе. Связи здесь, жаль, нет.
- Вбей. А ещё адрес. И всю информацию, что может понадобиться.
Она зависает пальцами над экраном.
- Ну...
Иду за чайником, чтобы долить нам в кружки кипятка.
Везти ее самому риск. Отберут на первом же посту.
- Я знаю кому тебя отдать, чтобы тебе помогли.
- Гордей... - подходит ко мне со спины.
Ручка приподнятого чайника выскальзывает из руки. Он грохается обратно.
Разворачиваюсь.
Наши тела соприкасаются в узком пространстве.
Теряя тормоза, голодно смотрю ей в глаза.
Поднимает лицо.
- Не отдавай меня никому, пожалуйста.
И я как Варг, которому наступили на хвост. Только, мля, не на хвост! И не совсем наступили...
- Иди... Сядь... Там, - хриплю я ей в губы.
Дурёха! Сожру ведь.
Испуганно дёргается назад, слишком уж послушно и поспешно садясь на место. Взгляд опускает вниз. Не шевелится.
Разливаю кипяток по чашкам.
- Ешь своё сладкое... - хмурюсь я.
- Благодарю.
Ковыряет ложкой в меду, не поднимая глаз.
"Благодарю", - передразниваю про себя. Принцесса, ё-моё.
- Не хочешь больше?
Отрицательно качает головой.
- Ложись, отдыхай, тогда.
Иди отдышись, капитан! Подрочи накрайняк, но не вот это всё...
Тяну к себе пачку.
- Покурю пойду.
Спи давай уже! Принцесса... Хоть рассмотрю тебя нормально.
Глава 32 - Одной породы
Чувствую сквозь сон, как меня омывает морозным воздухом. Глухо хлопает дверь.
Меня окрывают чем-то. Укрытой становится уютнее и спокойнее.
Слышу тихие голоса. Женский, мужской...
Мне снится сон, что я маленькая. И говорят - родители. А я сплю и упираюсь кому-то из них ступней в бедро. Потому что она замёрзла.
Ощущаю, как ее сжимает горячая ладонь.
Переворачиваюсь удобнее, складывая ноги на бедра хозяину этих рук.
И сон становится глубже.
Через некоторое время снова поднимаюсь из глубин своего сна на поверхность. По деревянной доске стучат кости. Отец любитель нард. Я узнаю этот ритм и звуки.
Пахнет чаем с листом смородины и медом.
- Всё спросить хотела, - женский голос. - Откуда у тебя шрам такой?
- Отчим был мудаком. Пиздил меня мелкого всем, что под руку попадалось.
- М. А мать чего?
- А мать его выгораживала. Вот один раз мне чем-то спящему всёк. Так я лет десять потом во сне подпрыгивал. Испугался. Заикался долго.
- Не посадили?
- Ментом он был. Измывался безнаказанно.
- Надеюсь, он сдох.
- Неа... Но он в процессе.
- Ты единственный ребенок?
- Был старший брат, умер до того как я родился. Мать недоглядела.
- А мать-то живая?
- Живая...
- Жаль.
- Ну... Если я всех начну утилизировать, кто не должен жить, Москва сильно поредеет. Хотя соблазн бывает сильный. Потому я туда особо и не люблю возвращаться. Вот... тайга - моё. Здесь всё просто и честно.
- Ну ты приезжай, я хорошим людям всегда рада. В нарды поиграем...
Хозяйка гремит посудой.
Варг недовольно ворчит.
- Вот тоже характер у соба твоего, - вздыхает хозяйка. - Не погладить.
- А его тоже всё детство пиздили - и током и ремнем. Он ласку не понимает. Руки для него - угроза.
- Где ты его взял?
- Кент у меня в Альфе служит. И как-то был у них рейд на цыганского барона, по наркоте. А там стая волкособов на людей надроченных. Они всех постреляли. А этот - не кидался. Уже не маленький щенок, но ещё не взрослая собака. Подросток. Иван пожалел его, втихаря увел с территории.
Слышу, как чокаются кружками. И дальше кидают кости. Чувствую, как он сжимает мою ступню, скользя пальцем от пятки к пальцам и обратно.
- Ну и пошел соб этот по рукам. Один за другим все отказывались - не дрессируемый, самовольный, альфач, доминант. Характер сильно испорчен жестокостью хозяев, но сломать не смогли. Сам не нападает, но принуждения не терпит. В общем, очередной кинолог сказал - только усыплять. Непредсказуем, внезапно агрессивен. А я забрал, мне компаньон нужен был в тайгу гонять. Подумал, не справлюсь, хоть к своим выпущу. Он же не виноват, что они хищника пытаются на цепь посадить.
