Ты – всё - Елена Тодорова
Бросаю его на пол и резко шагаю мимо мужчин. Когда взлетаю на второй этаж, сердце продолжает запрягать скачками.
Столько информации… И вся она сокрушающая!
Егор прессует Агнию. Пять лет! Почему она не говорила об этом???
Илья агрессивно настроен против всей нашей семьи. Что он думает только! Какими словами называет!
Ян реально ненавидит меня. Презирает. Но не пытается понять причины произошедшего. Верит, что я сама… Придурок! Ну и пусть верит! Так даже лучше! Пока он ненавидит меня, слишком близко не подойдет.
Назвал меня Ю… Зачем?!
Закусываю до крови губы, когда понимаю, что иначе не сдержать слезы. В груди такая ломота и зуд, что хочется впиться ногтями и разодрать.
Уж лучше слышать от Нечаева это убийственное «Юния Алексеевна»!
Только не старые обращения! Господи, только не они!
Ю мертва. Нет ее!
Отчего же так болит?!
Если бы могла сбежать, закрыться… Забилась бы в истерике.
Уже на верхней площадке улавливаю позади себя тяжелые шаги.
Боже…
Не решаюсь обернуться.
Зря выбросила свое орудие. Преждевременно демилитаризировалась. Война ведь продолжается. Мне как минимум нужно отбить сестру!
Господи… Я слышу ее крик.
— Не смей меня трогать… Не смей меня трогать, сказала же!!! Я… Да я порву тебя, Нечаев!
— Не раньше, чем я тебя, Филатова.
— На кусочки!
Нечаев реагирует на эти угрозы злым смехом.
— Старая тема. Остохуело слушать.
Я ускоряюсь. Но расстояние между нами только увеличивается.
Это будто гейм-квест. Нечто нереальное.
— А так?! — воплю Агнии предшествует неясный звук. — Как тебе ВОТ ЭТО, черноротая ты скотина?!
— Су-ка, — шипит Егор, испытывая, как мне кажется, боль и злость одновременно. — Ты. Реально. Достала. Меня.
— А ты — меня???
— Похуй. Слышала, да? Мне пиздец как похуй! Но тебя пора тормозить.
— Что же ты сделаешь, мальчик?
— Я тебя… С-с-сука-а… Кончай, блядь, меня так называть!
Ага явно троллит сопляка из-за того, что он на месяц младше нее.
Я в шоке.
Я, мать вашу, в таком шоке, что теряюсь в пространстве. Передо мной словно какой-то параллельный мир открывается, где моя сестра не просто хорошо знает одного из Нечаевых, а имеет с ним какую-то длительную связь.
— О-о-о, как он краснеет! Как стесняется! Ох, как стесняется двухметровая дубина! Боже мой! — продолжает насмехаться Агния.
— Ты попала, ясно?! Ты попала! Не жить тебе, Филатова!
— Это мне-то, чертов ты Нечаев? Тебе еще мало от меня шрамов?! Кстати, купаюсь в экстазе каждый раз, когда вспоминаю, что все эти отметины тебе от меня на всю оставшуюся жизнь! А ты? Вспоминаешь меня, глядя в зеркало?
— Хуй там.
— Ага-ага… Из-за меня так надрался сегодня?
— Хуй там!
— Ты… Ты смотришь на мои губы! Животное! Хочешь меня поцеловать?
Я в шоке. В шоке. В шоке.
Не-е-ет… Я в ужасе!
— Э-э-э… — Я, черт возьми, буквально вижу, как Егор теряется. А потом снова злится: — Филатова, ты долбанулась? Думаешь, все поголовно на тебе одной повернуты?! Королева, блядь! Я, если че, даже не считаю тебя красивой.
— У тебя глаза на заднице? Вроде нет. Так что не звезди! Кстати, ты снова покраснел.
— Замолчи!
— Сам молчи!
— Бля-я-ядь… — натуральным образом рычит Егор. Но уже через пару секунд тон его голоса меняется. Странным образом смягчается и при этом садится до такой хрипоты, что разобрать слова становится сложно. — Что… Что ты делаешь?.. Я шкуру с тебя спущу. Сегодня. Сейчас.
— Е-Егор… Егор… — выдыхает Агния будто испуганно.
А потом и вовсе срывается на пронзительный визг.
Хлопает какая-то дверь, и все звуки пропадают.
Гробовая тишина.
В ней моя паника достигает пика безумия. Перехожу на бег. Не замечаю, как преодолеваю оставшийся закуток коридора. Толкаю гребаную дверь и врываюсь в кромешную темноту.
Шарю по стене, но выключателя не нахожу.
И вдруг где-то издалека бескрайнего пространства летит легкий, но обжигающий, словно радиоактивная волна, чувственный стон.
Что это еще за блядство?
Замираю, когда сердце прекращает стучать.
В этот же миг кто-то притискивается сзади. Высокий, крупный, твердый… Зажимает мне рот ладонью как раз в тот момент, когда я готовлюсь закричать.
Бада-бум в моей груди разворачивается феерический. Тарабанит сердце с оттяжкой. Эхом плывет. Новыми ударами поверху этих отголосков нахлобучивает.
По линиям кровообращения течет жидкое пламя. На запястье, по кривой шрама, вспыхивает боль. Нервные клетки разбивает тремором.
Тело так резко бросает в жар, что кожа тотчас становится разгоряченной и влажной.
Я знаю, чьи пальцы подцепляют края моей маски. Давлюсь его запахом. Мгновенно пьянею.
Нечаев, блядь… Он словно тяжелый наркотик. У меня сразу передозировка.
Анафилактический шок. Одышка. Паралич.
Что он делает?
Зачем? Зачем? Зачем?!
Сердце взрывается. Разлетается на осколки. Вдребезги.
— Не смотри, — улавливаю ставший насмешливым голос Егора. Понимаю, что говорит он это Агнии. И находятся они перед нами с Яном буквально в паре метре. Стоит дернуться. Преодолеть расстояние. Забрать сестру. Но я не могу… Не могу пошевелиться. — Хах… Зачем ты смотришь? Просто шагай. Тихо проходи. Не смотри, говорю. Ахаха.
— Я не смотрю… Ц-ц… Ц-ц… Идиот.
— Смотришь.
— Нет!
— Блядь… Да!
Препираются шепотом, не желая, чтобы их услышала сладкая парочка, но, очевидно, не подозревая, что мы с Яном рядом.
— Филатова! Я не хочу, чтобы ты смотрела!
— Ах, в таком случае я буду смотреть, Нечаев!
Стоны пары становятся чаще и громче. Ян переставляет ноги и толкает своим телом меня.
Пару минут была в шоке из-за Агнии с Егором, а сейчас… Сейчас я просто ошеломлена.
Это ведь Ян… Ян Романович, блядь!
Блядь…
Что он творит?! Зачем прикасается?!
ЧТО ОН ТВОРИТ?!
Страх оцепляет рассудок, когда догадываюсь, что Ян беснует из-за столкновения внизу.
— Отпусти, — шиплю разъяренно и кусаю верх ладони, слишком поздно осознавая, что отравлюсь вкусом его кожи.
Соленой и терпкой. Горячей и кисловатой. Узнаваемой, волнующей, важной! Пахнущей сигаретами, грейпфрутом, перцем, цветами, каннабисом[1], сексом, мужеством и мятежом, агрессией, властью… Самим Яном!
Моим Яном Нечаевым. Моим.
Только что он здесь делает?! Что он делает, Боже?!
Пробирает до дрожи. Простреливает глубоко в центры нервных узлов. Поджигает рецепторы. Сводит, на хрен, с ума. Пробивает на слезы и всхлипывания.
Задыхаюсь, когда улавливаю характерный для старого Яна Нечаева мощный, грубый, хриплый и рокочущий, будто звериный, рык.
И вдруг… Ощущаю его чувственные губы у себя