Алёнушка для босса (СИ) - Амурская Алёна
- Вот как... - задумчиво тянет Бояров. Он вдруг вздыхает и так сильно сжимает меня, что я ойкаю. - Извини, это случайно.
- Ничего страшного, - бормочу я и вдруг громко чихаю.
- Эй, да ты замерзла! Идем к тебе.
- Там Алиса спит и...
- Ничего, я умею вести себя тихо. Не брыкайся, - Бояров подхватывает меня за бедра и несет вверх по лестнице удивленным столбиком.
Глава 20. Сон наяву
Никогда не думала, что мужчина может двигаться так спокойно и бесшумно с приличной ношей на руках. Бояров заносит меня в прихожую тихо, словно мускулистый книжный индеец. Его шагов вообще не слышно, как будто вместо ботинок они и впрямь обуты в мягкие мокасины.
Он еще и смотреть мне в глаза умудряется, не спотыкаясь.
- Как это у тебя получается? - спрашиваю шепотом, пока он ловко разувается стоя.
В полумраке прихожей виден легкий блеск его белозубой усмешки.
- Ловкость ног, и никакого мошенничества. Где у тебя кухня?
Я молча тыкаю пальцем дальше по коридору, и наше странное перемещение продолжается. Брыкаться и требовать, чтобы меня поставили на пол, слишком опасно - вдруг Ванька или Алиса проснутся. Да и нет в этом ничего такого, чтобы сопротивляться от души. Просто очень странно... и очень приятно.
Потому что Бояров так смотрит на меня, как будто ничего ценнее в своих руках сроду не носил.
- Посиди пока здесь, проинспектирую твои припасы, - нагло распоряжается он, устроив меня на кухонную табуретку, и включает свет. - Ты почему в плаще? Это же неудобно!
Не дожидаясь моего ответа, он сдергивает с меня уличную одежду и застывает на месте. Взгляд ярких серо-голубых глаз буквально прикипает к тоненькой сорочке из полиэстера.
Я вспыхиваю. Хотя чего так стесняться, не голая же, да и не девочка...
- Плед, - говорю неловко, указывая на противоположный край кухонного диванчика.
Бояров передает мне любимое клетчатое одеяльце дочки почти на автомате и не спускает глаз до тех пор, пока я не закутываюсь в ткань аж до самого горла. Потом как-то иронически усмехается и качает головой, будто потешаясь сам над собой.
- Сделаю нам чай.
Он принимается хозяйничать с такой уверенностью в своем праве делать это, что у меня даже мысли не возникает возразить. И только когда по кухне разносится аромат моего любимого черного чая с бергамотом, до меня доходит происходящая несуразица.
- Не надо, я сама...
- Цыц, - бессовестно шикает Бояров. - И никаких «сама», а то вдруг ложку уронишь и детишек разбудишь. Пей.
Вопреки своей небрежной интонации, он удивительно заботливо вкладывает в мои ладони приятно тëплую кружку с чаем. А сам садится на соседнюю табуретку... и смотрит. Просто смотрит, как я пью чай, заваренный его руками.
Но от этого ощущения пристального внимания мне отнюдь не спокойно. А лицо начинает прямо-таки полыхать.
- Когда мы учились в школе... - вдруг медленно и тихо говорит Бояров. - ...я любил смотреть, как ты обедаешь в столовой. Никто не пил чай так вдумчиво, как ты. Под конец большой перемены все спешили на уроки, захлёбывались... а ты наслаждалась каждым глотком, как будто впереди полно времени. Так необычно. Светло и задумчиво. Я обожал в тебе это.
От таких признаний у меня по пальцам пробегает легкая дрожь. Полупустая кружка опасно накреняется, но ее перехватывают. Всего одна секунда - и кружка на столе. А затем Бояров хватает табуретку с обеих сторон и вместе со мной рывком придвигает к себе.
Лицом к лицу.
Глаза в глаза.
- Я скажу тебе сейчас одну важную вещь, Алëна, - вполголоса продолжает он. - И хочу услышать на нее ответ. Четкий и ясный.
- Какую вещь? - беспомощно шепчу я.
По телу стремительно разливается знакомая томительная слабость - неизменная спутница моей инстинктивной реакции на Боярова. Во рту как-то разом пересыхает, и хочется смотреть... смотреть, не отрываясь... прямо на его губы, которые произносят очень близко от моего лица:
- Я люблю тебя. Люблю так давно, что уже почти привык к невзаимности. И к тому, что ты раз за разом не давала нам ни единого шанса узнать друг друга получше, пока я не стал твоим начальником. Но теперь я верю, что это стечение обстоятельств.
Смотрю на него потрясëнно и не могу поверить в то, что услышала. Он сказал, что любит меня. Он меня любит! Значит, Котов с Лебедой не соврали и не приукрасили прошлое, как я опасалась!
- А теперь ответь мне... - Бояров нежно отводит волосы с моего лица в сторону, но вместо резонного вопроса о том, взаимны ли его чувства на этот раз, спрашивает совсем другое: - Феечка из страны чудес случайно не моя дочь?
Я судорожно сглатываю.
- Случайно... твоя.
И сразу же вижу, как ноздри Боярова слегка раздуваются. Как будто новостью его садануло прямо под дых... и как если бы он спрашивал, не особо веря в положительный ответ.
- Откуда такая уверенность?
- Та ночь в клубе... - голос дрожит, но я заставляют себя продолжить через силу: - Она была единственной, подходящей по срокам. После нее у меня н-никого не было.
- А до неë? - уточняет Бояров с парадоксальным сочетанием нежности и безжалостности в голосе.
- До неë... - я запинаюсь от неловкости. - До неë у меня были месячные.
Между нами повисает задумчивое молчание, наполненное каким-то новым, трогательным смыслом.
- Дочь... - произносит Бояров, с явным удовольствием смакуя это слово. - У меня есть дочь. От тебя. Какой же я идиот, Алëнка! Давай, скажи мне... Вася, ты идиот.
- Э-э... - я смотрю с легкой опаской, не понимая, что на него нашло.
- Проблема настойчивости и максимализма не обошла меня стороной, - криво улыбается Бояров. - Надо было давно поговорить с тобой откровенно, но... видишь ли, я всегда был болезненно гордым малым. Особенно когда дело касалось тебя.
- Сейчас по тебе этого и не скажешь, - с сомнением тяну я.
- Ну, скажем так, я хорошо поработал над собой. Семь лет назад вернулся сюда из Италии и решил сменить роль вечно угрюмого серьезного парня на что-то более позитивное. Говорят, нет лучше защиты от токсичности социума, чем вовремя сказанная шутка. Наглядный результат этого утверждения сидит сейчас прямо перед тобой.
- Ты говорил, что семь лет назад мы встретились в подъезде...
Бояров коротко вздыхает. Ему определенно не хочется вспоминать этот момент, и всë же он это делает. Ради меня. Господи, как же приятно... неужели он действительно меня любит?!
- Вечер субботы, черная джинсовка, бейсболка с красно-зеленой нашивкой «Badboy», - скучным тоном перечисляет Бояров. - Я ждал тебя в подъезде, чтобы напомнить о себе и предложить куда-нибудь сходить. А ты...
- ...сказала, что меня не интересуют парни из моей школы, - озаряет меня. - Что молодой человек у меня уже есть, и у нас все серьëзно...
Напоминание о нашивке разом воскрешает еще одно давно позабытое воспоминание. Перед мысленным взором смутно вырисовывается высокая крепкая фигура парня, который напугал меня неожиданным появлением до чертиков. В ту пору Борька со своими дружками еще был на свободе и, хотя они почти не доставали меня с того момента, как в моей жизни появился Лëшка, я всë равно постоянно ждала подвоха. А тот случай в школе всегда старалась забыть, чтобы не возвращаться в кошмар потери родителей. Неудивительно, что напористый незнакомец был принят в штыки.
- Ты еще и послала меня... вежливо так, правда. Всего лишь отправила нафиг. И сбежала.
- Решила, что ты из ребят Борьки, - смущенно оправдываюсь я. - Они иногда подкатывали так, прикидывались нормальными...
- В клубе ты тоже так решила? Я хорошо помню твой очередной посыл.
От стыда за свою двойную ошибку не знаю, куда деть глаза. И смотрю куда-то в район бояровского пресса.
- Да...
- Твой Красавин редкостный урод, - сокрушенно заявляет вдруг Бояров. - Надо было ему сегодня не только морду разбить, но и оторвать кое-что.
