Номер с золотой визитки - Ксения Шишина
— Что ты здесь делаешь?
Я собираюсь что-то сказать, но на ум не приходит ничего стоящего. Да и в целом слова сейчас совершенно излишни. Ни одна даже самая правдоподобная легенда меня всё равно не спасёт. А пока я всё-таки думаю над вариантами и путями отхода всех типов, в том числе и физического, о своём присутствии напоминает, возможно, единственный человек из всех четырёх людей, присутствующих в комнате, которому ничего непонятно.
— Вы что, знакомы? — задаётся вопросом Кимберли, скорее адресованным мне, чем кому-либо ещё. Поскольку я не собираюсь снимать с себя ответственности за прошлое и отрицать то, в чём роль Майкла Дейвиса совершенно незначительна, ведь на его месте мог оказаться кто угодно, и это ничего бы не изменило, то, глубоко вдохнув, отвечаю:
— Да. Твой отец был тем, кто надел на меня наручники и зачитал мне все мои права прежде, чем посадил на заднее сидение полицейской машины и отвёз в участок для первого, но далеко не последнего допроса.
Глава девятая
— Твой отец был тем, кто надел на меня наручники и зачитал мне все мои права прежде, чем посадил на заднее сидение полицейской машины и отвёз в участок для первого, но далеко не последнего допроса, — после недолгой заминки отвечает Джейден.
Именно на этой тоскливой и удручающей ноте прежде, чем я успеваю хотя бы немного усвоить эту прозвучавшую, как гром, новость, за ним слишком быстро захлопывается входная дверь, оставляя меня наедине с родителями. Оставляя меня наедине с отцом, в своё время арестовавшим Мура за некоторое правонарушение, закончившееся для него судом и тюремным сроком, и мамой, которая, в отличие от меня, неплохо помнит чуть ли не каждое задержание, в котором принимал участие мой второй родитель. Отец периодически рассказывает о них и мне. Но меня никогда не интересовало это настолько, чтобы держать в голове имена всех преступников, пойманных им. Я всегда предпочитала оставаться от всего этого как можно дальше. Быть может, мы и живём в ужасном мире, где люди совершают друг с другом зверские вещи, порой не ограничивающиеся исключительно относительно невинными кражами и грабежами, а приводящие к жестоким изнасилованиям и убийствам, но я хочу знать и слышать об этом как можно меньше. Более того, я не хочу допроса. Не хочу, чтобы папа начал рубить правду-матку, расписывая, какой же Джейден негодяй, подонок и мерзавец, ведь все однажды провинившиеся и оступившиеся автоматически заносятся им в плохой список и не заслуживают снисхождения и прощения даже после отсидки, независимо от ими совершенного. И уж точно я не хочу продолжения вечера. Да, сегодня День благодарения, а праздники принято проводить и отмечать с семьёй, но, ощущая возникшее чувство, что самый близкий мне на данный момент человек находится далеко не в этой квартире, и не имея сил игнорировать данную эмоцию, я желаю лишь последовать за ним куда угодно. Откровенно говоря, мне плевать, как это будет расценено, что подумают родители, и как мой побег скажется на наших дальнейших отношениях, и не сведёт ли он их банально на «нет». Меня едва ли когда-либо понимали, как должно, а Джейден… Он понимает, и я не солгала, когда сказала ему, что хочу провести этот вечер с ним, но теперь осознаю, что мне следовало быть до конца откровенной или хотя бы прислушаться к нему, протестующему против моей идеи и никак не желающему претворять её в жизнь. Он будто бы догадывался, кто мой отец, и что будет. Но я знаю, это не так. Просто знаю, а всё, что мне пока недоступно, предпочитаю узнать от Джейдена, а не от отца, и поэтому мгновенно свирепею изнутри, как только он произносит первые слова.
— Что это только что было? Откуда… откуда этот… этот человек вообще здесь взялся? — периодически запинаясь, вопрошает мой отец, словно бы через силу называя Джейдена человеком, а в действительности вовсе не считая его истинным членом общества и полноправной личностью. От этого мне мгновенно становится противно, как будто это лично я оскорбила Мура за его спиной. Как правило, дети стремятся быть похожими на своих родителей и делают всё возможное, чтобы они ими гордились, но сейчас мне фактически стыдно за папу. Эта ситуация просто апогей всего. — Будь добра, объяснись, Кимберли.
— Вот уж нет. Я не обязана этого делать и, что даже важнее, не хочу. Я больше не ребёнок, чтобы отчитываться перед кем бы то ни было.
— Мы никто бы то ни было. Мы твои родители, и ты не смеешь так с нами разговаривать.
— Может быть, но и ты не можешь требовать от меня слепого подчинения. Джейден ушёл, и мне лучше сделать то же самое.
— Но, Ким… Сегодня же праздник.
Мама вмешивается в наш ожесточённый и идущий на почти повышенных тонах спор. Я просто качаю головой. Возможно, позже я и пожалею о собственной непреклонности в данный момент времени, но прямо сейчас мне совершенно нечего им сказать, абсолютно не за что их поблагодарить и ничего хорошего с ними не разделить. Это плохо, печально и в некоторой степени мучительно, но единственное, что я делаю, это разворачиваюсь и ухожу, куда глаза глядят. Конечно, пунктом моего назначения не является совсем уж неизвестное место. Путь до лифта и в нём до паркинга проходит словно в полутьме и в полусне. Возвращает меня в сознание лишь картина того, как Джейден пинает левое переднее колесо моего любимого пикапа, явно вспомнив про отсутствие ключей, которые, как у владельца транспортного средства, есть только у меня, и пребывая в досаде от невозможности немедленно уехать прочь. Его эмоции причиняют мне наравне с душевной и поистине физическую боль. Но я нахожу в себе силы и импульс заявить о своём присутствии, чтобы оно не
