Бывший. Цена измены (СИ) - Эдельвейс Анна

Мы оказались в вип зоне. Сидели на диване, смотрели на лётное поле. Я помалкивала.

— Я уезжаю, Жанна.

Я пожала плечами:

— Слышала.

— Меня ждут дела.

— Не интересно.

— К новому году я прилечу и обязательно встречусь с сыном. Чего бы это тебе, Жанна, не стоило.

Я в недоумении уставилась на него. Это я ехала сюда чтоб снова услышать одно и то же?

— Нет, не может быть, — я покачала головой:

— Марк, давай распрощаемся, как ты обещал и навсегда забудем друг о друге.

— И речи быть не может. Я отец. Мне нужен сын.

Я откинулась на спинку дивана, невидящим взглядом уставилась в стекло:

— Ты испортил мне всё, что смог. Только я забыла слёзы нищеты и одиночества. Только обрела уверенность, стабильность, и снова всё крахом.

Я замолчала, поёжилась. Вдруг почувствовала себя такой уставшей.

Я встала, подошла к стеклу. Прижалась к нему лбом, закрыла глаза. Я не знала, как себя вести, как дальше жить. Поняла одно. У моего сына есть отец и рано или поздно он обязательно окажется перед глазёнками сына.

Марк подошёл со спины, встал рядом. Негромко, на ухо проговорил:

— Наши воспоминания из ветра, из песка. Их больше нет. Ну невозможно их пощупать, достать из чемодана, исправить. Их можно только забыть, чтобы освободить место для новых.

Жанна, прости меня. Я очень виноват.

Я помалкивала, закусив губу.

— Как долго тянулись эти пять лет, Жанна. Бесконечно долго.

Я улетаю и не понимаю, как проживу день без тебя. Без вас.

Мне пришлось повернуться, собрать волю в кулак, чтоб не расплакаться от его слов.

От слов, которые я так давно хотела услышать. Так хотела, и вот услышала. Но что с ними делать? Марк стоял рядом, провожал глазами взлетающие самолёты. Засунув руки в карманы, он вздохнул.

— Я научилась жить без тебя, Марк.

— А я нет. Я вроде как и не жил. Пил, ел. Спал.

Марк повернулся, смотрел на меня:

— Мы многому научились друг без друга. Глупая наука.

Марк дотронулся до моей руки. Я дёрнулась, спрятала руки в рукава. Дурацкая привычка.

— Жанна, просто доверься мне. Всё будет по другому.

Наши глаза встретились. По настоящему. Мы впервые смотрели друг на друга, всё остальное не считалось. Я уверена, он прочитал то же, что и я в его глазах.

Каждый просил, искал капельку тепла. Того, прежнего, чистого. Не измазанного грязью его ошибки.

Марк подскочил, похлопал себя по карманам, нашёл телефон, кому то позвонил. Через пять минут подошёл его водитель, притащил здоровенную коробку.

— Вот, Жанна, это Никитке.

Я стояла как дура хлопая глазами. Смотрела на огроменную коробищу. Да она размером с чемодан.

Всплеснула руками.

— Что я должна сказать ребёнку, откуда это?

— От меня, голос Марка оборвался, он осёкся. Еле слышно проговорил:

— От папы…

— Ковалёв, почему всё так по дурацки. Ну от какого папы. А сам папа где? Никита маленький, ему нужны ясные, чёткие ответы.

Марк выглядел таким растерянным, потухшим. Уставился на коробку.

— А давай, Марк, знаешь как. Ты приедешь на Новый год и сам её принесёшь. Порадуешь.

Марк недоверчиво смотрел на меня.

— Жанна, ты подложила бомбу мне в самолёт?

— Что?!

Марк недоверчиво щурился:

— С чего вдруг ты разрешила мне встретиться с сыном. Надеешься, что разобъётся мой самолёт, что я сверну себе шею на снегоходе, что меня сожрут голодные медведи в лесу под Торонто? Что я никогда не вернусь?

Я молча смотрела на мужчину с коробкой в руках.

Решительно протянула руку, взяла коробку. Тяжёлая, блин неудобная.

— Возвращайся, Марк. Приедешь, подаришь. Правда, не представляю, куда её деть, такую здоровую.

Подошёл шофёр Марка, взял у меня ключи, подарок, любезно отнёс коробку ко мне в машину.

Мы с Марком стояли друг напротив друга.

Крепкий, плечистый он смотрел на меня своим особенным, обволакивающим взглядом.

Я поспешила опустить глаза, упёрлась взглядом в шёлковое кашне под расстёгнутым пальто. Он наклонился и я обомлела. Его губы коснулись меня так уверенно, так долгожданно.

Как долго я этого ждала, прятала эту тайну сама от себя. Мечтала, высохла вся от ожидания. Мне нужны были только эти губы. Горячие, нежные, я зажмурилась от нежности. Кровь застучала в висках со скоростью швейной машинки. Я на мгновение оглохла, провалилась в прострацию.

Растворилась, растаяла, сгорела в одну секунду от одного его касания. Это длилось одно мгновение, я резко отпрянула.

Он отстранился.

— Жанна, береги себя и сына.

Я не стала ждать. Повернулась и пошла прочь. Несла на губах его поцелуй, да нет, не поцелуй, его секундное касание, запах его парфюма, лёгкое объятие его руки, когда он коснулся плеча.

Как я могла, где моя гордость? Почему я не влепила ему по красивой морде? Куда подевалась месть, обида, ярость.

Оказывается, они были рядом. Наготове. Мгновенно навалились на меня, сгорбили, пролились слезами.

Я шла к выходу, задевала плечом людей, кто то задевал меня. Не помню, как шофёр Марка отдал мне ключи от машины.

Очнулась, когда уже ехала по дороге, возвращаясь в город.

Вспомнила наш первый поцелуй. Точно такой как этот. Лёгкий, нежный, можно сказать целомудренный. Так целуют лепестки цветов, наверное, так можно поцеловать крылышко бабочки. Только тогда это прикосновение обещало безоблачное счастье. А сейчас.

Снова хлебнуть надежды, затем расколоться, а потом долго собирать себя по кусочкам заново? И если всё это время я сердилась на Марка, то теперь я злилась на себя!

Потому, что этот поцелуй, это знак. Негласный сигнал, что плотина отчуждения между нами сломлена.

А я ещё сама не решила так это или нет.

У кого спросить совета… Кто нибудь может подсказать что мне делать?

Глава 24

Небо разорвало грохотом, гроза в декабре? Да уж, теперь понятно, почему слово "погода" женского рода.

К вечеру вообще стало твориться невообразимое. Дождь превратился в расплавленный лёд, дороги в сплошной каток. Машину несло как санки, я взмокла, пока добралась до садика.

Фонари толком ничего не освещали, наоборот, только мешали, слепили отражаясь своими бликами в замёрзших лужах. Припарковавшись на обочине, я как коровушка на льду разъезжалась на покрытом коркой льда асфальте.

Пробираясь по видавшему виду тротуарчику вдоль покосившегося садиковского заборчика, я с радостью смотрела на окна старого здания. Уж не знаю, сколько лет постройке и почему этот садик выпал из поля зрения ремонта, он и вправду напоминал лесную сказку.

Высоченные старые ели, укутаные ледяным покрывалом дозором стояли вдоль центрального входа. Облупленные стены держали оборону, сохраняя внутри себя тепло. Через закрытые окна, сияющие жёлтоватым уютом вечера, доносился гомон ребятишек. Издалека было видно как мелькают за стёклами бегающие фигурки. Островок безбрежного счастья. Я ускорила шаг, с нетерпением ждала мгновения, когда обниму своего крошечку. Какая же я счастливая, что родилась женщиной и мне вселенная подарила счастье иметь сыночка!

Не успела переступить порог, меня накрыло запахом счастья. Тем самым, который вдыхаешь в детском саду. Наверное, все мамы знают такой. Звонкий запах радости. Меня встретила воспитательница:

— Жанна Сергеевна, здравствуйте. Пожалуйста, поднимитесь на второй этаж в кабинет к заведующей. Она специально вас ждёт. Не уходит.

— Что с Никитой? — я не узнала собственный голос. Он был деревянный.

— С Никитой? — переспросила воспитательница,

— С ним всё хорошо. Вон, бегает, играет.

— Я хочу видеть сына!

Не дожидаясь разрешения, на цыпочках подошла к двери в игровую комнату, заглянула в щелку. Мой малыш носился с игрушкой в руке, довольный, счастливый.

— Простите, если напугала, — воспитательница примирительно дотронулась до моей руки,

— я не хотела.

— И вы меня простите. Я сама не знаю, чего вдруг так испугалась, — я виновато улыбнулась,