Развод. Ты меня предал (СИ) - Арская Арина
Ия мычит и льет слезы ужаса.
— И ты ведь согласна, что ты сама уже давно кукушечкой поехала? — Юра дружелюбно улыбается и смахивает слезы. — Так?
Ия медленно выдыхает.
— Я очень тепло отношусь к Матвею. Он отличный юрист, но теперь его работа на меня под большим вопросом. И в этом виновата ты. И ты, если понимаешь, что я на самом деле не клоун, а злой дядька, пойдешь лечить голову. У тебя два варианта, крошка, тебя изолируют от нормальных людей или я тебя кину грязным, потным, мерзким мужикам, которые пустят тебя по кругу и живого места не оставят. Я бы предложил сделать выбор Матвею, но не стану. Ему же потом с этим жить, милая. Так вот, какой выбор сделаешь ты?
Глава 36. Тем же салом по мусалам
— А разделим коктейльчик на двоих? — сдавленно отзываюсь я и медленно выдыхаю.
— Что? — Юра оборачивается.
— Пусть Игорь обработает двоих, — цежу я сквозь зубы. — Ее, — кидаю взгляд на бледную Ию, — пусть пустит по кругу… — замолкаю на секунду и расплываюсь в улыбке. — Пусть двоих пустит по кругу.
— Не получится… — сипит Марина, и я вижу в ее глазах ужас. — Дозы не хватит, — переводит взгляд на Игоря, — не хватит…
— А ты затейник, Матвеюшка, — Юрак щурится на меня. — Тем же салом по мусалам, да?
— А чем тебе не воспитание?
— Соглашусь, — Юра медленно кивает. — Человеку надо на своей шкуре…
— Мне жаль… — шепчет Марина и дергается, когда Игорь щелкает пальцами по ампуле. — Матвей… Очень жаль…
Ия мычит и рыдает.
— Ты хочешь что-то сказать? — Юра вытаскивает кляп изо рта Ии.
— Матвей, — воет она, — Матвей…
— Очень информативно, — Юра подхватывает джинсы с подлокотника и сует ей под нос, — твое?
— У меня был выкидыш… Матвей… я не лгу… Это был твой ребенок… Я понимаю, что все это неправильно…
— И я должен сейчас расплакаться? — вскидываю бровь. — Серьезно? Даже если и был выкидыш, то мне срать на тебя с высокой колокольни, Ия.
— У нее выкидыш был три дня назад! — взвизгивает Марина. — Не сегодня! Ясно?!
— Замолчи!
— Итить-колотить, — Юра откладывает окровавленные джинсы. — Вот поэтому я дел с бабами не веду никогда. Они же вечно фигней всякой страдают.
— Какая разница, когда был выкидыш?! — Ию трясет.
— Чтобы жену его подставить! — шипит Марина. — Чтобы ее очернить! Чтобы он ее возненавидел!
И теперь они обе дергаются, пытаются освободиться из пут, клокочут, бросаются оскорблениями, а Юра, прижав ладонь к груди, качает головой:
— Какие идиотки, прости-господи.
— Она пришла ко мне, — марина плюется слюной, которая летит во все стороны, — и предложила, чтобы я опять в тебе поковырялась после того, как скажет твоей жене о беременности. Понимаешь? Матвей, дура я. Прости. Хочешь я на колени…
Пытается сползти на ковер, но Игорь возвращает ее на диван резким и ловким рывком и затыкает рот кляпом.
— Я люблю тебя, Матвей…
И вот тут меня выворачивает на ковер желчью и слизью с жуткими утробными звуками. На лбу проступает холодная испарина, меня ведет в сторону, и я хватаюсь за подоконник.
— Какая же ты сука… — вытираю губы. — Какая же ты мразь…
— О, — Юра заталкивает в рот беснующейся Ии кляп, — сердце кровью обливается. Неразделенная любовь — это так грустно. И ведь баба ты красивая, могла бы любого другого мужика выбрать, но нет, покусилась на моего Матвеюшку. На моего мальчика, которого я, сука ты такая, пас с третьего курса.
— Чо? — хрипло отзываюсь я.
— Хороших юристов надо присматривать еще милыми щеночками, — Юра оглядывается с улыбкой. — Что? Ты мне почти как сын.
— Заткнись, а.
— Ладно, с сыном перегнул. Будь ты моим сыном, то, наверное, уже бы пузо отожрал, но пуза у тебя нет. Бесишь, сволочь. Я в твоем возрасте уже колобочком ходил, а ты прямо-таки Аполлон. Еще удивляешься, почему бабы по тебе буквально сходят с ума.
— Юр, — кривлю лицо. — Ситуация как бы не располагает к хохмачеству. Меня, мать твою, отымели. Буквально отымели, понимаешь? Узлом связали мозги! Жена меня ненавидит…
— А вот это неправда! — Юра повышает голос и грозит мне пальцем.
— Это какое-то безумие! — рявкаю я.
— Угу, — отзывается Игорь, просматривая ампулу на просвет. — Я сейчас прям будто на групповой терапии, и вот-вот буду вынужден звать толпу санитаров. И это умиротворяет. Меня очень нервируют якобы спокойные и нормальные люди. А когда все вокруг мычат, смеются, кричат… так уютно.
— Ты тоже больной ублюдок, Игорь, — неожиданно серьезно говорит Юра.
— А еще я очень дорогой ублюдок, — Игорь переводит на него спокойный взгляд. — У меня жена хочет купить машину для сына, а я ведь хороший отец, Юр, поэтому за два круга групповой любви и за долгую реабилитацию двух куриц под моим строгим надзором спрошу серьезную сумму.
— А вот и бизнес попер, — вздыхает Юра.
Ия и Марина тяжело и прерывисто дышат, вылупив на меня глаза.
— Вскладчину организуем групповушки для девочек? — Юра вновь смотрит на меня. — Я беру на себя белобрысую мымру. Не люблю, когда меня называют клоуном. Какой же я клоун, Матвей? Обидно, знаешь ли. Я ведь ее не оскорблял. Вот как так можно?
— Значит, будет сыну на восемнадцатилетие машина, — Игорь откладывает ампулу, берет жгут со стола и с добродушной улыбкой его натягивает, — с кого начнем? — переводит взгляд на меня, — я бы предпочел, чтобы первой была Ия, потому что хочу дешевых понтов перед коллегой. Я буду покруче этой стервы.
— Тут ты уже сам решай, — сплевываю и выхожу из комнаты под жалобное мычание Ии.
Меня знобит и тошнит. Руки дрожат, голова кружится. Я не хочу присутствовать при работе “мастера”. Я готов ему заплатить, но не смотреть и не слушать его.
— А я останусь, — из комнаты доносится голос Юры, — проконтролирую ситуацию.
Мне надо вернуться в ветеринарку, в которой я оставил сбитого пса. Если умер, то похороню его, а если выжил, то посижу с ним и подумаю над кличкой.
Надеюсь, что выжил. И тогда у меня будет пес.
Пушистый белый пес.
Глава 37. Поговори со мной
— Может ты со мной, наконец, поговоришь? — хватаю Матвея за руку у двери, за которой нас ждет мировой судья. — Матвей.
После того дня, когда он ушел в невменяемом состоянии, он не идет со мной на контакт.
Тот поцелуй в висок был, видимо, последним проявлением его любви.
Живет с хромой собакой в корпоративной квартире. Я привожу к нему Лилю почти каждый день по ее просьбе, но и у них что-то не складывается.
Лиля говорит, что по большей части Матвей молчит. Они смотрят фильмы, гуляют с собакой и готовят ужин. А разговорить его выходит только тогда, когда Лиля вываливает учебники и тетрадки и требует помочь с уроками.
Пару дней назад она осталась ночевать у Матвея, и поделилась, что он немного оживился за папскими наставлениями лечь вовремя спать, проверить рюкзак, почистить зубы и не сидеть в телефоне допоздна.
На мои просьбы поговорить, встретиться, пустить в квартиру и попить чай отвечает, что ему нечего сказать.
Он занял глухую оборону, и мне не пробиться к нему.
И кажется, после развода я останусь и без Лили, потому что она должна быть с ним. Она нужна ему, как спасательный круг.
— О чем? — разворачивается ко мне.
Отстраненный, строгий и офигеть какой холодный. Прямо глыба льда, о которую я расшибу лоб в жалких попытках расшевелить почти бывшего мужа.
— Что и это все? Да? — я готова разрыдаться. — Столько лет вместе и я теперь не заслуживаю простого разговора?
— Разговора о моей измене? Нет, об этом я говорить не буду, Ада.
И Ия подозрительно исчезла с радаров. Я на волне истерики в пустом доме хотела ей позвонить, но не стала. Что она мне скажет? Порадуется за то, что я осталась у разбитого корыта и без любимого мужа?
— Матвей… Ты ведь и не с ней…
— Я повторяю, Ада, — наклоняется ко мне, — я не стану вести беседы на эту тему. Я знаю, чего ты ждешь. Что я встану на колени, заломаю руки, пущу слезу и поползу за тобой просить, чтобы не было развода. Что я тебя люблю, и что жить без тебя не могу.
