Любовь в твоих глазах (СИ) - Эллин Ти
— Садись завтракать, — говорит с полуулыбкой. Смотрю на нее: руки дрожат, когда волосы за уши заправляет. Странная. Чё не спалось вообще?
Сажусь за стол, как осел послушный все делаю, что говорит. Сказала бы сейчас мне в окно выйти — наверняка вышел бы.
Аня ставит передо мной тарелку сырников и варенье. Выглядит пиздецки вкусно.
Но если я могу понять, где она взяла творог и яйца, то муки и тем более варенья у меня сроду не было.
— Мелкая, шесть утра, ты в магазин бегала?
— Нет, я в окно увидела, что соседка уже гуляет, с которой ты вчера разговаривал, и к ней за мукой сходила. Она варенье и вручила. Сказала, что для Дамирушки, — улыбается, называя мое имя так, как баба Валя говорит, — ей ничего не жалко. Ешь.
Да твою мать… Я от вопросов этой старушки теперь никогда в жизни не отделаюсь. Женщинам только дай повод для сплетен, а женщинам в возрасте и повода не надо. Она и так у меня стабильно раз в месяц спрашивает, когда я найду себе кого-нибудь, а теперь всё. Наверное, начнет спрашивать, когда свадьба.
Да никогда, баб Валь.
Дерьмовая эта история, с хреновым началом, тупой кульминацией и наверняка еще более плохим концом.
Происходит что-то странное. И я не знаю, каким словом это все обозвать.
Я просто сижу и жру сырники, которые она мне готовила с утра пораньше, а она сидит напротив и пьет чай, не поднимая на меня взгляд. Из моей, сука, кружки.
Она одним днем заняла все пространство моей квартиры, даже несмотря на то, что мелкая вся. Её много, у меня передоз, это выльется во что-то очень хреновое, я чувствую.
— Вкусно? — поднимает взгляд и спрашивает с любопытством. Очень странное что-то происходит.
Киваю. Нет желания разговаривать еще о чем-то. Я вчера дохера говорил и слушал, с этим у меня тоже перебор конкретный уже. Всё с ног на голову перевернула, я не успеваю за всем этим. Такое ощущение, что я стою в центре какого-то урагана. Вокруг меня рушится всё, а я просто стою и смотрю и сделать нихера не могу с этим. Только жду, когда меня затянет и тоже сломает пополам.
— И ты даже не скажешь спасибо? — говорит негромко, а я так и замираю с сырником, не успев его откусить. Это какой по счету уже? Надо завязывать, у меня режим, а я полтарелки сожрал и даже не заметил, как.
— За что? — искренне удивляюсь. Тут надо матом орать, а точно не это пресловутое “спасибо” говорить. За то, что ворвалась в меня с разбега и сломала внутри все, что я строил так тщательно. За то, что торчит в моей квартире, хозяйничает, готовит мне, блядь, рождая внутри тупые картинки и надежды. За то, что даже к бабе Вале успела сходить и наверняка исказить той всю картину мира. За то, что ненормальная такая, что я влюбился по уши и хер знает теперь, как вылезти из этого.
“Спасибо” за это не говорят.
— За сырники. Тебе ведь вкусно, — отвечает Аня. Как можно быть влюбленным и одновременно раздражаться от каждого ее слова или даже присутствия? Как-то можно, потому что я справляюсь. Мне ее выгнать хочется так же сильно, как обойти этот херов стол между нами, и…
Стоп, Алиев.
Надо сегодня подольше грушу помесить, а то мозги плавятся уже.
— Да, вкусно, — говорю правду. Съедаю последний, остальные отставляю в сторону, чтобы не взять по инерции ещё. Нельзя пустить по пизде режим, который выстраивал так долго из-за одной девчонки, которая решила похозяйничать на моей кухне.
В голову тупая мысль влезает: Алёна мне никогда не готовила. Даже если оставалась до утра. Ни единого раза. И похер что у нас отношений толком не было, но почему-то вдруг мысль эта в голову влетает быстро и я так же быстро ее оттуда выкидываю.
Нельзя делать этого: сравнивать их. С первой меня хоть что-то связывало, хотя я и жалею обо всем, что было. Знал бы, что замужем — хер бы повелся. С Аней же у нас ни черта нет. Нет и не будет. У нас даже из общего — Рус. Её парень, мой знакомый.
Просто сказка, блять. Мечта.
— Раз вкусно, скажи спасибо. Я ведь готовила, старалась.
Бля, че она пристала ко мне со своим “спасибо”? Не умею я этих слов говорить, ясно? В заводской комплектации ошиблись, когда меня собирали. Не вшили все словечки эти сложные.
— Аня… — хочу сказать ей, хотя первый раз в жизни не знаю, что буду говорить. Но подумать не успеваю, как Аня снова начинает говорить, перебивая меня. Неудивительно уже. Я бы охренел, если бы она этого не сделала.
— Просто скажи “спасибо”, это что, так сложно?
— Да, Аня, это сложно, — рычу сквозь зубы, говоря как есть. Конечно в подробности и долгие рассказы о сложной жизни рассказывать не буду. — Ещё вопросы? — спрашиваю уже со злостью, надеясь, что она все поймет и отвалит.
Но нет. Эта активистка еще сильнее приставать начинает.
— Да. Почему тебе так сложно сказать спасибо?
Я встаю из-за стола, а она вскакивает следом и идет за мной. Бесит меня так сильно, что сил нет.
— Это не твое дело, — я пожалел сотню раз, что позвал ее к себе переночевать. Пусть бы шла к своему Русу и трахалась бы там с ним, а не трахала бы мне мозг сейчас. Сказано, что сложно, зачем трогать меня?
— Ну здравствуйте! — говорит Аня мне в спину, а потом оббегает меня и становится лицом к лицу. — Моё еще и как. Я старалась, готовила, чтобы отблагодарить за то, что не спала на улице, а мне даже спасибо не сказали. Нет, Дамир, так не пойдет!
Я не понимаю, она притворяется, или реально это всё? На краю мысли мелькает, что это спектакль какой-то, но быстро исчезает. Я ей слишком верю. И бесит она тоже слишком.
Закрываю глаза, сжимаю кулаки и челюсти и считаю
