Главное – любить (СИ) - Веленская Наталия
Журнальный столик был красиво сервирован на двоих: тарелки, приборы, изящные бокалы, живые цветы, сверкающим на солнце кувшины с напитками. И будто бы и весь остальной минималистичный кабинет тоже ожил, стал уютнее. Солнечная погода и настроение Корсакова дополняли эту идеальную картину.
— Надеюсь, стол ты накрывал сам? — протянула я, впрочем, без особой надежды.
— А что? — кажется, Саша немного напрягся.
— Ну-у-у мало ли. Знаешь, как-то не хочется, чтобы твой секретарь плюнула мне в суп, — присаживаюсь я на диван и аккуратно пододвигаю к себе тарелку.
— С чего бы ей это делать? — брови Корсакова удивленно ползут вверх. Эй, а на вопрос он мне отвечать собирается? Мне что-то реально боязно притрагиваться к еде.
— Саш, я не слепая и прекрасно могу понять отношение людей к себе. Кто относится по-доброму, с симпатией как Ярик. Или кто еле сдерживает себя, чтобы не нахамить…
— Как Марина, — подсказывает Корсаков. Присаживаться рядом он не спешит. Стоит и смотрит на меня сверху вниз, скрестив руки на груди.
— Как Марина, — соглашаюсь я. — Лично мне ни жарко ни холодно, нравлюсь я ей или нет. Но если она так с другими твоими клиентами или партнёрами будет себя вести? Это как минимум не профессионально! Вообще не удивлюсь, если её по блату сюда взяли.
Это первое, что приходит на ум, глядя на Марину. Да, всему виной стереотипы, и я, признаться, тоже была им несколько подвержена. Не знаю, насколько у этой стервы развиты умственные способности, и хорошо ли она справляется со своей работой, но выглядела она действительно так, будто получила это место через постель.
Я очень постаралась выключить истерично ревнивые нотки, но до конца этого сделать мне так и не удалось. Со стороны мы, наверное, смотрелись довольно забавно, как слон и моська — я сижу тут на диване, взирая на огромного стоящего надо мной Корсакова, и пытаюсь учить его жизни. Что хорошо, что плохо, и как должны работать его сотрудники.
— Да ты права, — вздохнул Саша. — Марину действительно взяли на это место по блату. По очень большому блату. И она далеко не чужой для меня человек.
Глава 26
К плохим новостям никогда нельзя быть абсолютно готовым. Ты можешь сколько угодно рассуждать, какой будет твоя реакция, пытаться предвидеть свои чувства. И потому смело надеешься, что сможешь обуздать их. Или сможешь приказать сердцу стойко выдержать любой удар. Но это самообман. Всегда есть один самый первый миг, когда все внутренние увещевания, внутренний аутотренинг, вся твоя выдержка летит в трубу.
Я знала, что с этой Мариной всё не просто так.
«Не чужой для меня человек». Почему он так открыто об этом говорит? Так бессовестно прямо смотрит мне в глаза?!
Нужно было что-то ответить, но я не придумала ничего лучше, чем заглушить ком обиды, ложкой супа. Вкуса, которого я совершенно не ощутила. Сейчас я настолько была оглушена этой новостью, что совершенно не осознавала, что поглощала. С таким же успехом я могла есть размоченный в воде картон.
— Вот как, — наконец-то смогла проговорить я.
— И это не то, о чём ты подумала, — Саша наконец соизволил разместиться рядом, откинув одну руку на спинку дивана. Устроился с удобствами, чтобы пристально наблюдать за тем, как я поглощаю его кулинарное творение.
Интересно, это как он определил? Неужели у меня настолько красноречивый взгляд? На всякий случай, я решила опустить глаза, внимательно разглядывая содержимое тарелки.
— И что же я такого подумала?
— Как обычно, самый плохой вариант, — усмехнулся Корсаков.
— Так это вроде бы твоя прерогатива. Или мы наконец-то нашли то, в чём действительно похожи?
— Просто признайся, что ты ревнуешь.
— Я?! — от возмущения я чуть не задохнулась. И как же хорошо, что в этот момент не успела донести ложку до рта. — Мне кажется, ты себе льстишь, Корсаков!
— Когда ты смущаешься и пытаешься это скрыть, то начинаешь фамильничать, — уже откровенно веселиться Александр третий, придвигаясь ко мне вплотную и кладя голову мне на плечо. И так озорно, по-мальчишески заглядывает мне в глаза, что на долю секунды я даже забываю из-за чего злилась. — Просто признай, это же не больно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Если признаю, ты отстанешь и дашь мне нормально поесть?
Саша в ответ кивнул и выжидающе посмотрел на меня. Серьёзно? А больше ему ничего не надо?
— Знаешь, я передумала. На сегодня обойдемся без дополнительного раздувания твоего и так огромного самомнения, — беру в руки салфетки, и промокнув губы, отшвыриваю их на стол. — Поэтому, пойду пообедаю в более спокойной обстановке.
Приподнимаюсь с дивана, мысленно отдаваясь во власть праведного гнева. Но Корсаков тут же тянет меня за руку обратно, и я падаю в его объятия.
— Лиз, не кипятись и не делай поспешных выводов. Марина — крестница моего отца.
— Что?! — кажется я восклицаю на несколько децибелов больше, чем положено приличиями. Так вот он какой на самом деле блат?!
— А еще дочка одного из сооснователей холдинга, — добавляет Корсаков, явно забавляясь моей реакцией. Лицо у меня и правда вытянулась от удивления и никак не хотело возвращаться к привычному состоянию. — Вишняков — старый друг моего отца. Маринка можно сказать выросла на моих глазах. Она мне как сестра. А ещё один из моих близких друзей. И именно поэтому между нами никогда ничего не было, и быть не может.
— Но… почему она секретарь? — если она действительно дочка одного из партнеров холдинга, неужели для неё не нашли более подходящую и солидную должность?
— Личный ассистент, — поправил меня Корсаков. — Потому что однажды пришла к нам в компанию на практику… И оказалась одной из немногих, кто смог справиться с тяжёлым характером моего отца. Точнее говоря, она единственная, кто не сбежал от него. А до этого ассистенты менялись, чуть ли ни раз в квартал. Мне она, можно сказать, досталась в наследство. И нам комфортно работать вместе. А ещё, в отличие от Мереминского она отлично умеет соблюдать субординацию. И в рабочее время я для неё не какой-то там Санька, а Александр Романович.
— Неужели её до сих пор устраивает должность ассистента? Ведь она же уже давно закончила универ, как я поняла? — я не заметила, как Саша прижал меня к себе. И продолжил свой рассказ, легонько перебирая пальцами прядки моих волос.
— Да, она на пару лет старше тебя, — подтвердил Корсаков. На его губах появилась хитрая улыбка, и я была уверена, что неспроста. — Сейчас Марина совмещает должность ассистента и часть обязанностей помощника финансового директора.
— То есть потом она займёт кресло финансового директора?
— Здесь в ближайшее время — вряд ли. Но её давно ждут в Московском филиале, там есть подходящая должность, которая соответствуют её навыкам и опыту. Только вот есть одна загвоздка.
— Какая?
— Мереминский.
— Э-эм. А он тут причём? Он что против её перевода?
— Она против. Не хочет его оставлять, — с многозначительно хитрой улыбкой сообщает мне Саша. И то, что до меня доходит, просто разрывает мне мозг на тысячу осколков.
— Да ла-а-а-дно! — подскочила я. — Она и Ярик?
Так значит все эти их разговорчики и смех в коридоре не просто так? И эти её слова на вечеринке…
— Они не вместе, и никогда не были, — остудил мой пыл Корсаков. — Но Ярик её первая, и единственная любовь.
О! Теперь у меня однозначно, многое встает на свои места!
— Так вот почему она на меня взъелась! — ору я, позабыв о том, что госпожа Вишнякова сидит за дверью.
— Ну за это стоит благодарить Мереминского и его медвежью услугу с проверкой на ревность, — смеётся Корсаков.
— Но между нами ведь ничего не было! Мне даже от его знаков внимания было не по себе, — призналась я. Замечаю, как от моих слов Саша ещё больше заулыбался и стал похож на довольного жизнью котяру. Кажется, эго Корсакова всё-таки немного почесали за ушком. — За что ей меня ненавидеть-то? И вообще, он сейчас с Ланой. Вот пусть на неё направит все свои потоки ненависти!