Мы сгорим вместе. Сводные. - Маргарита Аланина
Собрав вещи, звоню папе. Разговор длится минуту от силы. Они на каком-то приёме её друзей и вернутся ночью. Я не рассчитывала на прощальный ужин, но пренебрежение со стороны родителя обижает до слёз. Не теряя решимости, вызываю такси на завтра к одиннадцати часам. Не буду ждать папу или прощаться с Викой.
Звоню бабушке сообщить новость.
- Хорошо, но Юлия на будущее прекращай заниматься самоуправством. Сначала обговаривай, а потом принимай решение, - отчитывает Ксения Валерьевна и скидывает вызов.
Я смотрю на телефон и вязну в трясине сомнений. С бабушкой по папиной линии под одной крышей на постоянной основе будет тяжело. Она двадцать лет была начальником налоговой инспекции и умеет ставить на место. А ещё не терпит непунктуальности, неаккуратности и ночных хождений. Будучи гостем в доме я придерживалась негласных правил, а теперь придётся жить по ним постоянно. Хорошо, что дедушка Ваня мягче. Он всю жизнь связан с творчеством, кем только не работал. С ним я чувствую себя как на мягкой перине.
В любом случае жизнь с бабушкой лучше, чем трястись в ожидании подвоха от сводного братца. А он будет. Обязательно. Временное помутнение рассудка у Покровского брать в расчет не стоит!
До полуночи переписываюсь с Таней и гуглю что нужно для смены университета. Сердце сжимается. Не хочу бросать Таню, не хочу привыкать к новым зданиям и преподавателям, но я загнанна в угол.
Если даже Дёма успокоится, Лика продолжит распылять яд.
Раздаётся стук в дверь и, не дожидаясь ответа, сын мачехи входит с гордо поднятой головой. Я гулко сглатываю и тру глаза. Покровский заявился с охапкой «третьесортной» еды.
- Что происходит? – резко выпаливаю.
- А на что похоже? Я знаю фильм, режиссёр которого тебя точно удивит.
Любопытство колет, но я себя останавливаю. Хватит с меня потрясений. Только Покровскому по боку, он вываливает свою ношу на мою кровать и берёт со стола ноутбук.
16 Всё правильно
16 Всё правильно
Прокатываю пальцами по вискам и смиряюсь с присутствием Демьяна. Он, как автомобиль в дрифте, не остановится до окончания манёвра. Мне остаётся только ждать, когда наиграется в правильного мальчика и запустит отсчёт.
Вдох…выдох… И так до бесконечности. Главное, не сбиваться.
Я готова к фильму с Покровским и дальнейшему светопреставлению. Перекинув волосы на одно плечо, подкатываю компьютерный стул к кровати. Находиться на одной кровати с риском контакта опасно.
- Свет выключи, - приказ звучит как-то мягко.
Иду к выключателю и слышу возню за моей спиной. Демьян растянулся на стуле, закинув руки за голову. Футболка задралась, оголяя полоску выточенного пресса, длинные ноги широко расставлены, а на локтях видны свежие ссадины. Демьян, крутанувшись на стуле, останавливает взгляд на мне. Продирается через тонкие чешуйки моей брони и останавливается на полпути, переведя взгляд кровать.
Погасив свет, включаю ночник на стене, сажусь в позу бабочки на кровати и нажимаю на play в открытом окне браузера.
Интимный полумрак, близость Покровского, молекулы его запаха будто лесной пожар обжигают. Главный насос организма заходится рваными хрипами, но я приказываю себе успокоиться. Это просто фильм. Надо придерживаться той же линии поведения, как и в прошлый раз.
Шуршание упаковок, щелканье орешков, хруст чипсов, голоса актёров – вот мои якоря. Первую половину фильма я за них держусь, но захват постепенно слабее. Напряжение спадает. И я не удерживаюсь, начинаю бросать взгляды из-под ресниц на Демьяна. То он крутится на стуле, то ловко забрасывает «третий сорт» в рот, то кладёт подбородок на кулаки и сосредоточено смотрит на экран.
Мы зашли в тихую гавань и проклятый пульс должен перестать сказать. Но это не так. Я чувствую микроожоги, оставляемые зелёными глазами. Чувствую волнение воздуха во время движений Покровского. И я снова хватаюсь за свои якоря.
Я бегаю по кругу. И с каждым разом циркулировать сложнее.
Вторая половина фильма сопровождается жужжанием телефона. Дёмьян не смотрит на экран, только закатывает глаза после окончания каждой вибрации.
- Может, уже ответишь, - не выдерживаю я.
- Это Клим. Черт, ты же понимаешь, что он бы вычислил тебя за пять минут и три купюры? – Покровский в доказательство своей правоты относительно личности звонящего кидает телефон рядом с ноутом.
«Жаров» высвечивается на экране. Зажмуриваюсь, ощущая срыв дыхания. Кажется Клим сейчас нагрянет и начнётся мой персональный фестиваль ужаса.
Переворачиваю телефон экраном вниз.
- Хуже бы уже не стало.
- Ошибаешься.
- И что бы он сделал? – дерзко выстреливаю вопросом.
- Уже ничего не сделает, а если вдруг объявится – разворачивайся и уходи. Он таскаться за тобой не будет, - отзывается Дема, делая оборот на стуле.
- Выше его достоинства? – горько усмехаюсь.
- Типа того, - сводный «братишка» пожимает плечами.
- И я должна тебе верить? – подбираюсь как перед прыжком в ледяную воду. Доверие и Демьян не совместимы в моём случае, но тихий шёпот разума подсказывает, что его слова могут быть правдой.
- Крайнова, хватит устраивать драму. Пруфов нет. Хочешь верь, хочешь наплюй, - раздражённо чеканит.
Оставляю выпад без ответа. Мысли сворачивают в другое русло. Если Покровский догадался о том, что это я организовала наплыв сообщений и звонков, то почему не среагировал? Или готовится нанести мощный удар? Запечатываю мысли. Дождусь, когда внутренний водоворот сбавит обороты, и потом буду решать.
Покровский во время очередного оборота останавливается и подаётся вперёд. Он рассматривает фотографию моей семьи. Её я решила убрать завтра перед самым отъездом, мне нужна частичка тепла в последнюю ночь.
После поступка Демьяна образовалось множество болезненных нарывов. Они лопаются, оставляя уродливые следы. И сейчас один из них пузырится и лопается. Яд даёт о себе знать шипением.
Покровский не имеет права интересоваться!
Резко подскакиваю, желая спрятать фотографию, но осекаюсь. Вспоминаю, что тоже заглянула в замочную скважину, забрав тот больничный счет. Надо бы найти его и выбросить, а лучше сжечь.
Возвращаюсь на своё место.
- А у тебя в семье кто-то болен? – робко выдыхаю. Тревожный холодок от затылка спускается к позвоночнику, но я имею право
