Убежать от тирана (СИ) - Тур Злата

Господи! Как же я хочу быть счастливой! Знать, что тебя не одернут на полуслове, не ударят, не выставят дурой на глазах у посторонних людей. Замирать в теплых и надежных объятиях любимого мужчины. Быть для него Дюймовочкой. Быть Его женщиной.

От этих мыслей предательски защипало в носу, потому что шансов на счастье у меня …Сколько? Да процента два.

Устало прислонившись к косяку, я чуть не сползаю по нему на пол, меня придавливает безысходность. Своей цементной серостью она гасит яркое сияние той волшебной сети, которой окутал меня Данил. Я просто физически ощущаю, как одна за другой умирают крохотные живые лампочки, снова погружая меня в безнадегу.

Однако долго страдать мне не позволили. Вернувшийся муж потребовал ужин. Несмотря на то, что Лидия, наша помощница по хозяйству жила с нами в доме, Омар всегда требовал, чтобы на стол я накрывала сама.

Меньше всего я хотела его видеть, а уж сидеть за одним столом так тем более. От этой перспективы на душе стало совсем отвратительно. Я словно пленник, который уже убежал из темницы, почувствовал вкус и запах свободы и был пойман. И для него теперь то, что уже было привычно, стало совсем невыносимо.

Тяжелые мысли леденили душу и, наверно, тормозили тело. Раскладывая столовые приборы, я как на грех уронила вилку. Подняв, отнесла ее в раковину.

- А если б я не видел, ты б мне так и подала с полу?

- Ну что за глупость?! Как ты мог такое подумать! – забывшись, я ненароком выплеснула свою накопившуюся обиду.

- Глупость?! То есть ты хочешь сказать, что я сказал глупость?

- Прости, я не так выразилась, - попыталась я оправдаться, но это был жалкий лепет, который даже не долетел до сознания мужа.

Как тигр, он подскочил ко мне и, больно схватив за волосы, потянул вниз.

Я упала на колени, понимая, что крупно нарвалась. И тут же подумала, что это мое подсознание подтолкнуло меня к дерзости. В трезвом уме я бы никогда такое не посмела сказать. А тут логика проста – или он выбьет из меня все мысли о счастье, или же это станет последней каплей.

- Я глупости говорю! – с нажимом повторил он еще раз. – Значит, ты считаешь меня глупым, раз позволяешь себе глазки строить моему пасынку? Старый дурак ничего не заметит. А тут молодое тело?! Так?!

Я не успела ничего возразить, как получила оглушительную пощечину.

- Я стал старым для тебя? Отвечай, шлюха!

- Какое ты имеешь право во мне сомневаться? Я не шлюха! Не смей называть меня так!

Я осознанно бросила красную тряпку быку, понимая, что нарываюсь.

- Не сомневаются только шизофреники, - опасно прищурившись, он перехватил мои волосы другой рукой, чтоб отвесить симметричную пощечину. – А я смотрю, кое-кто у нас забыл, кого бояться надо!

Какая – то звериная ярость неожиданно проснулась во мне и выплеснула в кровь лошадиную дозу адреналина, сорвавшую тормоза и притупившую страх.

Я подняла глаза, в которых метались молнии гнева и, четко выговаривая каждый слог, без истерики и дрожи отчеканила.

- Я тебя не боюсь! Можешь избить меня, но я приползу в полицию и заявлю на тебя. И пусть ты кого-то купишь и дело замнут, но найду способ сообщить твоим партнерам и друзьям, как ты обращаешься с женой. А если решишь посадить под домашний арест, как преступницу, я перестану есть и умру от голода.

Небывалая решимость придавала мне силы, и я выдержала его холодный, острый , как лезвие ножа, взгляд.

В голове шумело от оплеух, но внутренне я ликовала. Я его поняла. Он не отмороженный псих. Он изощренный садист, который наслаждается унижением, страданием. Он, очевидно, как безжалостный Дементор, питается флюидами страха и получает кайф.

Это очень точно вязалось с его записями. Он наслаждался игрой, смаковал подробности своего морального изуверства. И тут меня снова прошиб страх – я больше чем уверена, что он довел до смерти маму Данила.

Но, слава Богу, эту мою слабость он уже не заметил. Он оттолкнул меня, как избалованный ребенок сломанную игрушку, и я позорно приземлилась на пятую точку. Смерив презрительным взглядом, небрежно, чуть ли не сквозь зубы, муж процедил.

- Ну –ну! Забыла, из какой помойки я тебя вытащил? Можешь туда возвращаться! Как была дворняжкой, так ею и осталась. Я тебя не держу! Зачем мне неблагодарная жена?! Я найду себе другую, которая будет ценить и уважать мужа. И для Анны будет лучшей матерью, чем ты.

Под адреналиновой анестезией я забыла, что живу не для себя. Липкий страх, словно отрава, расползся по всему телу, лишив меня решимости и смелости. Мне показалось, что тело похолодело.

Неловко поднявшись, я подошла к Омару, внутренне готовясь, что он продолжит бить. Однако совсем лишаться одержанной победы не хотелось. Я собрала волю в кулак и поняла, что меня толкнуло на этот подвиг. Я была уверена, что если он меня убьет, Данил с ним рассчитается. Мысли о Даниле снова вдохнули в меня какую-то уверенность, хоть и достаточно робкую.

- Омар, почему ты считаешь, что благодарная жена – это та, которая безропотно переносит побои? Я тебе благодарна за Анечку. За достаток, в котором я живу. Но я хочу жить и не бояться своего мужа.

- А меня не надо бояться, меня нужно уважать! Безоговорочно! А ты посмела мне угрожать. Это так проявляется уважение?

Конечно, мои слова для него, как горох о стену. Ни в каком случае он себя не будет считать виноватым, потому что в его уродливом внутреннем мире совсем другие ценности. И я выбираю лучший способ прекратить бессмысленный разговор – заткнуться и отвлечь от моей «оплошности».

- Ты есть хотел, садись, а то остынет, - мне удается сказать это все нейтральным голосом.

- Я собирался поужинать со своей женой.

- Я тоже хотела с тобой поужинать. Но мне нужно умыться, - и, не ожидая разрешения, я иду в ванную, едва сдерживая дрожь, которая уже сотрясает мое тело.

Это не победа. И не поражение. Это объявление войны, проиграв которую, я могу лишиться жизни и лишить Анечку матери.

А ведь он прав. Сколько еще молоденьких дурочек готовы ради денег выскочить за любого богача, не понимая, что попадут не в сказку, а в настоящий вольер? Правда, золотой.

И мне нужен план. И холодная голова.

Забившись в ванную, я машинально плескала на лицо холодную воду, чуть не до онемения, и лихорадочно соображала – как справиться с ситуацией. Ведь Омар, как настоящий правитель - диктатор, подавляет бунт жесточайшими методами. Чтоб неповадно было.

Когда я заявила, что уеду от него с Анютой, он просто закрыл дочь в пансионе. Воспоминания обжигающей волной затопили всю душу, лишив меня бойцовского настроя. Омар, как эсесовец, наматывал мои нервы на свой железный кулак и вытаскивал их из меня, лишая воли и превращая в послушную собачку.

Два раза в неделю мы связывались с Анютой по скайпу, И стоило мне провиниться – он лишал меня возможности поговорить с ней.

Я вынуждена были прижиматься к двери, чтобы услышать бодрый голосок любимой малышки. Слезы застилали глаза, губы искусаны до крови, но ворваться в кабинет и испугать ребенка я не могла, даже если и решилась бы пойти против мужа.

- Здравствуй, папа! А где мама? – острыми иголками впивались в сердце ее слова.

- Мама заболела и не может подняться сюда. Не волнуйся, у нее хорошие лекарства, и она поправится.

Я сползала на пол, прижимаясь лбом к двери, и жадно ловила все новости. Убеждена, что Омар слушал ее вполуха, его больше интересовало то, что я едва не скулю в голос от бессилия.

Сейчас я поняла, что откровенно ненавижу его. Раньше я просто не позволяла себе об этом думать, загоняя все попытки анализировать свою жизнь глубоко-глубоко, чтобы не рехнуться. Находила оправдания, убеждала себя, что многие живут еще хуже, что нужно приспособиться. И это получалось.

Но даже металл нельзя гнуть до бесконечности, когда-то ломается. Сломалась и я. Вот прямо сейчас. Бросила вызов, и теперь страшно представить, каков будет ответный шаг.

За первый бунт он лишил меня дочери. А чего лишит за второй? Что у меня еще осталось, кроме жизни?