Без времени - Ёлшин Олег Игоревич
А воля была. И желания устремлялись в сумасшедший безудержный бег или полет… А неизвестность манила…
Они мчались по наклонной куда-то вверх на немыслимую высоту. Дорога не петляла скучным серпантином, а чертила по прямой, угадывая настроение этих двоих, и предлагала свой короткий маршрут на серую макушку горы, где скоро наступит рассвет. Он наступит раньше, чем там внизу, и эти двое успеют насладиться первыми лучами утреннего солнца, пока океан и этот чудесный остров спят. Дорога прямиком, не петляя, возносила их к звездам и зарождающемуся рассвету. В лобовом окне было видно только огромное черно-синее небо. Дорога скрывалась под колесами автомобиля, и казалось, что они уже давно оторвались от нее и мчатся в небесах только вперед и ввысь.
— Ты сумасшедший! Вернись на землю! — не выдержала она.
— Это только начало! — кричал он в ответ.
И теперь только ветер, минуя лобовое стекло, треплет их своими безжалостными порывами. Сносит остатки металла и пластика, бывших раньше машиной, стирает загар с их кожи, выдувает мозги из безумных голов, срывает одежды, оставляя тела обнаженными и готовыми к этому неистовому полету, сохраняя лишь улыбки и задор на молодых счастливых лицах — лицах и счастливых глазах, которые должны успеть встретить рассвет на этой горе! И снова время послушно застыло. Оно замерло, оставшись там внизу навсегда.
Арина была удивительно красива. Черные волосы переливались в новорожденных лучах, сверкая на солнце. Ее утомленные глаза от праздника и безумия, от бессонных дней и ночей горели ярким огнем и не давали ей уставать от юности и восторга этого утра. Он любовался ею. Она и была для него сейчас и солнцем, и рассветом, а он готов был стать вулканом или горой под ее ногами и нести по жизни девочку с такими глазами на любой край света бесконечно долго…
«Как это здорово, когда любишь и можешь стоять на самой вершине, на самом краю, а дальше остается только взлететь, — думала она. — Когда этот человек рядом, просто держит тебя за руку, светит солнце, и больше не нужно ничего…»
«Нет, нужно, — мысленно вторил он. — Хочется, чтобы рядом ходил маленький человечек, тот самый, с ее картины, и был похож на них, а остальное не имеет никакого значения. Рука в руке, тепло этого солнца и маленький человечек рядом… Нет, три человека…»
«Так не бывает…»
«Но это есть… Как хорошо, что теперь ты сможешь все! Даже больше. Ты стоишь на этой вершине, а другие горы ждут тебя впереди, а дальше — только полет», — думал он, любуясь восходом, любуясь ею.
Полет в никуда, в неизвестность, и только туда, наверх… Как жаль, что подняться выше невозможно…
Утром следующего дня они находились на палубе корабля. Проснулись рано, им снова не хотелось пропускать рассвет. Пусть он был поздний, этот рассвет, зимний, но солнце снова будет горячим, будет светить в их лица, и они снова будут вместе его встречать. Картина стояла в стороне, и в сумерках зарождающегося утра ее краски совсем не поблекли. Они светились в темноте от яркого фонаря на палубе, оживая, и этот маленький дом и люди казались настоящими. Маленький крошечный мир, написанный чьей-то рукой — он помещался в этой рамке, и жизни этих людей. Оставалось всего несколько мазков — и глаза этой женщины засияют.
Петр неожиданно произнес:
— Я хотел тебе сказать, — он волновался и поэтому замолчал. Он вел себя, как ребенок. — Знаешь, коль скоро мы с тобой уже так давно знакомы… Уже почти месяц, я хотел тебе сказать… Я хотел сделать тебе предложение.
— Ты обезумел, мой хороший, — засмеялась она.
— Нет, не обезумел, все прошлое не считается. Давай начнем сначала. То есть пройдем все это еще раз, но по-другому. А поэтому делаю тебе предложение, — повторил он.
— Ты опоздал, глупый, ты уже сделал мне предложение, и теперь я занята. Уже десять лет! За-ня-та!
— Не совсем, — улыбнулся он. — Если ты, конечно, готова снова выйти за меня… Я поведу тебя под венец.
— Что?
— Через неделю мы вернемся и будем венчаться…
Он снова улыбнулся и добавил:
— Так и быть, уговорила! Делаю тебе предложение… во второй раз!
Она промолчала, пристально глядя в его глаза. Он не понимал, что с ней творится, лишь видел, как она волнуется. «Разве может женщина спустя столько лет так воспринимать его слова?» — поразился он.
А сердце ее вырывалось наружу. Глаза светились невероятным блеском, она не могла вымолвить ни слова. Что-то хотела сказать. Сделать это прямо сейчас… Но почему-то молчала.
«Если любит, может», — подумал он, глядя в эти глаза.
— Такое нужно отметить! — воскликнул он. — Шампанского!
— В девять утра! — только и сказала она, потом засмеялась. Но он уже скрылся в дверях кают-компании, спускаясь в трюм, где находились их запасы. Повар спал, да и не нужен был сейчас этот повар. Петр быстро шел, он торопился вернуться к ней. Шел и думал о предложении, которое только что сделал. Как давно он не делал этой женщине предложения! Почему? Если ты еще способен произносить это слово — «люблю» — делай такие предложения часто. Делай их каждый день…
Она стояла на корме, цепко держась за перила, вглядываясь в бесконечную даль океана. Стояла так уже целую вечность и смотрела туда, где небо соединялось с беспокойными волнами, где кончалась земля и начиналась какая-то другая стихия, другая жизнь. А ее длинные черные волосы развевались на беспокойном ветру. Солнце вставало из-за горизонта и уже освещало утренними лучами водную гладь, солнце начинало свой новый день над бесконечной равниной. Наступало то единственное мгновение, когда оно еще касалось горизонта, но уже готово было оторваться и устремиться на высоту, чтобы залить весь этот водный мир ослепительными лучами, подарить тепло, и жизнь, и любовь. Этот миг был маленькой короткой сказкой, и сказку эту подарил ей Он. В такие мгновения не существует прошлого или будущего, есть только настоящее. Этот ослепительный миг и он твой… И Его тоже…
Только почему-то он не шел. Он находился в трюме этого маленького белого корабля или где-то еще, но не было его рядом, и это утреннее мгновение принадлежало только ей.
И тут она почувствовала, что больше так не может. Она очень устала за это короткое путешествие и долгую жизнь, которую прожила. Сил не оставалось, а притворяться больше не могла…
Петр вернулся на палубу, неся бутылку шампанского, и не увидел ее у парапета. Удивленно оглянувшись по сторонам, заметил двух французов его команды, которые зачем-то ринулись к корме и прыгнули в воду. Петр подбежал и в ужасе посмотрел вниз, откуда ребята-французы поднимали Арину. Она без сознания лежала на их руках, и те по трапу для пловцов, который капитан уже спустил на воду, заносили ее на борт. Сначала он ничего не понял, подхватил ее и уложил на диван. Она открыла глаза и посмотрела на него. А лицо ее было покрыто морщинами, глаза провалились, вокруг них были темные круги, нос заострился, а на голове после этого купания снова показались седые волосы. Их было очень много, и они предательски выдавали ее тайну.
Самолет уверенно набирал высоту, прощаясь со взлетной полосой, с морем и маленьким островом, с крошечным игрушечным миром, белым корабликом, который одиноко плыл по волнам, больше не выбирая маршрута. Он возвращался в свою гавань, откуда совсем недавно начинал свое путешествие…
Арина сидела рядом, не скрывая усталости, не пытаясь что-то говорить, прятать неожиданно набежавшие морщинки и седые волосы. А он тоже молчал, думал и не понимал. Как она смогла утаить от него себя, свою болезнь? Почему он не замечал ничего? Целых три недели он не верил, считал эти таблетки, но ничего не замечал. И сейчас у него в сознании все переворачивалось.
«Лучше готовиться к худшему», — вспомнил он. Потом подумал:
«Снова ты о себе?»
И опять не понимал…
