Алиса Клевер - Пятнадцатый рай
– В какой опасности? – с недоумением смотрела на нее мать. – Что ты плетешь? Ты заболела?
– Нет, я здорова. Просто нам всем втроем надо уехать, мам, – прошептала Арина.
– Уехать? Куда? В Ковров? У меня корова недоена…
– Ох, мама, – Арина снова прижалась к матери. Только теперь до той начало доходить, о чем говорит дочь. Арина сбивчиво бормотала, что Максим и дядя Аркадий обо всем позаботятся, что ни с чем не будет никаких проблем. И что им нечего бояться, это только мера предосторожности. На всякий случай, потому что… ну, случиться может же всякое… И с каждым произнесенным ею словом лицо матери суровело, пока наконец она не оттолкнула дочь от себя.
– Еще чего! – воскликнула она со злым изумлением. – Ты что напридумала тут? Никуда мы не поедем!
– Вы должны нас послушать! – с жаром воскликнула дочь. – Это не обсуждается!
– Не обсуждается? – Отец отбросил серп на траву и подошел ближе. – Я вот ща бердан достану, и посмотрим, что тут обсуждается, а что нет. Ишь, понавезла бандюков. И чего?
– Отец! – прикрикнула на него мать. – Уймись, слышишь. Скандалов нам еще не хватало.
– Они не бандиты, – протестующе замотала головой Арина. – Мама, они приехали, чтобы помочь!
– Да? – недоверчиво усмехнулась мать. Она опасливо покосилась на Аркадия, затем на Максима, а потом тихо зашептала: – Дочь, я же была у вас в ваших хоромах, ты помнишь? Да такие деньжищи никому даром не даются. У нас по-другому не бывает, отец зря не скажет.
– Мама, ты ничего не знаешь. Вы в опасности!
– Значит, ты явилась сюда, чтобы сказать нам с отцом, что мы должны все бросать и бежать куда-то? Да ты в своем ли уме, дочка? – Вера Ивановна схватилась за сердце. – У нас живность, запасы. Куда я все это дену? А лошадки? Я банки вон закатала, грибы сушу. С чего это я должна уезжать? И куда?
Максим подошел к забору и несколько секунд молча смотрел на огород, на стоящего посреди пожухшей травы Петра Крылова, смотрел на облупившуюся краску на заостренных досках забора. Совсем другая жизнь. Засушили грибы. По утрам выезживают лошадей. С холма за баней видна речка, и каждое утро – разное, каждый рассвет прекрасен. И каждый вечер по-особенному тих. Что они принесли этим людям в их жизнь, кроме бури?
– Вы должны уезжать, потому что без вас не уедет Арина, – внятно произнес Максим. – А она в смертельной опасности.
– Да что ж это такое! – отчаяние Веры Ивановны не нашло выхода, и она тяжело задышала.
– Мы выкупим у вас все по самой высшей ставке. Мы поставим здесь людей, чтобы они присмотрели за огородом и распродали живность. Никто и ничто не пострадает, – пообещал Максим. – Вы должны уехать с нами. Прямо сейчас. Ради нее. – Он сжал Арине плечо.
Крыловы молчали. Недолго. Отец поднял серп и счистил с него налипший ком грязи. С силой бросил на землю.
– Думаете, Максим, страдания меряются только деньгами? – глухо спросила мать и тяжелой походкой пошла к дому. Когда она скрылась в избе, хлопнув дверью, Максим вздохнул.
– Нет, я так не думаю, – сказал он самому себе. – Больше не думаю.
Сборы заняли куда больше времени, чем рассчитывал Аркадий. Руководствуясь логикой, он решил, что находящиеся в опасности люди просто запрыгнут в их внедорожник – и все, они могут ехать. Но он просчитался. Сборы проходили мучительно. Мать металась по дому, собирая вещи, которые ей и пригодиться-то не могли, они с отцом то начинали браниться, то утихали, но остановить их суету и вразумить их сил ни у кого не хватало, не действовали ни уговоры, ни увещевания.
В конце концов Аркадий разозлился и не сдержался. Смотреть на это безумие, на это дешевое барахлишко, которое паковали с какой-то неистовой убежденностью, что без него – никак… А торжественная передача коровы соседу дяде Степе? А прощание с котом? Смотреть на это было странно и непривычно. Долгие годы безбедной жизни приучили Аркадия смотреть на вещи как на средства, но не цели, а на деньги – как на природную силу, как на огонь, на жар, опасный для одних и послушный в руках других.
Он не понимал, почему нужно тащить с собой коробку со старыми фотографиями, если все их можно отсканировать и распечатать. Он не понимал, что надписи, сделанные родительскими руками на оборотах, уже не повторить; он не знал, какое это счастье – сидеть зимними вечерами за бутылочкой наливки и листать старые альбомы, вспоминать.
Вот Ариночка в железной ванне, прямо посреди двора. Лето, ей года два? А помнишь, как она лягушку поймала и с ней дружила? А как поросенка отказывалась есть? Эх, годы, годы.
У Аркадия никогда не было семьи. Не было никого, кроме Максима.
– Нам пора, пора, – нервничал он, вышагивая взад-вперед по комнате. Пять шагов в одну сторону, три в другую, полы деревянные и отзываются гулким эхом на каждый шаг.
– Аркадий, верно? – Отец был уже немного выпивши, еще больше напуган. Он облачился в «парадный» костюм, словно собрался на премьеру в любительском театре в Коврове.
– Да. Что вы хотели? – В голосе Аркадия сквозило раздражение, как он ни пытался скрыть его. Никакой четкости в действиях, а время идет… Вон ходики с гирькой тикают – тик-так… тик-так… Как по затылку тюк-тюк… тюк-тюк…
– Вы ведете себя так, словно не уважаете нас, – бросил ему Петр Крылов и тряхнул головой, как петух, норовящий клюнуть другого.
– Не слушайте его, – вмешалась Вера Ивановна. – Петр, – позвала она мужа, – иди, помоги – тяжелое.
– Пусть эти таскают, – хмуро буркнул тот. – Никуда я не хочу ничего переть. А, мать? Что за дурь?
– Тут вот все наши документы, Арина. Куда бы их положить? – Мать посмотрела на дочь в нерешительности. Арина огляделась, словно забыла, где она. Как она могла допустить такое? Что она сделала не так? Почему из-за нее должны страдать ее родители, их хозяйство? Откуда налетел этот ураган?
– Положите вот в эту коробку. Мы возьмем ее с собой в салон, – ответил Максим вместо Арины. Он присел на корточки, взял в руки Аринины ладони и заглянул в ее затуманенные тревогой глаза.
– Все будет хорошо, принцесса. Ты мне веришь? Все образуется.
– Ты думаешь? – с сомнением отвечала Арина. – Словно на дом напала орда…
– Орда? – усмехнулся Максим. – Ну и фантазия у тебя… Разве тянем мы с Аркадием на орду? А ты, кстати, не голодна?
– Нет, я не голодна.
– Но ты должна быть голодна, Арина. Ты не ела ничего в самолете… Когда ты, собственно, последний раз ела? Ты так в обморок грохнешься.
– Давайте-ка и правда я ее накормлю, Максим, – спохватилась мать. Максим обернулся на голос, и лицо Крыловой потрясло его. Простые вещи, как они важны. Накормить ребенка, уложить его спать, обогреть дом, принести дров. Смысл жизни, собранный из чистых, протертых полотенцем тарелок с клубничинами на ободках. Вера в будущее, выраженная в керамической кружке с горячим мятным чаем.
