Берта Рэк - Звезда балета

– Да, яичницу, пожалуйста.

– А еще?

– Я ничего больше не хочу, спасибо, – ответила девушка, которая еще никогда в жизни не была одна в ресторане. Риппл, которую так заботливо от всего ограждали, сидела одна в маленьком лондонском ресторанчике!

Это было удивительно, но ее не удивляло. Что могло еще ее удивить, по сравнению с тем поразительным видением, которое стояло перед ее глазами? Казалось, вместе с театральным костюмом и гримом Риппл сбросила с себя и веселость. Она внезапно стала молчаливой еще в освещенной газом шумной артистической уборной, где пахло помадой и неумолчно щебетали девичьи голоса.

Риппл быстро переоделась и ушла. Она скрылась от родных, которые должны были зайти за ней; ускользнула от миссис Тремм, которая заказала заранее сандвичи и пирожные с доставкой на дом в Хемпстед. Она пожала руку Нэнси, Пандоре, Сильвии и другим танцовщицам, застенчиво что-то пролепетав на прощание.

Пусть все думают, что она ушла с «другими». Ей хотелось быть одной. Теперь, конечно, она вернется на метрополитене в Хемпстед – поедет домой, к миссис Тремм; потом позвонит в гостиницу родителям, чтобы их успокоить.

«Там, наверное, переполох», – мельком подумала она. Поднимется шум по поводу ее исчезновения. Разгневанный отец снова начнет, как бывало, говорить о деморализующем влиянии сцены, о театральных друзьях, отвратительных манерах, постыдном поведении по отношению к родителям. Ее мать… Но ничего не поделаешь, Риппл хотелось быть одной. Ей нужно было некоторое время побыть в одиночестве, чтобы собраться с мыслями. Что-то случилось с ней, и она чувствовала, что если не уйдет от посторонних лиц и голосов и не останется на полчаса наедине с собой, то не выдержит и расплачется.

Она думала только: «Боюсь, что это любовь. Как это не похоже на мое чувство к месье Н.! Я боюсь, что начинаю любить этого молодого человека, которого больше никогда не увижу».

Его образ запечатлелся в ее душе: ясно стояло перед ней его лицо, темно-розовая крупная маска над белым пятном рубашки среди других, неразличимых лиц. Мысленно она никогда не перестанет его видеть. Молчаливая, задумчивая, Риппл сидела на грязном ресторанном диванчике, обитом малиновым бархатом. Послышался голос:

– Что вы будете пить, мисс?

Она сидела, погруженная в свои думы. Маленький итальянец-официант терпеливо повторил:

– Что вы будете пить?

– Молока, пожалуйста, – ответила Риппл.

В вечер своего дебюта на сцене она сидела здесь, молчаливая и одинокая, и все же не столь одинокая, как раньше. Она сидела, думая о нем. Что было бы с ней, если бы она знала, что в это самое время он собирался отвезти ее в «Савой»?

ГЛАВА VI

ПЕРВЫЙ ТАНЕЦ НА БАЛУ

Все уладилось. Любой переполох в реальной жизни не так страшен, как о нем говорят. А потому пропустим все, что говорили родные Риппл о «глупом, случайном недоразумении» в связи с ее уходом после представления.

Все утряслось задолго до следующего, на этот раз дневного спектакля в «Колизеуме». Для Риппл спектакль был замечателен только благодаря одному обстоятельству: он снова был там.

Он был там вместе с ее семьей, они все пришли к артистическому подъезду. При первом же взгляде на него, когда он стоял на улице, у фонаря, на голову выше ее высокого отца, она снова растерялась, так же как в первый вечер. Она услышала его любезное приветствие:

– Здравствуйте.

Риппл знала, что безнадежно влюблена. Она боялась, что это случится. Теперь она знала это. Думала, что никогда больше его не увидит. Но он был здесь. И что еще удивительнее, у него уже имелся увлекательный план на этот вечер, от которого у нее захватило дыхание и сильно забилось сердце. Он приглашал мисс Мередит поехать куда-нибудь и потанцевать с ним после балета. Согласна ли она? Не провести ли им вечер всем вместе?

Он повторил свое приглашение в Трокадеро, куда пригласил всю семью Мередитов, четырех человек (мисс Бекли-Оуэн уехала обратно в Уэльс), пить чай. Он отлично понимал, по его словам, что каждому из них следовало бы спокойно пообедать и рано лечь спать. Ему удалось все это высказать, несмотря на то, что большую часть разговора, казалось, заглушала безумная музыка – доносившаяся с эстрады и звучавшая в самом сердце Риппл.

– Но балет, вы знаете, закончится до десяти; будет еще очень рано, – спокойно настаивал капитан Барр.

Риппл быстро взглянула на него и снова отвела глаза.

Она нашла капитана Барра еще более красивым теперь, когда смогла рассмотреть вблизи его решительное, смуглое, красивое лицо и сильную высокую фигуру. Как он выделялся среди других мужчин в ресторане! На нем был темно-синий костюм и темный галстук, подобранный не очень удачно. Но Риппл удивлялась, как могла она думать, что современная одежда мужчин так уродлива.

Она никогда больше не будет так думать. По крайней мере, о той одежде, которую он носит. Она любовалась всем, что было на нем и вокруг него: его серой мягкой шляпой с черной лентой, мятыми перчатками, его большими черными башмаками, его тростью, его портсигаром, потертым и поцарапанным, не очень блестящим, украшенным его инициалами. Ей нравилось и его имя. Виктор! Оно было на карточке, которую он вручил ее отцу – капитан Виктор Барр. Это ей нравилось. Нравились и его темные брови и пристальный взгляд – не мрачный, но серьезный, когда он смотрел спокойно, как определила Риппл.

Этот выразительный взгляд открывал Риппл все мысли молодого человека, его стремления, симпатии и антипатии, его идеалы и цели. Если бы он был на месте месье Н. и можно было каждый день работать под его руководством! Риппл поручилась бы, что капитан Барр должен замечательно танцевать. И тут он предложил ей пойти потанцевать с ним.

Ее семья, видимо, ничего не имела против. Да, если скромное празднование в тот вечер и не удалось, то почему бы и не устроить праздник сейчас?

Словами «это было как сон» так часто злоупотребляли, описывая девичью влюбленность, что они почти перестали передавать какой бы то ни было образ. В этом трагедия образных выражений, теряющих свою прелесть еще до того, как найдены новые, способные их заменить. И все же рискнем повторить, что Риппл чувствовала себя как во сне, сидя против молодого человека, рядом со своим братом Ультимусом.

Краснощекий Ультимус уплетал пирожные с увлечением человека, который знает, что ему не следовало бы здесь находиться. Его взяли в Лондон только для того, чтобы побывать с ним у зубного врача, так как золотая пластинка, которую он носил для укрепления передних зубов, сломалась. Легкая починка затянулась, так что четвертому брату Риппл пришлось остаться в Лондоне на три дня, и он, так же как его сестра, был «как во сне». Каждая черта его розового лица выражала решимость не упустить ни одной минуты своего отпуска. Каждым взглядом блестящих глаз он давал понять, что там, где будут остальные, будет и он: в театре, на ужине, на танцах.