Бонни Камфорт - Отказ
– Вы сойдете с ума или скажете, чтобы я с ним не встречалась.
– Почему я сойду с ума? Последовало напряженное молчание.
– Потому что он – ваш пациент.
Я сразу поняла, что это Ник. По описанию. Из-за того, что его сеансы были как раз перед ее сеансами. И только полчаса назад он сказал, что обращает внимание на других пациентов.
Я спросила:
– Как это случилось?
– Обычно после сеансов с вами я хожу в туалет, а когда я приношу ключ в приемную, он уже ждет там. Мы просто разговорились.
Я могла бы поспорить, что разговорились они о психотерапии, сравнивали свои ощущения.
– Вы рассердились?
– Нет, но вы должны понимать, что я не могу давать вам информацию о нем, так же, как и ему – о вас.
– Он мне очень нравится. Он просто великолепен, правда?
Я изо всех сил старалась обсуждать Ника с Лунесс так, как будто он был мне совершенно незнакомым человеком, но это было трудно. Он неосознанно вовлек ее в какой-то процесс, но все это было предназначено для меня, и я боялась, что он причинит ей боль.
И все же я не могла вмешиваться. Прошло то время, когда психотерапевт мог что-то разрешать или запрещать пациенту. Мне придется сидеть в сторонке и вытирать слезы.
Когда Лунесс ушла, я поняла, что мне надо проконсультироваться с кем-то по поводу Ника. Он с ней встречался, и что-то в этом было такое, что я почувствовала тошноту.
ЧАСТЬ II
13
Вэл последовала моему совету и разорвала свои отношения с психиатром, но теперь ей приходилось проводить все субботние вечера в одиночестве, посасывая леденцы и просматривая старые фильмы.
– А почему бы нам не устроить вечеринку? – предложила я. – Пригласим всех неженатых знакомых.
Мне очень хотелось сделать что-то для нее, да и сама я в последний раз была на вечеринке уж не помню когда.
Идея ей понравилась.
– Вот славно! Давай через неделю. Ты не возражаешь, если это будет пикник?
Мы порылись в записных книжках и составили список приглашенных. Умберто предложил свои услуги, но ничего особенного нам не требовалось, и я просто попросила его не опаздывать.
Мы разослали письменные приглашения и, судя по ответам, прийти должно было около сорока человек. Я испытала большое облегчение, узнав, что Морри не придет: все-таки с Умберто я познакомилась через него.
Я заказала салаты из капусты и картофеля, печеные бобы, маисовые лепешки, а Вэл решила приготовить свое фирменное блюдо – жареную индейку.
День начался с морковки. Не успела я втащить на кухню тяжеленные сумки, как Франк с лаем набросился на них, по-видимому подозревая, что все они набиты его любимым лакомством – морковкой. Получив свою долю, он церемонно прошествовал в угол.
К тому времени, как стали собираться гости, Франк расправился с пятью морковками и лично приветствовал каждого прибывающего лаем. Было солнечно, безветренно, около двадцати градусов тепла.
Пришли четверо молодых врачей, которых я курировала в больнице штата. Одна явилась с мужем – кругленьким маленьким человечком, без конца рассуждавшим о Европейском Экономическом Сообществе. Другой притащил с собой девушку, не перестававшую чихать и подкрашивать губы.
Совершенно счастливый Франк бросался от одного гостя к другому, любезно принимая подношения и обнюхивая все дамские сумочки. Мы включили музыку, и началось веселье.
Кевин Атли пришел с женой, которую я видела впервые. Он был коренастым блондином с выпученными карими глазами и огромными усами, формой своей напоминавшими руль велосипеда, а она – крошечной, темноволосой, с правильными мелкими чертами лица. «Морж и птичка», – подумала я, улыбаясь. Я сказала ей, что в затруднительных случаях всегда советуюсь с Кевином и очень ценю его мнение.
Умберто выполнял обязанности бармена, буквально очаровывая всех простотой и непосредственностью. Одна из дам вывалила себе на колени целую тарелку бобов и милостиво позволила Умберто съесть их. За свои старания он был вознагражден взрывом хохота.
Жареная индейка произвела фурор, а Вэл, после нескольких порций водки с тоником, была полностью поглощена разговором с очередным женатым психиатром. Я предостерегающе взглянула на нее, после чего она перешла к одинокому кудрявому администратору больницы – одному из тех, кто, по нашему мнению, мог бы ей подойти.
К восьми часам вечера все уже разошлись, остались только Вэл и Умберто, они возились на кухне. Вэл напевала: на следующий вечер у нее уже было назначено свидание с администратором.
Убирая в комнате, я наткнулась на Франка, пожиравшего из мусорной корзины объедки индейки.
– Не смей! – закричала я, вырвав у него остатки.
Живот у него уже подозрительно раздулся. А к тому времени, когда Вэл с Умберто навели на кухне порядок, Франк уже не мог найти себе места, с трудом переползая из комнаты в комнату.
– Может, ветеринара вызвать? – испугалась я.
– Он вылакал по меньшей мере две бутылки пива, – сказала Вэл. – Возможно, он пьян, и ему нужно просто отоспаться.
Я и не подозревала о его подвигах.
Я помогла Вэл погрузиться в машину, распрощалась с ней, и мы с Умберто устроились на диване перед телевизором.
Разбудило нас примерно через час поскуливание Франка. Встревожившись, я встала и пошла на эти звуки в столовую, где и нашла его, неподвижно растянувшегося под столом и тяжело дышащего. Когда я наклонилась, чтобы погладить его, он едва смог пошевелить хвостом, что так не вязалось с его обычными бурными проявлениями привязанности. Я растолкала спящего Умберто.
Мы отнесли Франка в машину и отправились в Западную ветеринарную лечебницу Лос-Анджелеса. Слава Богу, она работала круглосуточно, но все-таки было удивительно встретить в приемной в такой час столько народу.
– Так всегда бывает в конце недели, – заметила дежурная в приемном покое. – Ожоги, проглоченные салфетки, пластиковая посуда в самых неподходящих местах, застрявшие в горле кости и, конечно же, дорожные происшествия. А хуже всего в праздники. Вы и представить себе не можете, у скольких собак в желудках оказываются рождественские украшения.
– А что вы делаете в таких случаях? – спросила я, про себя решив, что в этом году ни за что не буду украшать елку.
– Хирургическое вмешательство. Только так можно все это вынуть. А вы пока посидите. К врачу я вас позову минут через пятнадцать.
Вокруг сильно пахло хлоркой. В целях безопасности были установлены видеокамеры, на стенках висели фотографии животных; уборщица моментально подтирала лужи и убирала клочья шерсти. Когда я увидела список персонала, где были такие специалисты, как собачьи онкологи и птичьи терапевты, то сказала Умберто, что испытываю комплекс вины, потому что здешние животные получают лучшее медицинское обслуживание, чем многие американцы, не говоря уж о детях в странах третьего мира.
