Галина Лифшиц - Новый дом с сиреневыми ставнями
– Что-то ты какая-то бледная, – удивилась та.
– На работе аврал был, еле успела, а сейчас вот отдыхать хочу, задыхаюсь тут уже. – Таня почувствовала облегчение в привычной обстановке, среди нормальных здоровых людей, которых не одолевают кошмары.
Кассирша Лика быстро щелкала клавишами, выискивала подходящие полеты, болтала, болтала без умолку.
– А чего одна-то летишь? А твой-то как, не против?
– Занят он. Работы полно. А у меня как раз передышка.
– И не боишься так надолго?
– Разве две недели – это долго?
– А то! Они, мужики, такие… Глаз да глаз… Приспичит… А тебя рядом нет… Потом будешь локти кусать…
– Пусть сам кусает, – разозлилась Таня.
– Устала ты, – подытожила Лика. – Лети. А то уж совсем пофигисткой стала. Дошла до ручки. На себя не похожа. Богатая будешь. Не узнала тебя.
Клавиши стучали, как дождь по жестяному подоконнику. Тане захотелось спать. Зачем ей куда-то лететь? Вот так свернуться клубком, как кошка, заурчать и проспать две недели.
– Нашла я тебе, смотри: скидка супер, считай, почти бесплатно, – вернул ее к действительности довольный голос Лики.
Все. Сама судьба распорядилась. Теперь назад дороги нет. Она завтра летит.
И сразу почему-то пришло облегчение. Раз так просто решилось само собой, значит – так тому и быть.
Лика, как положено, зачитывала условия перелета, даты, время вылета-возвращения.
– Ладно-ладно. Я тебе верю, все в порядке, – потянула к себе билет Таня.
– Такие правила. На вот, распишись, что все поняла и условия принимаешь.
Маленькие радости
Таня, оказавшись на улице, почувствовала прилив оптимизма. Так у нее всегда бывало перед путешествием. Ей захотелось есть, даже голова закружилась от голода.
– Не буду себе ни в чем отказывать, – решила она, направляясь в дорогой ресторан, где они иногда ужинали с Олегом.
Из окон ресторана открывались фантастические виды на город. Осень раскрасила Москву цветами энергичного успеха: оранжевый, красный, желтый. Так ей сказал однажды продавец «Галери Лафайет» в Париже. И с тех пор она и сама много раз убеждалась, что яркие теплые тона сулят успех, вызывают улыбку.
Она удобно устроилась в кресле у окна. Заказала самое свое любимое: суп буйабес. Волшебное средство, чтобы взбодриться, почувствовать себя сытым и не потерять ощущение легкости. Говорят, лучшее лекарство от похмелья. Настоящий провансальский рыбный суп, который должен готовиться из десяти сортов морской рыбы, к тому же еще с морепродуктами. В бульон, получившийся от варки рыб, добавляют протертые вареные овощи, сухое белое вино. Суп должен быть очень горячим. А к нему – поджаренные багеты и чесночный соус «руй». Главное, чтобы эта марсельская уха была приготовлена правильно.
«Хорошо бы повар знал свое дело», – подумала Таня.
Она разглядывала дневных посетителей ресторана. Несколько официально выглядящих офисных работников поедали ланч, обсуждая свои рабочие вопросы.
За низким столиком устроилась компания юных людей, старательно изображающих гламурное общество. Почти у всех девушек из компании на руках сидели маленькие собачки. Мода сезона! Каждая уважающая себя девушка, стремящаяся к блеску, должна быть обладательницей собачонки, гнездящейся у нее под мышкой. Группа собралась немаленькая, человек десять, но разговор велся тихий, по всем правилам хорошего тона. Все выглядели очень ухоженно, благополучно. Одежда, прически, макияж – все продумано и все напоказ, не для простого обеда посреди рабочего дня, для ярмарки тщеславия и демонстрации собственных достижений. А достижения – известно какие: вещи. И вещи не абы какие, а только те, что полагаются достойным, приличным людям. Сапожечки, сумочки, пиджачки, браслетики, которые Карабас-Барабас велел носить в этом сезоне своим Мальвинам и Пьеро.
Таня отметила новую манеру говорить. Во-первых, очевидно, моден южно-русский говор: интонации, произношение (Ихорь вместо Игорь так и витало в воздухе, видимо, этот самый Ихорь был самым популярным парнем в коллективе). Правда, это не значило, что ребята не москвичи. Вполне даже москвичи. Но – первого поколения. Родители разбогатели «у трубы», купили квартиры и дома в столице, дети, естественно, полноправные столичные жители. Остался семейный говорок. Ну и что? Подумаешь! Пусть москвичи переучиваются! У кого денег больше, тот и произношение определяет.
Во-вторых, говорить полагалось размеренно, певуче и негромко, но жестикулировать – активно, бурно, так примерно, как это делают глухонемые. Правда, у глухонемых каждый жест выверен и оправдан необходимостью. Здесь же руками выписывали всевозможные кренделя, чтобы продемонстрировать ювелирные украшения и накладные ногти.
В-третьих, слова произносились в нос, очень жеманно. В этом, по-видимому, заключался особый светский шик.
Довольно долго смеялись над жутко опозорившейся Каринкой, которая ходит вся навороченная, а на самом деле все у нее окопное, с рынка.
– Представляете, вчера. Приходит. Сумка – вижу: «Гермес»! Вообще: обалденная крутая сумка. Она так: туда-сюда с этой сумкой – все типа видели? Я ей: «Это у тебя «Гермес»?» А она так на меня глянула, как на вирус гриппа. В упор не видит, а презирает все равно. И отвечает: «Это не «Гермес», это «Биркин»!»
Благородное собрание так и зашлось от смеха. Даже собачки подтявкнули.
– Во беспредельщица, прикиньте! Даже не знает, что «Биркин» – это и есть «Гермес». Пришлось объяснить.
– Надо еще глянуть на все ее лейблы.
– Небось сидит сама и вышивает. Стучит на швейной машинке ночами…
– Ну…
Вскоре тема разговора плавно сменилась на более животрепещущую.
Собравшиеся обсуждали марку часов, купленных отсутствующим персонажем по имени Дима.
– Ха-ва-рит: пятьдесят штук зеленых стоят. А сам за кофе никахда не заплатит.
– Ну, может, ему Анька купила. Он же с Анькой теперь. У нее муж знаешь кто! Ей пятьдесят штук – тьфу. Муж ее любит. Муж дал – точно.
– Муж ее любит, она Диму…
– Ну и шо? Димка клевый. Только я не верю, что за так дорохо часы. Купил на рынке за тыщу рублей. Понтуется теперь.
– Ну – не зна-а-аю. Выглядят круто. Как родные.
– Я сказала: дай посмотреть, а он руку убрал. Не родные.
– А может, он Аньку боялся, что заревнует к тебе?
– Аньки не было. Красивые такие на вид часы.
– На вид! Там все дело в механике. Стекло какое – вот что надо было смотреть.
Понятно было, что компании тема не в тягость и тянуться разговор может часами. Под такие реплики можно медитировать, как под звуки прибоя, кудахтанье кур или голубиный клекот. Ведь о чем воркуют голуби – кто его знает? Может, тоже о чем-то очень приземленном, не лучше этих часов.
