Сара Монк - Романтическое приключение
— Что он не может? — Лизель засомневалась, не видит ли она все это во сне. То, что говорил Алекс, было каким-то абсурдом.
— Он застрял! — повторил Алекс и, взяв ее за руку, потянул из постели.
Пес каким-то образом умудрился просунуть голову под резную планку, украшавшую дверцу буфета. Старое, источенное жучком дерево было достаточно хрупким, чтобы позволить ему пролезть, но назад он никак не мог вылезти и жалобно скулил. Лизель не знала, что делать — то ли плакать, то ли смеяться.
— Господи, как это его угораздило?
— Думаю, он учуял там еду, — ответил Алекс.
— Где ключ? — спросила Лизель.
— У Каси.
— Прекрасно.
Пес продолжал скулить.
— Мы сможем вытащить его? — взмолился Алекс.
— Можно попробовать, но боюсь, мы его пораним, он так глубоко протиснулся. Думаю, надо вызвать ветеринара.
— Но сейчас четыре утра.
— Как будто я не знаю, — зевая, отозвалась Лизель. — Но не волнуйся, у них практикуются срочные выезды. Кто-нибудь приедет, особенно если я скажу, что ему больно. Так что давай неси «Желтые страницы», и я найду телефон.
Когда они ушли, вой Годрича перешел в лай.
Так он перебудит весь отель, подумала Лизель. Они поспешили вернуться в столовую. Лизель нашла номер ветеринарной клиники в «Желтых страницах».
— Извините, вы выезжаете на дом? У меня тут собака…
Лизель прикрыла трубку и спросила Алекса:
— Он кто?
— Пес, конечно, — пожал плечами Алекс.
— Какой породы?
Алекс снова пожал плечами.
— Большой…
— Большой пес, — повторила Лизель в трубку. — Большой и громко лает, — добавила она. — Прошу прощения, но мы не знаем. Единственное, что мы знаем… Что? Вы хотите, чтобы мы привезли его?
Она взглянула на Годрича, его голова основательно застряла в щели огромного буфета.
— Да, понимаю, я бы с удовольствием, но дело в том, что он… — Она колебалась, потом с облегчением улыбнулась. — О? Так вы пришлете кого-то? Прямо сейчас? Замечательно! Благодарю вас.
Тем временем Годрич продолжал выть жалобно и громко.
— Что происходит? — раздался голос Мэрилин, она спустилась вниз в халате и шлепанцах, полусонная, с усталым лицом. — Что, ради Бога, здесь происходит? Лай Годрича слышен на весь дом.
— Даже в такой час ты не удержалась и встала.
Мэрилин улыбнулась.
— Я твоя сестра. И это моя работа.
— Что ж, боюсь, сейчас твоя работа — помочь нам с Годричем.
— Что с ним случилось?
— Он застрял, и ему больно, — объяснила Лизель, отступая назад, чтобы сестра могла видеть собаку.
Мэрилин в изумлении покачала головой.
— Я даже не спрашиваю, как и почему.
Годрич залаял снова, видимо, услышав шаги в коридоре.
Это были все участники вечеринки: мистер и миссис Эмерсон, на голове которой сверкали бигуди, за ними следовали супруги Голайтли, все еще не совсем протрезвевшие, так как их походка не отличалась особенной устойчивостью.
— Все в порядке, дорогие?
Лизель не стала снова объяснять, что случилось, они — поняли все и без слов.
— У нас есть с собой вазелин, — предложил мистер. Голайтли.
К счастью, только Лизель и Мэрилин заметили округлившиеся глаза миссис Голайтли.
Алекс сидел на подоконнике, с нетерпением глядя в окно.
— Все, приехал ветеринар! — закричал он, спрыгивая с подоконника и бегом направляясь к двери.
— Слава Богу! — вздохнула Лизель, которую шокировала идея с вазелином. Она перестала гладить дрожащую собаку и обернулась, все еще стоя на коленях.
Она увидела, что Мэрилин застыла, открыв рот, а миссис Эмерсон поспешно снимает бигуди, прячет их в карман и взбивает свои кудри. И даже тучная миссис Голайтли поправляет декольте халата, чтобы приоткрыть полную шею.
Годрич снова залаял. И тогда Лизель подвинулась, уступая место ветеринару. Она не видела его лица, но могла видеть фигуру. И Лизель, как, впрочем любой другой женщине, понравилось то, что она увидела.
Под мягким кашемировым свитером ветеринара угадывалась широкая грудь, закатанные рукава свитера и белоснежной рубашки открывали загорелые руки, темно-коричневые джинсы обтягивали сильные бедра. Когда ветеринар опустился на колени рядом с Лизель, она, наконец, разглядела его полностью, но, правда, в профиль.
Темные волосы небрежной волной падали на его лицо, однако Лизель смогла рассмотреть его прямой нос, волевую складку губ, длинные ресницы и превосходную кожу, которой могла позавидовать любая девушка.
Ничего не скажешь, он выглядел великолепно, его можно было назвать красавцем…
Но нет, это был не ее тип.
Вкус Лизель оставался неизменным: чуть презрительная улыбка и умение заговорить кого хочешь. Ей нравились нахальный рот, нос, когда-то идеальной формы, но хранивший следы былых стычек, немного крупный… Красивые же мужчины ей не нравились. Красавчики были не в ее вкусе.
— Пса зовут Годрич, — пояснила она, поглаживая дрожащую холку собаки.
— Знаю. Мы старые друзья.
— Почему меня это не удивляет?
Осторожные руки и тонкая ножовка освободили Годрича в считанные минуты. Ветеринар осмотрел глаза пса, пощупал живот, затем снова сел на корточки.
— Все в порядке, но, к сожалению, я не могу сказать того же о вашем буфете.
— Но Годрич-то в порядке? — улыбаясь, спросила Лизель и подмигнула Алексу.
— Да. С ним все прекрасно. Не так ли, Годрич? Однако, как вы можете заметить по запаху, его вырвало. Пес просто перенервничал. Его прошлая хозяйка держала его на специальной диете…
— Вы знали Нэнси?
— Конечно. Годрич не раз совершал пробег в несколько миль, чтобы попасть на прием к ветеринару. Я знаю его очень хорошо. Ну и его хозяйку тоже.
— И какой она была?
— Умная женщина. Но совершенный профан, когда дело касалось животных. Кроме рефлюкса, он совершенно здоров, но Годрич быстро понял, что, будучи больным, он получает особенное внимание.
— Он собачий ипохондрик? — предположила Лизель.
— Точно, — сказал ветеринар, выпрямляясь. — И к тому же притворщик, — добавил он, указывая на Годрича, который, округлив глаза, повалился на бок и растянулся на полу, не понимая, почему никто не обращает на него внимания.
— Я должна признаться, мы немножко ссорились с ним.
— Что ж, чувства животных совершенно отличны от человеческих, но они не так просты, как думают многие люди.
— Поэтому вы говорите, что он…
— Притвора, — кивнул ветеринар, улыбаясь Мэрилин. — Нэнси Гамильтон привыкла нянчиться с ним как с ребенком. Думаю, если бы с ним обращались как с собакой, а не как с ребенком, он был бы немножко посильнее.
