Ольга Егорова - Магический код
Она определенно не обращала на него никакого внимания. Она точно приняла его за родителя одной из своих подопечных. А может быть, была настолько увлечена работой, что вообще не смотрела по сторонам.
«Кашлянуть, что ли?» — подумалось вдруг, и Иван понял: нет, все-таки он хочет, чтобы она его заметила. Раз уж он пришел сюда, преодолев тысячу сомнений, так пусть уж заметит. Пусть снова начнет ругаться, возмущаться, выгонять его, обзывать ненормальным, требовать, чтобы он перестал ее преследовать, — только пусть заметит. А там уж он разберется, что сказать и как себя вести.
Она заметила его совершенно случайно. Спасибо доброжелательному мужчине в спортивном костюме, тренеру мускулистого парня. Это он привлек ее внимание, громко крикнув через весь зал:
— Диана! У тебя завтра первая тренировка во сколько?
В восемь утра! — отозвалась она. Естественно, при этом взгляд ее волей-неволей скользнул по низкой скамейке возле подстраховочной ямы. И она увидела Ивана, сидящего на этой низкой скамейке, согнувшегося в три погибели — колени были на уровне подбородка. Но сначала, видимо, и правда не поняла, что это Иван, приняла его за обыкновенного родителя. И отвела взгляд.
Но потом будто что-то вспомнила. Повернулась и стала пристально разглядывать…
Иван почти вжался лицом в колени. Всю его храбрость как ветром сдуло. Дурак, дурак, твердил он про себя, а она уже приближалась — лицо у нее было злое, и даже походка была злая, резкая и очень решительная. «Растерзает», — подумалось ему в этот момент.
Девчонки стайкой плелись за ней. Она подошла близко, почти вплотную, одарила его яростным взглядом и повернулась спиной.
— Тренируем акробатику на ковре. Разбег, рандат, переворот, снова рандат. Светлана, ты первая.
Веснушчатая девчонка в зеленых носках, желтом трико и красной майке — настоящий светофор — подошла к краю длинной гимнастической дорожки и заняла стартовую позицию. Разбежалась — Иван только и видел, как замелькали в воздухе ее пятки в зеленых носках, и снова, и снова…
— Молодец, Светик! Ноги только ровнее держи, не забывай! Теперь, Лена, ты!
Иван решил уже было, что она так и будет стоять рядом, демонстративно повернувшись к нему спиной. И не произнесет ни слова. Но, как выяснилось, он ошибался. Она сделала несколько шагов назад, все так же, стоя спиной, подошла почти вплотную. Повернула слегка голову в его сторону, одарила возмущенным и надменным взглядом сверху:
— Опять вы? Зачем пришли? — не сказала, а прошипела. Брови возмущенно поползли вверх, глаза цвета Средиземного моря в июле гневно сверкнули, отражая свет ламп на высоком потолке.
А Ивану вдруг стало легко. Так легко, что он даже перестал бояться, перестал вжиматься в свои колени и строить из них оборонительную крепость. Он расправил плечи, вытянул ноги и понял, что пришел не напрасно. Что очень правильно пришел, и спасибо мудрому китайцу, и девчонке той, что была за рулем «десятки» и обругала его дураком, тоже спасибо.
«Змея, — подумал он с какой-то странной патологической радостью. — Настоящая гремучая змеюка. Не говорит — шипит. Того и гляди — ужалит».
— И чему это вы улыбаетесь? — снова зашипела змея. — И как вы вообще меня нашли?
— Через ФСБ, — сказал Иван чистую правду. Она не поверила:
— Пришли и еще теперь врете мне тут.
— Ну хорошо. Раз не верите, тогда… Тогда можете считать, что мне подсказали звезды. Я профессиональный астролог…
Она промолчала. Наверное, версия со звездами показалась ей более убедительной — или же она наконец отчаялась добиться от него правды. В любом случае спрашивать о том, как он ее нашел, больше не стала.
— Динка, у тебя все в порядке? — послышался рядом голос мужчины в спортивном костюме. Того самого, что сперва показался Ивану доброжелательным.
Она в ответ только кивнула. Мужчина смерил Ивана недобрым взглядом и прошел мимо скамейки к выходу из зала, по пути слегка коснувшись ее руки.
Динка… Как это он здорово сказал — Динка. Чертовски захотелось вдруг тоже называть ее Динкой, и говорить ей «ты», и запросто касаться своей рукой ее ладони. И волноваться — все ли у нее в порядке, быть готовым в любой момент прийти на помощь и вышвырнуть из зала всех навязчивых субъектов вроде Ивана.
— Вы зачем пришли? — снова раздалось над ухом змеиное шипение. — Я вас спрашиваю! Отвечайте! Вы глухой, да?
— Да! — Иван не выдержал и рассмеялся. — Я глухой. И ненормальный. И француз. И еще я тону…
— Что?!
— Я просто пытаюсь ответить сразу на все вопросы, которые вы мне задавали. Тогда, когда мы первый раз встретились в море, вы у меня спросили, не тону ли я и не француз ли я…
— Что?! В каком еще море?
— В Средиземном, — снова честно ответил Иван. И она снова ему не поверила. Отмахнулась:
— Глупость какая. Этого не может быть.
— Ну как же не может. — Иван почти обиделся. — Разве не помните, как мы с вами встретились? Далеко от берега. Я тогда от неожиданности правда чуть не утонул. Я тогда подумал, что это дельфин плывет…
Она теперь уже полностью повернулась к нему. И смотрела недоверчиво и пристально. Словно пыталась идентифицировать его личность — настоящий следователь городской прокуратуры.
А глаза у нее на самом деле были точно такого же цвета, как море. Сейчас — абсолютно такого же сине-зеленого цвета, совсем как тогда, когда он встретил ее впервые.
Она смотрела по-прежнему недоверчиво. Чтобы окончательно добить ее, Иван напомнил:
— У вас тогда еще была такая прическа… Такая прическа — две косы. И на концах этих кос были розовые резинки. Вот. Ну, что вы теперь скажете?
— Вы совсем… Совсем не похожи. — Она растерялась, а от растерянности забыла про свою змеиную сущность и перестала шипеть.
Иван улыбнулся:
— У меня просто волосы мокрые тогда были. Поэтому вам кажется, что непохож. Хотите, я сейчас пойду волосы намочу? У вас здесь есть где-нибудь кран с водой? Или душевая кабина? Нет, серьезно!
Она почти улыбалась, и на лице у нее было написано: вы — ненормальный…
— Не надо волосы мочить. На улице холодно. Ноябрь. Простудитесь. Мне, что ли, отвечать потом за вас?
— Не простужусь. У меня машина.
— Все равно не надо волосы мочить. Я и так верю.
Теперь она стала казаться немного более доброжелательной. Видимо, Иван в роли русского парня с мокрыми волосами понравился ей больше, чем Иван в роли пьяного француза с сухими волосами.
Отчасти он был с ней согласен, потому что и сам себе не очень-то понравился в роли пьяного француза. Она помолчала немного, потом спросила:
— Вы правда астролог?
— Нет. Не правда, — честно признался Иван.
— Я так и думала, — ответила она как-то обреченно. — И чего вы от меня хотите?
— Да ничего особенного. Просто познакомиться. Поближе.
— Это как — поближе?
— Ну, так… Так, чтобы вы мне что-нибудь о себе рассказали. А я вам — о себе. Если вам, конечно, интересно обо мне…
Она подумала еще некоторое время, помолчала. Потом ответила серьезно:
— Нет, неинтересно, — и повернулась к своим девчонкам, которые, успев уже заметить, что внимание тренера временно переключилось на другой объект, валялись на ковре и хватали друг друга за пятки вместо того, чтобы делать свои сальто и рандаты. — Это что еще такое? Это что за куча-мала? А? Я вас спрашиваю! А ну, быстро все выстроились в ряд! Чья сейчас очередь?
— Моя, — охотно призналась все та же девочка-светофор по имени Света. Подпрыгнула на месте, оттолкнулась правой ногой и помчалась по ковру. И взлетела в воздух, да так высоко, что у Ивана на миг перехватило дыхание.
— Ноги вместе! Ноги вместе должны быть, Света! И носки тянуть!
Иван удивился: она еще недовольна! На его взгляд, эта Света-светофор летала в воздухе вполне безупречно.
Он продолжал сидеть на низкой скамейке и наблюдать за воздушными пируэтами десятилетних спортсменок, всем своим видом показывая, что это ему смертельно интересно. Но на самом деле все девчонки делали одно и то же, крутились в воздухе абсолютно одинаково, и после пятого или шестого по счету сальто Иван откровенно заскучал. Он перевел взгляд на тренерскую спину. Эта прямая спина и гордо расправленные плечи казались ему сейчас воплощением неприступности. Вот ведь, кажется, очередная неудача его постигла. Пожалуй, хватит уже проявлять настойчивость. Сказала же — «неинтересно». Без всякой злобы сказала, просто честно и откровенно. Если с третьей попытки не получилось ничего — нужно просто забыть. Забыть и не вспоминать. И это будет не так уж сложно. По крайней мере, не настолько сложно, как забыть Веру, — не придется вычеркивать из памяти пятнадцать прожитых лет.
Придется вычеркнуть только один день. Один-единственный разнесчастный день, да и то не целый день, а только одно утро и один вечер. Подумаешь. Нет ничего в жизни проще. Пожалуй, он так и сделает. Прямо сейчас — встанет с этой дурацкой низкой скамейки, на которой устал уже сидеть с торчащими выше головы коленями, попрощается и уйдет. И больше не вернется. И вспоминать не будет, и жалеть ни о чем не будет тоже…
