Аглая Оболенская - Исполни волю мою
После тесной приёмной, в которой едва помещалась секретарша, телефон, пишущая машинка, железный сейф и очередь из трёх человек с усталыми лицами, Эмма попала в огромный кабинет. При виде высоких потолков с причудливой лепниной, кроваво-красного ковра на полу и длинного стола по центру она оробела. В самом конце этого великолепия, как батюшка царь, должен был восседать суровый чиновник, изредко снисходящий до нужд простого люда. Но за столом никого не было. И под столом, и за шкафом. "Кого ты потеряла, девушка?" — приятный низкий голос застал врасплох. Она вздрогнула и оглянулась. В углу, возле маленькой фарфоровой раковины стоял длинный худой человек и вытирал руки льняным, с красной вышивкой по краям, полотенцем. Скромный серый костюм, орденская планка на груди и приветливое выражение лица, — он не был похож ни на царя батюшку, ни на важного государственного служащего. На всякий случай Эмма посмотрела по сторонам — кроме него здесь больше никого не было.
— Не стесняйтесь, проходите… Вы по какому вопросу?
— По личному.
Он выдвинул ей стул, подождал пока она присядет на краешек, и опустился рядом, в пол-оборота к ней: "Рассказывайте, что вас привело…" Не смея сразу огорошить просьбой, Эмма Эрнестовна начала вспоминать свою жизнь. Всё-всё, и голодное детство, сиротство и смерть мужа, маленькую дочку, учебу с работой. Он внимательно слушал, иногда сочувственно кивая, а иногда смеясь над какой-нибудь её забавной репликой.
Ничего нового для себя Егор Борисович не услышал. Ещё одна человеческая драма, замешанная на житейских обстоятельствах. Сам фронтовик, потерявший в войну жену и сына, он остро реагировал на чужую боль. Сидит перед ним девчонка в красивом пышном платьице, наверняка единственном, украдкой прячет в складках потрескавшиеся от воды и хлорки руки. И всего боится, даже его. По мере её повествования в нём просыпался мужчина. Защитник. Кормилец.
Долгое время Егор винил себя в том, что не отвез Марину с Витькой к матери в деревню. До их города немцы не добрались — остановили на подступах. Но бомбили регулярно, потому что мирный некогда завод, мобильно перешедший на выпуск авиаснарядов, был им как кость в горле. Вернувшемуся с войны Егору показали руины цеха сборки готовой продукции: братскую могилу всех, кого в момент работы застала бомба. Среди них была его жена Марина и тринадцатилетний сын Виктор. На этом заводе он сам начинал, как Витька, учеником, затем помощником слесаря. Возглавил сперва комсомольскую ячейку цеха. Дальше выдвинули заводским секретарём ВЛКСМ. На войну уходил коммунистом. Дошёл до Будапешта полковым замполитом в составе армии Второго Украинского фронта под руководством маршала Малиновского. Освобождая Венгрию от фашистов, получил осколочное ранение в голову и был комиссован домой.
А дома ждали голые стены…
День, когда Нинель бросила Рика, я пропустил — упекли в больницу. Знаю только, что из стоматологии её уволили за прогулы и конфликтное поведение. В их квартиру она не вернулась. На долгое время пропала из поля зрения. Честно говоря, брату было не до неё: институтская практика, я в больнице без диагноза. Он регулярно сдавал для меня кровь, у нас почти идеальная совместимость по каким-то там антигенам. Редкостная даже для родственников. Сначала у меня признали анемию, по-простому — малокровие. Не хватало мне гемоглобина и красных кровяных клеток. Приходилось одалживаться у братишки. Рик вернулся жить домой. Снимать квартиру на стипендию было невыгодно, да и мотаться оттуда к родителям, в институт и ко мне в больницу убивало много времени. Семья сплотилась возле моей койки. Даже наш папашка, большой милицейский начальник, сокращая до минимума свои планёрки и летучки, одаривал мою персону частыми визитами. В отличии от Рика, у меня было мало достоинств, которыми он мог бы гордиться. Родился я преждевременно — Лилечкино тело, вступив со мной в так называемый резус-конфликт, отвергло меня с самого начала. Она шесть месяцев отважно боролась за мою жизнь, пролежав на сохранении до самых родов. Шесть из семи, доставшихся мне на внутриутробную жизнь. Уже в то время больница закрепилась за мной, как второй дом. Только подумаю, что другие эмбрионы в это время разгуливали на свежем воздухе, пусть и в мягком мамином животике, выть хочется!..
Представляю лицо моего папы в тот момент, когда он меня впервые увидел. Сморщенныйный полуторакилограммовый мальчонка желтушного цвета. С врожденной гемолитической анемией, судорожно хватающий воздух в барокамере недоразвитыми лёгкими. Сын. Он сразу ко мне привязался. Всё свободное время посвящал моему развитию. Благодаря ему я выкарабкался почти что с того света и стал тем, кем стал. В больницу тоже сдал меня он. Лилечка колола витамины, заставляла кушать минералы в таблетках и капсулах. А я бледнел, терял вес, уставал ходить больше пятнадцати минут. Однажды опозорился перед одноклассниками — грохнулся в обморок на физике. Проводил испытание прибора "озонатор", который используется для обогащения воздуха озоном. Когда в нём хрустнул электрический разряд, я свалился на пол. Так уж совпало, а одноклассники подумали, что я передрейфил. Хохотали до слёз, пока физичка вызывала скорую помощь. Сирена несколько охладила всеобщий пыл. После этого происшествия отец сказал: "Всё. Хватит. Будет ложиться на обследование." И я лёг.
Эмма вскоре переехала в однокомнатную квартирку, забрав на новое место весь нехитрый нажитый скарб. Оставив за порогом тревоги и волнения. Помог с переселением товарищ Белозёрцев. Не превышая служебных полномочий, он сделал несколько звонков в известные инстанции и выяснил, что в городе пустует энное количество квартир на случай приезда иногородних специалистов. После процедуры обмена резервный фонд не убыл. Наоборот, он увеличился на одну комнату-каморку.
Но и здесь Эмма с дочерью задержались ненадолго. Егор Борисович, взявший за правило навещать свою протеже, в один прекрасный день предложил ей руку и сердце. Случилось это памятное для обоих событие на кухне за чашкой чая. Чай, кстати, настоящий индийский он получал вместе с лимонами в спецпайке. В этом продуктовом наборе было много дефицитных гастрономических изысков, которые раньше, будучи непривередливым в еде, Егор раздаривал знакомым.
Эмма сидела напротив него в ситцевом платьице, обтягивающем полную грудь и покатые плечи, вступив в пору зрелой женственности. Пушистые волосы по привычке собраны под косынкой. Один непослушный завиток выбился и зацепился за длинные ресницы. Мягкие серые глаза глядят доверчиво. Давно забытые желания подкатываются комком к горлу. Но не красота её покорила его в первую очередь. В обществе Эммы у Егора Борисовича проснулось давно забытое ощущение домашнего очага. Тепла и заботы. Того, что делает человека востребованным.
