Кэтрин Блэр - Битва за любовь
Он всматривался через лобовое стекло в последние золотые лучи солнца на краю темнеющего неба, и казалось, что он уже где-то далеко отсюда.
Дорога была ужасна, просто две узкие колеи, заросшие травой; камни с шумом вылетали из-под колес и стукались о днище. Если ехать медленнее, это был бы кошмар. Но даже на большой скорости их немилосердно подкидывало. Дорога делала немыслимые изгибы, то шла вниз под откос в длинной долине, где там и сям мелькали огоньки в домах, потом снова стала подниматься, причем на ровных местах надо было глядеть во все глаза, чтобы не задавить коров.
Они почти не разговаривали, пока не притормозили у дорожного знака с указателями дорог в несколько деревень, в том числе и Милез. После этого осталась одна трудность — угадать, которая из обложенных белыми камнями ферм им нужна. Наконец они все же добрались до цели. Было очень темно, Филипп направил луч фонаря на дом, прежде чем выйти из машины. Кэтрин автоматически пошла за ним и в душе повторила его восклицание: «Боже, какая беда!»
Потому что вместо дома были развалины.
— Идите к машине, — сказал Филипп. — Я посмотрю, что внутри, и вернусь к вам. Наверное, он ушел отсюда.
И в этот момент они услышали какой-то шепот. Филипп бросился вперед, включив фонарь, и в столбе света Кэтрин увидела то же, что и он, — заросший щетиной паренек, едва ли старше двадцати, лежал на полу у стены. Глаза были закрыты, почерневшие губы лихорадочно шевелились, но он был странно неподвижен.
Филипп повернулся к ней.
— Немедленно назад! — бешено проговорил он. — Все может обвалиться в любой момент. Я его вытащу.
— Я помогу.
— Назад, я сказал! К машине. Чтобы вас тут не было!
— Я остаюсь, — сказала она, — и я помогу.
Он схватил ее за плечо так, что боль прострелила руку до локтя. Рот у него был сжат.
— Делать, как я сказал! Вам тут не место, я справлюсь один. Живо отсюда!
Она часто дышала:
— Нет! Вдвоем мы справимся быстрее. Говорите, что мне делать, Филипп! — Его хватка стала еще жестче. — Мне больно!
— Будет еще больнее, если не послушаетесь, — сказал он сквозь зубы. — Живо отойдите!
От оттолкнул ее и уверенный, что она отступила, опять посветил фонарем и двинулся к парню. Какой-то момент в изумлении и боли Кэтрин нерешительно стояла на месте. Она увидела, что он на коленях склонился над юношей и стал нащупывать пульс, потом стал сгибать левую ногу, чтобы рассмотреть больное место, замотанное тряпкой, насквозь пропитавшейся кровью.
Она рванулась к машине, схватила саквояж и принесла его, открыла и осторожно пробралась между камней, поставив его перед Филиппом. Механически он нащупал шприц для подкожных вливаний. Кэтрин подобралась ближе и, наклонившись, завернула пареньку рукав рубашки. Филипп ввел иглу в предплечье и, бросив на нее пылающий гневом взгляд, сказал:
— Почему я должен беспокоиться за двоих? Бога ради, уйдите к машине!
Большие прозрачные зеленовато-голубые глаза на ее белом лице в упор глядели на него.
— Я не дрезденская статуэтка, — прошептала она. — Потом можете меня поколотить, если угодно, но сейчас я буду помогать. Я его понесу за ноги.
Филипп Селье — лощеный доктор, безукоризненно сдержанный, что бы ни случилось, преобразился во властного и жесткого незнакомца. Ей показалось, что он сейчас вытолкает ее наружу; но он, стиснув зубы, промолчал и, нагнувшись, подсунул руки под спину юноши. Кэтрин подняла его ноги, стараясь, чтобы вонючий грязный комок на ноге не задел стену. Они медленно сделали шаг. Сверху свалился огромный камень, потом второй. Наверное, от наших шагов, как-то отвлеченно подумала Кэтрин. Третий ударил ее по спине со страшной силой. Наверное, Филипп услышал звук, потому что оглянулся на нее.
Кэтрин поморщилась:
— Все в порядке. Мы уже почти вышли.
Филипп все еще был слишком зол, чтобы говорить. Они уложили парня рядом с машиной. Филипп медленно открыл дверцу и резко кивнул ей, чтобы она села. Что-то в его манере заставило ее немедленно повиноваться. Кэтрин сидела неподвижно, опустив глаза на свои руки, пока он затаскивал больного через заднюю дверцу. Едва они тронулись, как послышался страшный треск, а за ним грохот камней. Дом превратился в груду развалин.
Они проехали, наверное, миль двадцать, прежде чем Кэтрин набралась духа спросить:
— У него очень плохо дело?
Филипп ответил без всякого выражения:
— Гангрена. Ногу потеряет обязательно.
— Неужели нигде близко не было соседей?
— Не ближе, чем на милю, я думаю. Но он молодой, и они считали, что он сам справится. Может быть, люди даже проходили мимо дома и думали, что он оттуда уехал. Ведь дом был заброшен, когда этот парень в нем поселился.
— А тот человек, что принес новость старику?
— Тогда в доме обвалилась одна балка, вот и все. А все остальное произошло уже потом. — Он посмотрел на нее, потом опять на дорогу. — Вам не плохо, не тошнит?
— Нет. Только ужасно жаль его. Вы сейчас его прямо в госпиталь отвезете?
— Да.
Голос был такой холодный и строгий, что она замолчала. Она узнала поворот с грунтовой дороги на щебеночную, идущую вниз, к Сен-Калару, но после этого они поехали по незнакомой дороге. Наверное, к Ницце, подумала она. Дорога делалась все лучше, и вскоре они уже неслись по асфальту. Затормозив у заправочной станции, Филипп вышел из машины и стал говорить с владельцем, который, видимо, хорошо знал его. Затем подошел и открыл дверцу, ближайшую к Кэтрин.
— Я договорился, сейчас вас отвезут домой.
— Но может быть, я…
— Нет, — коротко сказал он. — Я все сделаю сам. Напрасно я взял вас с собой. Никогда ни о чем так не сожалел.
Филипп усадил ее в другую машину. Она смотрела на него через открытое окно, видела серые блестящие глаза и сжатый рот, запрещающий ей говорить. Что она сделала, чем так расстроила его, почему у него такое замкнутое, ледяное лицо?.. Не говоря ни слова, он отвернулся, как бы не желая смотреть на нее, и сел в свою машину. Он поехал, строго глядя вперед перед собой.
Владелец гаража завел машину и равнодушно заметил:
— Этот молодой человек — может быть, он уже умер. Они поехали к Понтрие.
Только входя в виллу Шосси, она взглянула на часики, в первый раз за все время, как они уехали из дома Селье. Было без пяти девять. Медленно, все время чувствуя боль где-то в спине, на уровне подмышки, она поднялась по лестнице. Тихо заглянула к Тимоти, с усталым облегчением увидела, что он крепко спит рядышком с Бини.
Чувствуя себя больной от реакции на происшедшее и от боли в спине, она тихо вышла из комнаты Тимоти и направилась к себе. Открыла дверь и, положив усталую руку на глаза, затворила ее… и только в это мгновение поняла, что в комнате включен свет. И что Люси д'Эспере удобно и изящно сидит в глубоком кресле рядом с плотно закрытой шторой.
