Виноградные грезы. Обрести и сохранить - Джулия Вольмут
Не думая, во что переоденусь, я сняла одежду и залезла в кабину. Открыла два крана с холодной и горячей водой, сделала напор на максимум. Капли били по лицу, смешиваясь с новой порцией слез и заглушая всхлипы.
Мысли затопили сознание, как вода заливала нос и рот. Что мне делать? Решение уйти теперь не казалось верным. Как я буду без Стивена? Кто я без Стивена? Когда он бросил меня три года назад, я все равно ждала, неосознанно цепляясь за чувства к нему. Теперь ждать глупо. Любить – глупо. Я его бросила. Предала в ответ. Если наши отношения – это ваза, и он разбил ее, то я скинула разбитую вазу со скалы.
От пара в глазах помутнело. Я опустилась на плитку, обхватила колени руками. Ничего не исправить, ничего…
– Ари?
Я вздрогнула от голоса за дверью и выключила воду. Джерад… Казалось, он помог мне, но… Кто я без Стивена?
Вновь надев спортивный костюм, я вытерла волосы и вернулась в гостиную. Кожа горела, глаза щипало. Непривычно холодный воздух.
– Я завтра съеду…
– Не надо. – Джер коснулся моего плеча. – Я буду спать на диване. Зови, если что. – Он попытался обнять, я увернулась и кивнула.
Ложная надежда отвратительна. Но вернуться в квартиру, подаренную Стивеном, я не могла: много счастливых воспоминаний, они доведут меня до безумия. Понадобится пара дней, чтобы найти жилье, и я пережду их здесь, не стесняя в маленьком лофте Эмилию и Джеймса.
Проигнорировав любопытный взгляд Андерсона, я ушла в спальню и рухнула на постель. Моя логика проста – все проблемы решаемы через постель. Каждый думает в меру своей испорченности, но я про сон.
Двуспальная кровать занимала почти все пространство. Рядом с дверью шкаф, в углу две гитары и стеллажи с CD-дисками. На тумбочке книги: «Герой нашего времени» Лермонтова, «Преступление и наказание» Достоевского, «Анна Каренина» Толстого. Но самая потрепанная – «Портрет Дориана Грея» Уайльда.
Я усмехнулась. «В нашей жизни не осталось ничего красочного, кроме порока»[22].
Задернув жалюзи, чтобы пронырливый фонарь не светил в комнату, я спряталась под одеяло и вновь дала волю слезам. После сна всегда легче.
Но станет ли мне когда-нибудь легче?
Стивен
Плати, Рэтбоун. Плати за эгоизм, идиотизм, вспыльчивость. За все приходится платить, и ты не особенный. Думай, как исправить ошибки. Но стоит ли бороться за Ари? Она предала меня, выбрав наркотики и Джерада.
Я проследил за тем, как Ари села в «Порше». Блеснула вспышка – скоро скандальной новостью запестрят интернет-издания и фан-странички. Марти до потолка прыгнет: «Она ушла от солиста к гитаристу – сенсация!» Интересно, что Марти подумает, когда узнает: Grape Dreams больше не бывать в полном составе. Фанаты взбунтуются, это точно. Но я не представлял, как вести дела с гребаным Джерадом Андерсоном.
Я понимал: виноват сам. Но Джерад… В голове не укладывалось. Я винил его за подлость, а себя – за доверчивость. Мне все говорили, она говорила: ему нельзя доверять. Отчего же сама поверила?
Ты был первым, кто сказал,
Что у нас не все в порядке.
Ты был первым, кто солгал,
Когда все стало рушиться.
Трясло. Колотило. Нестерпимо хотелось напиться или что-нибудь сломать. Я покрутил телефон: порывался позвонить Ари и умолять ее вернуться… Но знал, она не станет меня слушать. Не теперь, когда Джерад все перевернул. Черт возьми, а он предупреждал меня о Софи! Говорил, что Ари будет больно, если я не порву все контакты с моделью!
Ари… Ари… Мой солнечный свет. Как ты могла меня предать?
И когда она бросила меня ради тебя,
Я был последним, кто узнал об этом[23].
Срочно в студию. Уйти в мир музыки. Записать песню. Творчество – мои нитки. Они заштопают сердце, разорванное на куски.
Ари
Утром я не сразу поняла, где нахожусь. Вместо светлой и просторной комнаты – темная и маленькая спальня. В телефоне ни одного пропущенного или СМС. А я ждала?.. Ночью мне снились кошмары: темный коридор, закрытые двери, зеленые глаза.
– Проснулась? Будешь кофе? – В дверном проеме потягивался Джерад.
Я уставилась на его голый торс. Молочно-белая кожа без татуировок и родинок, рельефный пресс, выпирающие косточки на бедрах, полоска темных волос уходит в джинсы. Я резко подняла взгляд. Его лицо слегка опухло, но гематомы посветлели, а раны покрылись корочкой.
– Привет, – сказала я невпопад.
Джерад улыбнулся, вновь демонстрируя ямочку на щеке, и направился к шкафу. Достал хлопковую белую рубашку, накинул на плечи.
– Привезу твои вещи, – предложил он.
– Нет! – Наверное, я возразила слишком громко. Джерад удивленно приподнял бровь. – Спасибо. Я сама. Знаю, где что лежит, и все такое.
Андерсон застегнул пуговицы. Надеюсь, я не обидела его отказом.
– Ладно, Ари. Тогда поеду на новую работу, а после в студию. Соберу вещи. Очень мне хочется их где-нибудь собрать. – Он подмигнул и пригладил волосы перед зеркалом.
– Собрать вещи? – переспросила я. – Рэтбоун выгнал тебя из группы?
– Стивен. Он – Стивен. – Джерад присел на кровать, щелкнул меня по носу и скрипучим голосом спародировал Дамболдора: – «Страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит»[24].
– Не приплетай Волан-Де-Морта.
– Ну да, Стивен живой. Пока что!
Андерсон рассмеялся, а у меня похолодели конечности. Иногда его юмор… пугает. Джерад поцеловал меня в уголок губ и пошел к выходу из комнаты. Мое сердце не пропустило лишнего удара. Мы можем быть только друзьями – признайся ему, Ари!
Но вместо этого я выпалила:
– Стивен выгнал тебя из группы и ненавидит нас обоих?
Сказать легче, чем принять. Ненавидит.
– Я ухожу сам. – Джерад был спокоен, будто группа для него ничего не значила. – Мне не место в Grape Dreams.
Или он боялся меня расстроить? Слона в комнате не спрятать. Всем известно, что я – главная причина ухода гитариста из группы.
Джерад показал знак мира:
– Постараюсь не провоцировать Стивена и прийти домой без новых синяков. – Джер остановился в дверном проеме: – Думай о хорошем, Арина. Твоя новая жизнь тебе понравится.
– Как ты меня назвал?
– До вечера, Ари! – Он не обернулся.
В десять утра началась моя смена в кофейне. Расставание плохо сказалось на внешнем виде (от бледной официантки шарахались посетители) и работоспособности (я роняла подносы, путала заказы). Йоран шокированно наблюдал за моей несобранностью, а Дори – за унылостью. Каспер, наоборот, мурлыкал и ластился, будто пытался утешить.
Я бесконечно прокручивала в памяти, как
