Шанс #3 - Полин Лиман
– Я могла бы просто не отвечать на твои звонки и сообщения, но решила, что ты заслуживаешь честного разговора лицом к лицу. Мне тяжело сейчас. Я не хочу делать тебе больно. Но пора расставить все точки над i.
– О чем ты говоришь?!
– Я не буду с тобой. Не хочу снова быть старшей в этих отношениях, не хочу тянуть тебя. В двадцать пять лет это было весело, а сейчас уже нет. Я не сделаю счастливым мужчину, которого не могу уважать. И наконец, самое важное, – я больше не люблю тебя.
– Что-о-о? Почему ты такая жестокая? Я ведь выполнил все, что ты хотела! Устроился на эту дурацкую работу в клинику, по конференциям мотался! Все сделал. Теперь мы точно должны быть вместе! Иначе зачем это?!
Леша судорожно полез в карман, дрожащими руками достал красную бархатную коробочку, открыл и неловко протянул Еве. На подушечке блестело тонкое кольцо из белого золота с маленьким прозрачным камушком.
Происходящее стало напоминать Еве сцену в дешевом спектакле. Вот только она никогда не была актрисой.
– Ты говоришь, что я не взрослый, но вот, смотри, кольцо купил. Предложение делаю. Что тебе еще надо?!
– Леша, услышь меня: я не буду с тобой.
– Это психолог тебя настроил против меня?
– При чем здесь Вадим? Это мое решение.
– Ааааааа, я понял: у тебя кто-то есть… Зачем тогда так вырядилась? Поиздеваться хочешь?
– Даже если у меня кто-то есть, это тебя уже не касается. Думаю, наш разговор закончен.
– То есть я заказал столик в самом дорогом ресторане, купил кольцо, цветы эти дурацкие… просто так?! Стерва ты неблагодарная!
Ева молча встала. Холодно, не глядя на Лешу, достала кошелек, отсчитала купюры, бросила на столик и ушла, не оборачиваясь.
* * *
Сидя в такси, Ева чувствовала, как горячие слезы бегут по щекам, смешиваясь с тушью. Ее трясло от собственной внезапной смелости, гнева и обиды. Образ «роковой красотки» только внешне казался убедительным. На самом деле ей понадобилось собрать всю свою решимость в кулак, чтобы закончить эту историю раз и навсегда.
Дома, стоя под горячим душем, девушка почувствовала, как вместе с макияжем смывает напряжение сегодняшнего дня. Постепенно на смену тревоге пришло облегчение. И даже желание влепить пощечину Леше уже не имело значения. Гештальт наконец-то закрыт. Папка с надписью «Алексей Краснов» отправлена в архив.
Выйдя из ванной и заварив себе мятный чай, Ева по привычке открыла ленту новостей, чтобы отвлечься от грустных мыслей. «Курс биткоина снова взлетел», «Новый министр здравоохранения инициирует большую фармацевтическую проверку», «Завод Soft Powers на Филиппинах станет самым технологичным»…
Журналистка не успела остановить себя и машинально кликнула на последнюю ссылку. Фотография улыбающегося Никиты Осадчего в роскошном кабинете с панорамными окнами открылась на весь экран. Твою мать! Девушка внимательно смотрела на портрет: все тот же холодный взгляд, аристократичные скулы, насмешливая полуулыбка – почти идеальная, если бы не маленький шрам. На мгновение Ева вспомнила, как эти губы целовали ее, руки прижимали к нетерпеливому телу, а горячее дыхание обжигало нежную кожу над ухом…
Девушка резко взяла телефон, вздохнула, как перед прыжком в глубокую воду, и быстро, не думая, набрала сообщение:
«Простите, что долго молчала. Нужно было закончить одну историю. С удовольствием с вами поужинаю».
Артем Ратмистров ответил в ту же минуту.
Глава 14
– Валя, привет.
– Ну зашибись! Ваше величество снизошло до простых смертных! Месяц не отвечал на звонки, а тут вдруг объявился, – Игнатьев даже не скрывал злость на лучшего друга.
– Да, извини, это мой косяк. Признаю́.
– Неужели так трудно было написать хотя бы «у меня все ок»?
– Но у меня действительно все ок. Просто был занят.
– Как-то неубедительно ты врешь, Кит.
– Слушай, я должен извиниться. В нашу последнюю встречу я… был слегка не в себе.
– Ну-ну. И это мы называем «слегка»?
– Валя, хватит уже. Я ведь попросил прощения.
– Я подумаю, – с издевкой произнес Валера.
– Игнатьев, твою мать! Мне на колени, что ли, становиться?
– Было бы неплохо, – раздался раскатистый смех в телефонной трубке. – Ладно, на этот раз ты прощен. Рассказывай, как жизнь.
– Все как всегда. Работаю. Много гемора с фабрикой на Филиппинах.
– Что-то голос у тебя совсем не веселый.
– Думаешь?
– Я такого похоронного тона много лет не слышал. Колись, в чем дело.
В трубке повисла гнетущая тишина.
– Да, мне херово. По-моему, я сделал большую глупость. Но что уж теперь… Поздно, – горько вздохнул Осадчий. – Еще пару недель в тренажерке, на ринге – и буду в норме.
– Даже не сомневаюсь, – саркастически хмыкнул Игнатьев. – Ты же не можешь выйти из образа идеального техновизионера, которому все нипочем.
– Не могу. Он слишком хорошо продается.
Игнатьев на том конце провода понимающе кивнул. Через несколько минут телефонный разговор был закончен, и Валера откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Особой чувствительностью он никогда не отличался, но сегодня даже незатейливый радар Игнатьева уловил повышенную сейсмоактивность и тревожно запищал. Черт, Кит будет умирать, но не признается, что ему нужна помощь… Напряженные размышления прервала помощница:
– Валерий Михайлович, документы Хлебникова на визу я сегодня отправляю, правильно?
– Подожди. Дай-ка мне.
Валера пробежал глазами бумаги: «Конференция Beyond Boundaries, Сан-Франциско, 5–7 февраля». В голове пронеслось: «Хотели доброго фея с большой волшебной палочкой – получите, распишитесь». А вслух он сказал:
– Вика, тут кое-что нужно поменять. Хлебникова отправим в Токио в эти же даты, а сейчас позови ко мне Воронецкую.
* * *
Стас Калиновский зашел в лифт в паршивом настроении. Уже неделю он собирался забрать оставшиеся бумаги из офиса «Стрим. Ру», но снова и снова откладывал этот унизительный момент. Новость об увольнении свалилась на него, как снег на голову, прямо перед Новым годом. «В твоих же интересах уйти добровольно», – ледяным тоном сказал тогда Игнатьев.
– Чертов ублюдок! – сквозь зубы процедил Стас в пустом лифте.
Пройдя мимо хохотушки Вики, он по привычке бросил «привет, красотка!», но та даже голову не подняла и вообще сделала вид, что не слышит. Коллега-фотограф, шагавший навстречу по коридору, холодно прошел мимо и не подал руки. Девушки-эйчары, которые раньше любили поболтать за жизнь, молча протянули документы, ограничившись сухим и формальным: «Распишитесь здесь».
Фотограф сложил бумаги в рюкзак, торопливо пересек кабинет и мстительно хлопнул дверью. Мерзкие сучки! Как будто он здесь никогда не работал! А все из-за этой твари. Строит из себя ангела, а сама взяла и заложила, дрянь.
Словно
