Вик - Аврора Белль

Ага. Молчание было примерно такого размера.

Мои глаза опечалились, я медленно кивнула. У меня защипало в носу, и я выдавила из себя улыбку.

Быть отверженным — ужасное чувство, и мы оба утонули в нем, втягивая друг друга в себя, тщетно пытаясь сделать глоток воздуха, прежде чем задохнемся.

Теперь, когда Вик помогал хихикающей Анике выбраться из машины, я молча смотрела, как он осторожно ведет ее в дом.

— Сделай шаг, — терпеливо произнес он. — Еще один. Ну вот. Почти готово.

Я быстро открыла входную дверь, позволяя ему войти. Его тело заполнило открытый дверной проем, и внезапное воспоминание о том, как он ухмылялся мне сверху вниз, блокируя доступ к дому, пока я не встала на цыпочки, не обвила руками его шею и не притянула вниз, чтобы поцеловать, напало на меня. Он осторожно проводил сестру вверх по лестнице, достаточно хорошо зная, где находится моя комната, учитывая, что мы провели там тысячу и одну ночь, заключенные вдали от мира в объятия друг друга.

Я не последовала за ним. Ждала в зале. Он вернулся и прошел мимо меня.

Моя душа взывала к нему, но рот отказывался передать эмоции, выпустив и так слишком много сегодня вечером, а в итоге получив нулевую отдачу.

Вик достиг дверного проема и запнулся, остановившись на полпути. Произнес, не оглядываясь назад:

— Как бы то ни было, я тоже скучаю по тебе, — его мягкий, как виски, голос омывал меня, как прохладный дождь в летний день.

Это накормило меня, этот маленький лакомый кусочек. Крошечный кусочек, брошенный голодающей женщине. И сколько он питал, столько и отравлял.

Вик закрыл за собой дверь, и щелчок замка эхом разнесся по открытому пространству. Это казалось таким окончательным, что я начала плакать.

С тяжелым сердцем я посмотрела на плитку в фойе затуманенными глазами и всхлипнула.

— Дерьмо.

Мне потребовалась минута, чтобы взять себя в руки, но когда я наконец это сделала, вздох смирения покинул меня, и я поднялась по лестнице. В своей комнате я обнаружила Анику лежащей на кровати в платье и со сброшенными туфлями. Мелкие резкие движения дали мне понять, что она все еще не спит, поэтому, будучи другом, я застонала, поднимая ее обмякшее тело, пытаясь раздеть ее.

— Вставай.

Ее голова болталась из стороны в сторону, и Аника надула губы:

— Я устала.

Расстегнув молнию на ее платье, я спустила рукава вниз по ее рукам и тихонько рассмеялась.

— Я знаю, что это так, кукла. Давай я переодену тебя во что-нибудь поудобнее, и ты сможешь выспаться.

— Хорошо. — Она сладко зевнула.

Я изо всех сил пыталась надеть ночную рубашку через ее голову, и когда она откинулась на кровать, я спустила ее платье вниз по ее ногам, оставив ночную рубашку лужицей вокруг ее живота. Послушайте, это было лучшим, что могло получиться. Слегка шлепнув ее по бедру, я прошептала.

— Ты готова, детка. Поспи.

Она еще раз зевнула, затем ей удалось удивить меня усталым голосом.

— Настасья, почему ты больше не любишь Вика?

В голове возник скрежет, словно от поцарапанной пластинки.

Сердце екнуло не только от резкости ее вопроса, но и от того, насколько ошибочным было ее предположение. Я смотрела в темноту мгновение до того, как подвинулась, чтобы включить лампу, и обнаружила, что остекленевшие глаза Ани моргают, когда она натянула одеяло до шеи.

Я не знала, что сказать. У нас с Аникой с подросткового возраста было негласное правило: мы просто не говорили о моих отношениях с ее братом. Но тот факт, что она спросила, внезапно заставил меня хотеть отчаянно заговорить об этом. Или, точнее, объяснить самой себе.

Честность всегда давалась мне легко, но прямо сейчас слова резали так сильно, что причиняли боль.

— Ты задаешь не тот вопрос, Ани. — Я откинулась на спинку кровати, крепко обхватив колени. — Ты должна спросить, почему Вик так боится связать себя обязательствами.

Она приподнялась на локте, опустив уголки рта. Выражение ее лица обвиняло меня в том, что я сумасшедшая.

— Боится что сделать? — Она бросилась обратно на кровать, издав звук, который я могу описать только как полусмех-полустон. Когда она остановилась, то недоверчиво произнесла: — Вик навсегда предан тебе, Нас. О чем ты говоришь?

Я достаточно хорошо знала Ани, чтобы понимать, она не хотела, чтобы это звучало издевательски, но так оно и было. Это было тяжело для меня. Говоря об этом, я только чувствовала себя маленькой и неполноценной. Но, может быть, если бы она знала, она бы отпустила это.

Здесь ничего не происходит.

У меня пересохло в горле, и я сказала.

— Когда ты связываешь себя с кем-то, то не спишь, с кем попало.

Аника замерла. Она долго не шевелилась и ничего не говорила. И когда она обрела свой голос, он был слабым, но непоколебимым.

— Вик никогда, никогда и ни за что не изменил бы тебе.

О, Аника. Бедная, наивная Аника.

Видите? Вот почему мы не говорили о Вике.

И может быть, это был алкоголь или неприятие — я не знаю — но моя грудь сжалась, и я почувствовала, как холодная слеза стекает по щеке.

Аника изо всех сил пыталась сесть, глядя мне в лицо, медленно моргая, борясь с тягой ко сну.

— Я серьезно, Нас. Не знаю, кто тебе сказал, что он изменял, но говорю тебе прямо сейчас, что этого никогда не было. Я бы не стала тебе лгать.

Мои губы задрожали, когда я выдавила горький смешок.

— Послушай, может, я и не гений, но, черт возьми, никому не нужно знать, что, когда мужчина уходит в 2 часа ночи, больше не пускает тебя к себе в квартиру и пробирается в твою кровать на рассвете, значит что-то не так. Как ты объясняешь это?

— Его квартира, — прошептала она, и то, как она это сказала, было странным. Моя подруга нерешительно посмотрела на свои руки. Потом она заговорила, и это вышло грубо. — О Боже. Я собираюсь убить его. — Она облизала губы, избегая моего прищуренного взгляда. — Тебе следует поговорить с ним.

Это было все? Это был ее великий совет? Поговорить с ним? Просто... я не знаю... спросить, спал ли он с другими женщинами?

Ха!

Я лучше побегу через поле ядовитого плюща в одних шлепанцах.

Но