Ее друг (СИ) - Алена Февраль
Через двадцать минут руки и ноги стали с болью отходить. Колющей боли я была даже рада — раз конечности болят, значит я их не отморозила.
— Снова ты, — раздался рядом со мной знакомый грубый голос.
Застигнутая врасплох, я испуганно подняла глаза на подошедшего мужчину и сжала зубы от волнения
В шаге от меня стоял уже знакомый мне толстый мент с золотыми зубами. Рядом с золотозубым стоял ещё один мужчина в форме и они оба не спускали с меня глаз.
— На вокзале решила подработать? — усмехнулся золотозубый, — а что же бывший? Уже выгнал тебя? Быстро.
Я отлипла от батареи и стала в ужасе представлять, как снова окажусь в отделении полиции.
— Хрен с ней, — неожиданно вступил в беседу незнакомый мент, — пошли уже к линейщикам. Опоздаем.
Золотозубый с досадой посмотрел на напарника и что-то тихо ему сказал. Оба раскатисто рассмеялись, а потом толстый мент обратился ко мне.
— Ладно… вали. И больше не попадайся мне на глаза, поняла? А лучше всего езжай в столицу — там шлюхи больше зарабатывают. Если через двадцать минут мы вернёмся и ты ещё будешь здесь… В общем ты поняла меня, Семёнова — сгинь с вокзала.
Я вышла из зала ожидания уже через минуту. Воспоминания о пребывании в отделении полиции, придали мне скорости и сил. Выйдя на вокзальную площадь, я растерянно огляделась по сторонам и тут на глаза мне попалась небольшая церквушка. Ноги сами повели меня в церковь, но шла я туда совсем не молиться — греться. Сейчас я не о чем не могла думать кроме теплого помещения, горячего чая и еды.
В церкви людей было немного. На входе меня остановила старая женщина в черной одежде и строго осмотрела меня с головы до ног.
— Без платка, в штанах, с баулами, — мотая головой перечисляла женщина, — помолиться зашла?
Я неопределенно кивнула и тогда женщина отошла в сторону.
— Иди, но в следующий раз не забудь про платок, да и юбку на себя надень.
Я снова кивнула и прошла в небольшой зал. Выбрав самую красивую икону, я медленно подошла к ней и стала вглядываться в образ Божьей матери с очень грустными глазами.
Молитв я не знала, но сейчас мне очень захотелось знать хотя бы одну, чтобы обратиться к этой священной женщине… Дева Мария тоже была матерью и возможно, она смогла бы сейчас пожалеть меня… Утешить и заменить давно ушедшую на небеса маму. А ещё лучше, если Дева Мария сможет передать моей мамочке, что я не хочу больше жить. И тогда мама непременно забрала бы меня к себе. На небе она бы гладила меня по голове теплыми ладонями и шептала ласковые слова. А ещё мама обязательно бы спела мне ту самую колыбельную, что пела в детстве.
— Ложкой снег мешая, ночь идет большая, что же ты глупышка не спишь… — начала я тихо петь мамину колыбельную, но тут же замерла от легкого прикосновения к плечу.
— Здесь колыбельные не поют, девочка, — обратилась ко мне все та же старая женщина в черном, — здесь не место.
Я согласно кивнула, а потом перестала сдерживать себя и тихо заплакала.
Глава 33
Месяц спустя
Зима в этом году выдалась особенно снежной и холодной. Возможно когда-то и были такие же зимы, но раньше я этого совсем не замечала. А теперь я столкнулась со многими зимними «прелестями»: мне каждый день нужно было убирать снег и протапливать печь в небольшом дачном домике. Баба Нюра говорила, что и сама не припомнит таких снегопадов, как в этом году, поэтому мои рассуждения о буйствах этой зимы были небезоснавательными.
Анну Ивановну или по простому баб Нюру, я всё время теперь слушала, она обманывать не станет, да и в целом у этой старой женщины многому стоит поучиться. Без ее помощи я бы точно пропала.
В тот день в церкви баба Нюра отвела меня в маленькую комнату и напоила горячем чаем. Помню я тогда сидела за стареньким столом-тумбой и, обильно поливая чай слезами, рассказала старушке свою историю. Анна Ивановна внимательно слушала, не задавая вопросом, а когда я закончила она тяжело вздохнула.
— Подбили птенца из автомата… — непонятно прошептала женщина и покачала головой.
Я думала она станет меня осуждать или поучать, но она только ходила по комнате и тяжело вздыхала. Выхлебав полчайника чая, я поднялась, чтобы попрощаться и уйти, но старая женщина меня остановила.
— Сиди здесь до вечера. В пять часов на дачу ко мне поедем, больше мне некуда тебя определить. Там в погребе есть немного картошки, будешь варить её. Снег чистить станешь, печь топить… Не пропадёшь, если не ленивая. До ближайшего села Чистюнька около трёх километров. Там автобусная остановка, а до дач автобуса нет. Будешь оттуда на учебу ездить, а по вечерам будешь полы мыть у Петьки в сельском магазине. Это будет хоть и маленькая, но копейка для тебя. А пока я тебе дам немного денег на проезд, когда сможешь, тогда и отдашь. Я пойду, а ты возьми в том ящике нитки и иголку и почини куртку. Идти по морозу нам долго придётся.
Дачный домик показался мне очень уютным и совсем небольшим. Дом состоял из одной большой комнаты, с печкой посередине, и веранды. В комнате помимо печки стоял диван, комод и обеденный стол. На пол мы сразу положили старые ковры: со щелей в досках дуло довольно сильно.
Когда мы приехали на дачу, я больше всего испугалась огромных сугробов снега, которые были повсюду. Входную дверь пришлось откапывать и только потом мы смогли открыть её. Но оказалось, что моим глазам было страшнее, чем рукам. За прошедший месяц я убрала снега столько, что хватило бы засыпать всю дорогу до села Чистюнька. Еще бы осталось, наверное.
Металлическая печка, похожая на буржуйку, тоже поначалу меня пугала. Но когда я увидела насколько быстро она нагревала комнату, я смирилась с ожогами на пальцах, которые регулярно получала при растопке печи.
В первую ночь баба Нюра осталась со мной, а утром мы с ней вместе пошли в деревенский магазин. Хозяин магазина был простым деревенским мужиком — именно так охарактеризовала его старушка.
— Он тебя примет. Не откажет, — уверяла меня Анна Ивановна, — Пётр всё время ищет помощников. Деревенские недолюбливают его, поэтому с работниками у него туго.
— Почему недолюбливают? — без любопытства, скорее чтобы
