Семья для чемпиона - Алекс Коваль
– Ну и ладно, я у Ярослава спрошу! – шуршит тапками обратно в гардеробную.
Я провожаю его жилистую фигуру взглядом и улыбаюсь. Наверное, я поступаю неправильно как мать, втягивая ребенка в подобную авантюру. Ложь, она и в Африке ложь, какой бы ни была благородной и безобидной. Вероятней всего, ни я, ни Дима еще не понимаем до конца весь масштаб последствий, которые ожидают нас, когда весь мир узнает о наших с Ремизовым «отношениях». Возможно.
Вот только я давно не видела, чтобы у сына так горели глаза. Если бы я не чувствовала, что он искренне зажегся этой идеей, то даже близко не позволила бы Ремизову сулить ребенку мастер-классы и золотые горы. Для Димки этот брак – сродни игре. А может, подсознательное желание почувствовать, хоть и временно, каково это, когда у тебя есть… отец?
Хотя, давайте честно, мое женское либидо тоже радостно скачет, предвкушая ощутить себя в кои-то веке за мужем. Даже если и фиктивным. Главное, не заиграться и не забыть, где проходит та тонкая грань между выдумкой и реальностью…
Глава 14
Аврелия
Воскресное утро в нашей с Димкой квартире начинается преступно рано для утра выходного дня. А все потому, что ровно в девять ноль-ноль, когда мы с сыном еще сладко сопим в подушку, дверной звонок разражается противным звоном.
С трудом разлепив веки, морщусь от ударившего по глазам солнечного света и неторопливо потягиваюсь. Звонок снова начинает дребезжать, настойчиво и нетерпеливо.
– Ма-а-а, дверь, – слышу сонный бубнеж Димки и со вздохом сползаю с дивана, на котором, вопреки моим опасениям, все так же классно спится. Топаю босыми ногами по холодному паркету открывать. И знаете, что я хочу вам сказать? Я бы больше удивилась, если бы, открыв дверь, увидела на пороге не Ремизова, а кого-то другого.
– Утро доброе, – улыбается бодрый Ярослав, сжимая в одной руке картонную подставку с тремя стаканчиками кофе, а в другой бумажный пакет из кондитерской. – Спите?
– Странно, да? В девять-то утра, в воскресенье? – ворчу беззлобно. – Проходи, – отступаю от двери, пропуская гостя в квартиру. – Ты чего в такую рань?
– Не спалось, поэтому решил не тратить время зря.
– М-м, и как часто тебя мучает бессонница? Просто интересуюсь на будущее.
– В моей жизни это редкий зверь, но бывает. А ты не хочешь что-нибудь накинуть? – с улыбкой стреляет глазами в мою сторону мужчина, облизывая губы. – Нет, я не против, конечно, что ты меня встречаешь вот так. Но…
– Прости? Как так? – переспрашиваю и опускаю глаза. – Ох, черт! – прикрываюсь руками. Растяпа! Выперлась в шелковой пижаме! И ладно бы она была приличной, но, как назло, последняя такая вчера порвалась и пришлось напялить последний подарок Мартышки. А вкус у нее на вещи весьма… раскрепощенный. Поэтому на мне скорее топ и трусы, нежели шорты и майка.
Накидываю халат, суетливо завязывая пояс, смущенно бросаю:
– Прости, я еще сплю на ходу.
– Тебе совершенно не за что извиняться, – говорит Ремизов, проходя и оставляя пакет с кофе на обеденном столе, – классная пижамка. Много у тебя таких, Птичка?
– Одна, а что?
Яр не отвечает, тогда я оглядываюсь.
Зря-зря-зря…
В теле моментально становится тесно, а в квартире душно. Губы мужчины насмешливо улыбаются, а глаза при этом совсем невесело пожирают меня голодным взглядом. Таким тяжелым, мужским, от которого в районе позвоночника начинается легкое покалывание, а грудь наливается, выдавая мое желание четко проступающими под тканью халата острыми пиками затвердевших сосков. И Яр это видит. Считывает тут же, перемещая взгляд с моих губ на грудь.
Меня бросает в жар. Мне с огромным трудом удается сделать вдох. И с еще большим заставить руки прийти в движение и прикрыться. Спрятаться, до крови закусив губу изнутри, потому что даже легкое прикосновение к груди томительной болью отзывается внизу живота.
– Обычно я не хожу в таком, – оправдываюсь зачем-то.
– Зря. Тебе идет. Особенно утром, – делает шаг в мою сторону, понижая голос до шепота, Ярослав, – когда твои волосы соблазнительно всклокочены, лицо потрясающе сонное, а на щеке милый след от подушки.
Я хлопаю губами, как выброшенная на берег рыба, не понимая толком, что хочу сделать: то ли смутиться, то ли возмутиться. На минуточку – он сам пришел неприлично рано! Я просто не успела привести себя в порядок! И вообще… Прикладываю ладони к щекам, трогая. Бурчу неуверенно:
– Нет там никаких следов…
Ремизов улыбается. И, прежде чем я успеваю среагировать, подается вперед и чмокает меня в щечку. И если до этого там и был всего лишь маленький незаметный следик, то теперь полыхает жаркое клеймо его губ.
– Яр!
– Краснеешь ты, кстати, тоже очаровательно.
– Что ты тв…
– О, Ярослав, привет, – выныривает из спальни заспанный Димка.
– Здоро́во, чемпион, – пожимают руки мои мужчины.
Мои? Мои, Ава?! Твой тут только один. Не забывай об этом.
– Ох и круто вы вчера омичей натянули!
– Дмитрий! – охаю я. – Что за выражение такое?!
– Ну а как, мам? Пять – ноль же, ну!
– Выиграли, победили, одолели, одержали победу, – выдаю нравоучительно, нахмурившись. – Чтобы больше я такого не слышала до восемнадцати лет. Понял?
– Ва-а-а, – закатывает глаза сын.
Ярослав смеется.
– Не слышу, Дима?
– Понял-понял. И все равно игра была крутая! – отбивает кулаком Ярославу пять сын. – Ладно, погнал умываться. Да, кстати, утро доброе, родитель, – клюет меня в щеку Димка.
– И тебе того же, ребенок.
Димка утопывает в ванную. Мы с Яром провожаем его взглядом, а когда дверь закрывается, оставляя нас в гостиной наедине, слышу смешок:
– Сначала нас натянул тренер, потом мы натянули омичей. Круговорот натягиваний в хоккее.
– Ярослав! – хохочу я, припечатывая мужчине ладошкой по плечу.
– Что? Мне тоже до восемнадцати нельзя выражаться? Окей. Только давай уточним, Птичка, до моих восемнадцати или Димкиных?
– Иди отсюда, – хохочу, выталкивая мужчину на кухню. – Раз уж приехал ни свет ни заря, готовь завтрак.
– Эй, я в кухарки не нанимался.
– Ничего не знаю.
– Ава! Мы еще даже не расписались, а ты уже командуешь?
Я кусаю губы, сдерживая рвущуюся наружу улыбку. Кричу:
– В нижнем ящике у духовки есть милый фартук с барашками. Надень, а то испачкаешься еще…
Завтрак у Ремизова вышел отменный. Вернее, у кондитерской в соседнем доме. Потому что пили мы принесенный им оттуда черный кофе и заедали их же пончиками в глазури. Правда, Димка успел схомячить пару бутербродов и тарелку заварной каши, пока я приводила себя в порядок. А потом незаметно куда-то смылся из дома, постфактум кинув мне эсэмэску, сообщая, что пошел
