Жестокая болезнь (ЛП) - Вольф Триша
— Тогда почему ты так поступаешь со мной?
— Как бы банально это ни звучало — приношу извинения — ничего личного. Моя сестра-близнец стала жертвой серийного убийцы. Психопата. Доктор Мэри Дженкинс была известным неврологом в Хопкинсе. Затем невменяемый Мэнский Ангел19 нацелился на нее, — я делаю паузу для драматического эффекта. — Он делал ей лоботомию. До смерти.
Грейсон Салливан не был осужден или даже обвинен в ее убийстве, но власти знали, что он виноват. Салливан сбежал из-под стражи до того, как ему предъявили обвинения.
— Я тебе не верю, — говорит она. — Я бы нашла что-то настолько экстремальное в интернете. Я тщательно рыскала информацию о тебе.
— У меня есть надежные средства защиты. Я получаю уведомление каждый раз, когда публикуется статья или упоминание о моей сестре. Либо сам удаляю ее, либо программа, которую я закодировал, перенаправляет все на другой сайт и переименовывает ссылку. Не могу допустить, чтобы мои объекты натыкались на эту информацию и устанавливали какую-либо связь. Это неаккуратно.
Ее темные брови сходятся вместе.
— Объекты, — повторяет она.
Из всего сказанного, она выделяет именно это. Вздохнув, я надеваю очки.
— Да, теперь ты мой объект, — я встаю и отодвигаю табурет. — Ну, технически, ты была моим объектом с той первой ночи в клубе. Как только я определил, что ты психопатка, то начал анализировать и собирать необходимую информацию, чтобы довести тебя до этой стадии.
Долгая пауза, во время которой она обдумывает мой ответ, затем:
— Люди заметят, что я пропала. Они будут искать меня.
Должно быть, она научилась этой тактике из фильмов. Никакого воображения. Я разочарован. Где же тот дьявол? Где то мерзкое, бесчувственное существо?
— Никто не будет искать тебя, Блейкли. Я узнал о твоих знакомых. Навел справки о твоих родителях. Навел справки о Рошель, одной из твоих главных клиенток. Поскольку ты построила защищенную жизнь, и не подпускала близко людей, никто не будет скучать по тебе. В этом деле ты сделала всю работу за меня.
Она не отрицает моего утверждения, и, в отличие от обычного человека в подобном сценарии, слова о том, что они одиноки в мире, не оказывают на нее реального воздействия.
— Надолго? — спрашивает она.
Я глубоко вдыхаю.
— Сколько бы времени это ни заняло.
Черты ее лица искажаются, и она качает головой, прислонившись к кровати.
— Что «это»? Сколько времени займет «это», Алекс?
Я поднимаю подбородок.
— Лекарство.
Смущение залегает в жестких складках на ее лбу. Она все еще не уловила связи.
— Алекс, я сожалею о том, что случилось с твоей сестрой, но что бы ты ни планировал, для твоей цели найдется кто-то получше, интереснее меня.
— Давай не будем оскорблять друг друга манипулятивными играми и тактиками. Я знаю, как хорошо ты умеешь читать людей и влиять на них. Со мной это не пройдет. Я отвечу на любой твой вопрос, но, пожалуйста, не утомляй ни себя, ни меня бессмысленными спорами.
Мягкое выражение на ее лице исчезает.
— Ты похитил меня. Приковал к гребаной каталке, — она звенит цепями, — и еще говоришь «пожалуйста»? Как будто это какой-то социальный эксперимент дебильных лабораторных гиков, а я добровольный участник? Ты что, совсем с ума сошел?
— Я буду вежлив с тобой, — говорю я ровным тоном. — И требую, чтобы ты тоже так себя вела.
Черты ее лица твердеют.
— Я тебе кожу с лица сдеру.
Вот оно, чудовище за фасадом.
— Я уверен в твоих способностях, — говорю я, направляясь к шторе. — Но у тебя не представится шанса.
И подумать только, всего несколько часов назад я сомневался. Ставил под сомнение свою приверженность проекту, и свой выбор в пользу Блейкли. В тот единственный момент между нами в квартире, прямо перед отъездом, я был на грани того, чтобы отказаться от всего.
Появлялись возможности, когда я мог уже все сделать. Нам не обязательно было проходить через весь этот фарс с местью Эриксона. Но подкрадывались сомнения, и я не был уверен до того последнего момента, что она — правильный выбор.
— Знаешь, — говорю я, взяв шприц и стеклянный флакон с общим анестетиком с металлического подноса, — была секунда, когда я сомневался в своем решении относительно тебя. Мгновение нерешительности, приступ совести, если на то пошло.
— И что заставило тебя передумать? Моя очаровательная личность?
На моем лице появляется гнусная улыбка.
— Независимо от того, насколько человек сосредоточен на своей цели, условия жизни диктуют, что мы должны стараться не причинять вред другому, — я придвигаюсь к ней ближе, так что мы смотрим друг другу в глаза. — А потом ты сказала, что тебе не важно, что случится с эскортницей, что она — сопутствующий ущерб. Расходный материал — вот твои слова.
Я касаюсь кончиком иглы нежной части ее руки, и она отдергивается.
— В тот момент я понял, что у меня нет другого выбора, — продолжаю я, снова встречаясь с ней взглядом. — Ты идеальный объект.
— Всегда есть выбор, — говорит она, плотно сжав челюсти.
— Может и так, но у тебя тоже был выбор защитить ее, — я вставляю иглу во флакон и наполняю шприц. — Вместо этого, верная своей натуре, ты сочла ее расходным материалом. Средством для достижения цели. Ее жизнь не имела никакого значения.
— И все же, ты не остался, чтобы помочь Мэйбеллин, Алекс?
Мои плечи напрягаются.
— Я даже не заходил в пентхаус. Я использовал запись с боев. Убрал фоновый шум и включил ее для тебя, пока ты ждала, когда тебя заманят в парк.
Ее губы изгибаются в ухмылке.
— Я не об этом спросила.
У меня в животе поселяется комок стыда.
— Пока ты небрежно относилась к ее жизни в погоне за деньгами, моя цель — общее благо…
— Конечно. Я поняла, в чем дело, — она смотрит на иглу. Снова сосредотачивается на себе.
Держа шприц высоко над головой, я жду, упиваясь сознанием того, что скоро Блейкли точно узнает, что значит испытывать стыд. Эмоция, с которой я боролся при каждом неудачном эксперименте. Насколько это изменит ее?
— Это для общего блага, уверяю. Мы вместе сотворим историю, — я проверяю время на своих карманных часах, чтобы отметить час до начала.
Тиканье громкое, отдается эхом вокруг меня. Интересно, слышит ли его Блейкли? Когда я подхожу к ней ближе, нежный аромат ее духов проникает в мои чувства, и искушение наклониться к ней, прикоснуться к ее нежной коже становится злобной насмешкой.
Глубоко вдыхаю ее аромат и укрепляюсь в своей решимости. Ее духи скоро выветрятся, освободив меня от чар.
— Алекс, подожди. Бессмыслица какая-то. Ты не можешь этого сделать.
Тиканье становится громче.
— Мы и так задержались. Потратили драгоценные часы и дни на процесс идентификации. Тридцать пять лет, Блейкли. Их может не хватить, — приблизительное количество времени, которое у меня осталось, чтобы разработать лекарство. Я не могу остановить обратный отсчет в своей голове.
Это еще один фактор, почему я выбрал ее. Она молода. Здорова. Сильна. Она может перенести процедуру.
— О чем, черт возьми, ты говоришь? — она безрезультатно дергает лодыжкой за кожаную манжету.
Я позволяю себе одну минуту слабости и дотрагиваюсь до ее волос, запуская пальцы в мягкие пряди, чтобы убрать их с ее лица.
— Ты больна, Блейкли, и я тебя вылечу.
Впервые с тех пор, как она пробудилась в своей новой реальности, я вижу проблеск настоящего страха в ее ярких зеленых глазах.
— Ты настоящий безумец.
— Мы все безумны в погоне за своими страстями.
Она снова пытается высвободить руку.
— Ты сказал, все это для того, чтобы довести меня до этой стадии. До какой, нахрен, стадии, Алекс?
Я хватаю ее за предплечье и прижимаю к кровати.
— Стадии тестирования, — говорю я, вводя иглу в ее вену.
ГЛАВА 15
ПЛЕННИЦА
БЛЕЙКЛИ
Я снова просыпаюсь, мое тело онемело, голова кажется тяжелой. Сама текстура воздуха кажется тесной, как будто я погрузилась под воду, и мне трудно поднять руки или даже веки. Я продолжаю пытаться и замечаю пластиковые трубки. Одна торчит из ладони, еще одна из предплечья.
