Идеальные разведенные - Анна Белинская
14. Леон
У меня затекли ноги. Я отчетливо это чувствую. Пытаюсь их выпрямить, но упираюсь во что-то мягкое и будто бы теплое. Мне дико не удобно, а еще холодно. Тело пробирает ознобом, покрываясь мелкими острыми мурашками. Медленно переворачиваюсь на спину, голова кружится, а горло дерет наждачной бумагой. Обвожу комнату глазами: открытое окно, что странно, ведь я его закрывал.
Или не закрывал? Я не помню. Я вообще словно плаваю в тумане. Мой мозг проснулся, но соображать отказывается.
Улавливаю движение в ногах.
Собираю в себе всё, что хоть чем-то похожее на силу, и фокусирую взгляд.
Я вижу Агату.
Поджав под себя ноги, она спит, приткнувшись на подлокотник дивана. Пуговица на поясе её джинсов расстёгнута, а блузка неприлично задралась. Неприлично для Богини, но не для меня, когда открывается вид на ее плоский, впалый живот. С трудом отодрав глаза, поднимаю их выше и мгновенно прыскаю: на лице Игнатовой медицинская маска закрывает глаза и лоб. Защита восьмидесятого уровня, блин!
Стоп.
А что моя бывшая жена делает в моей съемной квартире?
Осторожно толкаю в бок незваную гостью ногой. Эта коза лишь смешно шевелит губами и морщит нос, но просыпаться не собирается. Усиливаю нажим — бесполезно. Хочу позвать, но грудь сдавливают спазмы, и я начинаю кашлять.
Мой то ли свит, то ли сип срабатывает как будильник, подбрасывая Агату с дивана: маска повисла на одном ухе, лицо исполосовано красными полосами, а глаза осоловелые.
— Ты как? — спрашивает низким севшим голосом, чуть лучше моего. — Плохо, да? — моргает.
— Шикарно, — шиплю я и морщусь от першения в горле.
— Выглядишь хреново, — сообщает.
Серьезно? А я думал, что цвету и пахну аки майская роза.
— Ты тоже не Белоснежка, — сиплю.
Игнатова закатывает глаза и поправляет маску на лице. Встает с дивана и начинает то сгибать, то разгибать затекшее от неудобного положения тело.
— Господи, как же всё болит, — причитает бывшая. Охотно верю, у меня самого острые колики по ногам мерзко гуляют.
— Ты как тут оказалась? — уточняю, а сам внимательно слежу за действиями Агаты.
— Ты что? Ты ж меня сам впустил. Не помнишь? — удивляется моя бывшая жена.
Нечеткие, аморфные видения встают перед глазами: Агата в дверях, люди в бордовых костюмах и медицинских масках, Агата, склоняющаяся надо мной, Агата, сидящая на полу, Агата, протягивающая мне чью-то кость. Мне казалось, что это обрывки кошмарных снов. Мотаю головой. Ничего толком не помню. — Как врачи тебя осматривали, как делали укол? Правда не помнишь? — Игнатова прищуривается, будто не верит, что я действительно ничего не помню. — Кстати, врачи… — спохватывается.
Она хватает телефон, несколько секунд в нем усердно копается, а затем прикладывает трубку к уху, на котором по-прежнему висит медицинская маска. Все это время я неотрывно слежу за бывшей женой.
— Здравствуйте. Можно вызвать врача на дом? Нет, не себе… К-хм, мужу… — бросает на меня грозный взгляд, будто я заставил его выговорить последнее слово. — Да… Что? Есть. Ночью сорок была, утром еще не мерили. Вызывали конечно! — Игнатова, скорчив возмутительную мину, качает головой и диктует адрес, а у меня в висках пульсирует лишь одно пойманное мной слово — «мужу». Причем без приписки «бывшему». И такое приятное чувство удовлетворения разливается по телу, словно глоток горячего чая для продрогшего путника. — Хорошо, спасибо, будем ждать, — бывшая кладет трубку и уходит в сторону кухни. А когда возвращается, сует мне подмышку градусник.
— Откуда? — интересуюсь, потому что абсолютно уверен, что его в помине здесь не было.
— Оттуда, — давится хохотком Агата, а следом начинает смеяться. Да так искренне весело, что невольно улыбаюсь сам.
— Ты чего?
— Это уже третий раз! — заикаясь смехом, отвечает Агата, но я все равно не понимаю, о чем она говорит. Хочу уточнить, но тушуюсь, когда глаза бывшей округляются. — Ого! — она смотрит на градусник, потом на меня, а следом дотрагивается прохладной ладонью до моего лба. Кайф! Не убирай, только, а?! — У тебя 38.6, — декламирует.
Игнатова резко подрывается и несется в кухню. Возвращается с таблеткой и стаканом теплой воды.
— Игнатов, ночью я вызывала скорую. У тебя бронхит. Кстати, где тебя угораздило? — она хмурится, но, не дожидаясь моего ответа, продолжает. — Так вот: они хотели тебя забрать в больницу, но я тебя отбила. Не благодари! — играет выразительно бровями, — но обещала вызвать врача домой, — наставляет на меня указательный палец, — врача я вызвала, ты слышал. Он придет в течение дня. Ждать мне некогда, — смотрит взволнованно на часы в телефоне, — поэтому встретишь его сам. Только не отключись, пожалуйста, — делает паузу и смотрит выжидающе на меня. Я киваю, мол, со всем согласен, и тогда она продолжает, — что пропишет — сфотографируешь и пришлешь мне, а я после работы куплю и привезу. Понял?
Киваю.
Еще как понял!
«Куплю и привезу!» — это значит, что она снова приедет?!
Улыбаюсь как дебил.
— Во сколько освободишься? — не могу ни задать этот вопрос.
— Сегодня до пяти, не раньше. Продержишься? — она садится рядом и смотрит жалостливо, обеспокоенно, — следи за температурой, — напутствует, — подниматься будет, сразу сбивай. Таблетки рядом положу.
Снова улыбаюсь!
Наверное, со стороны я выгляжу, как полоумный, но мне плевать. Пусть думает, что это побочные явления моего болезненного состояния, ведь об истинах причинах я ей ни за что не скажу.
Агата собирается, попутно соображая мне сладкий чай с лимоном, а я наблюдаю за ней. Мне нравится видеть суетливой Агату. Нравится видеть, как заботливо она отжимает чайные помои в мою чашку. Нравится наблюдать, как носится около меня и причесывает ладонью растрепанные волосы. Нравится, что она просит звонить ей чаще и сообщать о моем состоянии, но мне определенно не нравится слышать, как закрывается за ней входная дверь, и я остаюсь один.
Мне плохо и хорошо одновременно.
Я прикрываю глаза, и темная пропасть снова забирает мое сознание…
15. Агата
Сразу после Игнатова я помчалась
