Всегда только ты - Хлоя Лиезе

«Ну серьёзно, Франческа».

Отведя глаза, я сосредотачиваюсь на окне. После долгого комфортного молчания я прочищаю горло и говорю Рену:

— Ещё раз спасибо, что подвозишь. Прости, что тебе приходится ехать в противоположную сторону.

— Никаких проблем, Фрэнки. Я всегда рад подвезти тебя до дома, — он сворачивает с бульвара Эль Сегундо на Инглвуд.

Через несколько минут мы сворачиваем к моему дому, и Рен выгружает мои вещи, тогда как я выуживаю ключи из сумки и подхожу к двери. Сначала я вставляю ключ в замок-засов и застываю, когда при повороте не чувствую, как засов отходит в сторону. Он не заперт. Я пробую дверную ручку. Этот замок тоже не заперт.

— Что такое? — Рен аккуратно ставит мой чемодан между нами.

— Моя дверь… — слова звучат хрипло и тоненько. — Моя дверь не заперта.

— Фрэнки, — спешка в голосе Рена заставляет меня вскинуть голову и осознать, что он подхватывает меня, легко держа всё моё тело одной рукой… срань господня… а другой несёт мой чемодан.

Я оказываюсь засунутой в минивэн, Рен бежит к другой стороне и быстро отъезжает дальше по дороге, затем паркуется и берёт телефон. Я смотрю, как его пальцы набирают 911.

— Ч-что ты делаешь? — спрашиваю я у него.

Рен смотрит на меня, пока идут гудки.

— Звоню в полицию. Большая часть агрессии при грабеже случается при взломе с проникновением, когда владелец дома застаёт грабителей на месте. Если там кто-то до сих пор есть… Здравствуйте, да…

Я смотрю, как Рен спокойно разговаривает тем собранным, ровным голосом, который он использует на льду… который он использовал с Мэддоксом, когда тот напился и начал чудить со мной.

Меня всегда завораживает наблюдение за тем, как люди вроде Рена ведут себя в кризисные моменты. Люди, чья реакция на стресс не сводится к отключению самой их способности функционировать. Рен — парень, который думает аналитически и остаётся собранным, когда весь мир вокруг горит. А я та, кто опускается на пол и забывает, как дышать.

Он называет им мой адрес, объясняет положение дел. Я должна помогать. Говорить. Что-то делать, чтобы взять ситуацию под контроль. Но вместо этого я сижу там и смотрю на дорогу к моему маленькому съёмному бунгало, над которым я так старательно трудилась, чтобы сделать его домом. Туда вломились. Вторглись.

Холодное онемение расходится по моему телу.

Голос Рена прокатывается по мне подобно тёплому ветерку, который выдергивает меня из ледяного шока.

— Фрэнки. Полиция уже в пути. Всё будет хорошо. У тебя есть номер твоего арендодателя?

Я киваю. Но как будто не могу пошевелить руками, чтобы найти телефон. Рен аккуратно наклоняется и извлекает мой телефон из сумки.

— Как его зовут?

— Майк Уильямс, — шепчу я.

Рен находит нужный контент, медленно открывает дверцу со своей стороны и стоит возле минивэна, не отрывая взгляда от бунгало. Он открывает окно опущенным, чтобы поступал воздух, так что я слышала бы разговор, если бы могла за ним уследить. Но постепенно рёв громче волн Тихого океана заглушает всё в моих ушах. На глаза наворачиваются слёзы.

Это один из тех крохотных моментов, когда тоска по моему папе особенно острая и неожиданная. Он умер, когда мне было двенадцать. Сейчас мне двадцать шесть. Без него я жила дольше, чем с ним, так почему, после стольких лет безотцовщины, я чувствую себя так, будто сейчас отдала бы всё, чтобы ощутить безопасность его крепких объятий и услышать его хриплый голос, успокаивающий меня?

Супер. Теперь я плачу. А я не плачу перед другими. Потому что с тех пор. как я переехала в Калифорнию и осознала, что у меня есть шанс переписать сценарий того, как люди будут воспринимать хромую аутистку, проект «Сделать Фрэнки Крутышкой» состоит из непроницаемого холодного фасада. Теперь я плачу лишь в уединении.

Я плачу в миску с мороженым с 24 по 29 дни моего менструального цикла. Я плачу, смотря те телешоу, где они строят дома для людей в тяжёлой жизненной ситуации. Я плачу в отеле на каждой выездной игре, когда вижу ту рекламу приюта, потому что скучаю по своей собаке, которая остаётся с тётей Лореной, пока мамочка путешествует, и я хочу полный дом котов, и моё бунгало, которое было более-менее доступным по цене, близким и к тренировочному заведению, и к арене, было идеальным за исключением одной маленькой детали («никаких кошек!»), так что я не могу быть кошатницей, которой всегда хотела быть, а теперь кажется, будто мой дом вообще не безопасен и…

— Фрэнки, — Рен распахивает дверцу, плюхается на водительское сиденье, затем бросается через консоль и обнимает меня. — Эй. Шшш, всё хорошо. С тобой всё хорошо. Мы со всем разберёмся.

Теперь я не просто плачу на публике, я ещё и рыдаю. К тому же, в объятиях Рена Бергмана, размазывая сопли и слёзы по всему его красивому костюму и комкая в кулаке его мягкую голубую рубашку так крепко, как только позволяют мне мои ноющие пальцы.

Вы когда-нибудь начинали плакать из-за одного и осознавали, что продолжаете плакать уже из-за кучи других вещей, когда уже совсем разрыдались? Со мной иногда так бывает. Именно это происходит в данный момент.

Я плачу, потому что уже скучаю по ощущению безопасности в моём доме. Плачу, потому что мне больно, и я устала от боли. Плачу, потому что когда случается всякое дерьмо, я хочу к моей сестре, маме, бабушке, а они вообще на другом конце страны. Плачу, потому что мне нужен мой папа, а его здесь нет и никогда не будет. Плачу, потому что скучаю по своей собаке. Плачу, потому что взлом с проникновением пугает меня и заставляет чувствовать себя уязвимой, а я очень усердно тружусь, чтобы не чувствовать себя так.

— Фрэнки, — Рен прижимается щекой к моей макушке и крепко обнимает. — Можешь сделать глубокий вдох?

Я вдыхаю, затем долго и прерывисто выдыхаю.

— Хорошо, — мягко говорит он. — А теперь ещё раз?

Я делаю ещё один медленный и успокаивающий вдох. И ещё один. И ещё. Пока моё дыхание не выравниваются, а слёзы уже беззвучно катятся по щекам. В какой-то момент моего нервного срыва Рен начал гладить меня по спине медленными, успокаивающими круговыми движениями. Я вздыхаю и прислоняюсь к нему.

— Я позвонил твоему арендодателю, — говорит Рен. — Он пообщается с полицией, проследит, чтобы они вновь сделали это жильё безопасным, — ладонь Рена поднимается по моей спине, затем ложится на затылок. — У тебя есть питомцы, которых им нужно остерегаться? У тебя собака, верно? — нежно спрашивает он.

Я