Не святой (ЛП) - Риа Уайльд
— Почему ты меня так называешь?
— Ты храбрая, — говорит он мне, пересекая еще немного пространства между нами. Я чувствую его тепло, этот проклятый аромат теперь наполняет мой воздух, просачиваясь в мои легкие. Его рука перемещается от моего уха к щеке, обхватывает ее, большой палец нежно проводит по ней. Это было успокаивающее давление, успокаивающее и желанное ощущение. Как давно ко мне не прикасались? Как давно никто не заботился обо мне?
— Бесстрашная. Твоя независимость движет тобой, это дает тебе силы. И все же в глубине души у тебя есть нежность, часть тебя, которая доминирует, даже подсознательно. Твоя потребность лелеять и защищать то, что важнее всего, заставляет тебя делать каждый шаг.
— Ты меня не знаешь, — шепчу я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
— Пока нет, но я знаю достаточно, чтобы понять это. Я понял это, как только переступил порог твоей квартиры.
Его большой палец надавливает на мою нижнюю губу, слегка оттягивая ее вниз, а затем ослабляет давление и прослеживает ее изгиб. По моей коже пробегают мурашки, желудок сводит, сердцебиение учащается.
— Моя репутация опережает меня, Амелия, ты знаешь о том, что я делаю, какой вред я причиняю. И все же, зная об этом, зная о моих намерениях в тот день, ты продолжала сражаться. Ты сражалась изо всех сил и продолжаешь сражаться. Я видел, как люди мочились в моем присутствии, но ты обладаешь мужеством тысячи.
Я не чувствую в его словах никакого обмана, только правду, сказанную человеком, который, я не сомневаюсь, видел самых разных людей, всевозможные ужасы и насилие. Я застыла на месте и уставилась на него, его глаза прыгали между моими.
Он был так близко, что я чувствовала запах мяты в его дыхании, видела крупинки золота в его глазах. Я поднялась на носочки и потянулась к нему, когда он наклонился, а затем его губы коснулись моих, и в моем сознании вспыхивают искры. Теплые, мягкие губы, слишком приятные для такого мужчины, как он, и этот поцелуй не похож на поцелуй в день нашей свадьбы, который был сплошным наказанием. Этот был вопросом, просьбой о большем.
Его рука скользнула к моему затылку, пальцы запутались в волосах, и когда он углубил поцелуй, мои губы разошлись, в ушах зазвенели предупреждающие звоночки.
Неправильно. Неправильно.
Он забрал твою свободу.
Он похитил тебя.
Позволить ему завладеть любой частью тебя — значит проиграть.
Я отстраняюсь от него, разрывая поцелуй. Его голова опускается, и он громко вздыхает. Я обошла его, отойдя в противоположный конец комнаты, чтобы оставить между нами расстояние.
— Спасибо, я подумаю, — я ненавижу себя за то, как слабо звучит мой голос, за то, как сильно горит мое тело и покалывают губы.
— Амелия… — начинает он, но его прерывают, когда дверь распахивается и Атлас заполняет пространство.
— Габриэль, — рычит он, яростно хмурясь. — Нам пора.
В этот момент что-то происходит с Габриэлем, его плечи становятся квадратными, а челюсть напрягается. Он еще раз смотрит на меня, прежде чем выбежать из комнаты и закрыть ее за собой, оставив меня наедине с томительным шепотом его поцелуя и буйством мыслей, которые грозили затянуть меня в глубокую темную яму, из которой я никогда не выберусь.
Глава 19
Габриэль
Машина останавливается у склада, и, когда я вылезаю, в нос бьет вонь горелой плоти и волос, здание все еще дымится и пускает черный дым в голубое небо. На земле перед большим зданием лежат тела, некоторые из них прикрыты, другие нет, их черты теперь неузнаваемы под волдырями и оплавленной кожей. В одном конце склада еще горит огонь, но основная часть здания уже потушена, хотя от нее мало что осталось. Крыша обрушилась, окна разбились, а внутри находилось еще больше тел.
— Как?
Атлас передает мне планшет, который держит в руке, и нажимает на экран, воспроизводя записи с камер наблюдения, сделанные около шести утра. Три часа назад.
Склад находится в промышленном районе на окраине города, достаточно далеко, чтобы пожар такого размера оставался незамеченным в течение нескольких часов, прежде чем либо рабочие придут на смену, либо будет замечен дым.
Охранники постоянно патрулировали территорию, некоторые из них были моими сотрудниками, некоторые нет, но все они были убиты, застрелены или зарезаны, чтобы никто не смог сообщить о пожаре до того, как он станет неконтролируемым.
Я смотрю на запись, где трое мужчин, одетых в ту черную одежду, которую я видел раньше на судне, входят в склад, находятся там всего десять минут, а когда выходят, один из них зажигает спичку и бросает ее в открытую дверь. Пламя мгновенно разгорается и затем распространяется как лесной пожар.
— Запись с полуночи была стерта, — говорит мне Атлас. — Только с шести утра началась новая запись.
Я продолжаю смотреть. Человек, бросивший спичку, поворачивается к камере, наклоняет голову и смотрит прямо на нее. Из-за закрытого лица и мерцания бушующего огня невозможно понять, кто это.
И тогда он уходит вместе с остальными, оставляя гореть склад и все, что в нем находится.
Впереди пожарные борются со случайными возгораниями, другие ищут выживших в здании. Их не будет.
Если бы огонь не убил их, то это сделали бы эти люди.
— Черт! — прорычал я.
На мой город напали. Это была война, но я сражался вслепую. Я ничего не знал о противнике, не знал мотивов, и я проиграю, если не разберусь в этом. Сначала судно, теперь мои запасы. Они забирали все!
Кто-то хотел заполучить мой город себе, но сначала им придется убить меня.
Редхиллом управляют Сэйнты, и так было на протяжении многих поколений, поэтому мы не потеряем его во время моего правления.
— Выясни, есть ли там какие-нибудь пригодные для спасения запасы, — приказываю я Атласу. — И утройте охрану на других наших объектах. Я найду, кто это делает.
Атлас кивает и направляется в сторону склада и людей, выходящих и выезжающих из здания. От злости у меня закипает кровь, сердце набирает скорость ударов. Я забираюсь в машину, руки сжимаются в кулаки на бедрах, я откидываю голову назад и закрываю глаза, чтобы утихомирить огонь внутри себя.
За веками мелькает лицо Амелии, ее мягкие волосы и то, как моя рука перебирает пряди, когда я глажу ее по затылку. Вкус ее губ задерживается у меня во рту, мягкость ее тела сохраняется в моей памяти.
Воспоминания о поцелуе успокаивают мои эмоции. Я позволяю им заполнить мой разум.
Я никогда не думаю ясно в гневе, да и кто думает? И то, что она контролирует эту сторону меня, даже просто в воспоминаниях, достаточно, чтобы сдержать ярость.
Эхо ее вздоха — как музыка для моих ушей, в тот момент, когда мои губы коснулись ее губ, и она прильнула ко мне, впуская меня в себя, позволяя мне владеть собой, это не было похоже ни на что, что я когда-либо испытывал прежде.
Я хотел большего. Я хотел поглощать ее, хотел пробовать ее вкус, кусать ее губы, погружать пальцы в ее податливую плоть, исследовать, дразнить…
Но тут она вернулась в свою реальность.
Я почувствовал это сразу: ее тело напряглось, рот застыл на моем, но я знал, что если бы в ее маленькой хорошенькой головке не шла война, она бы покорилась мне. Она позволила бы себе попасть в мои сети, и я бы овладел ею.
Но моя жена была слишком упряма и боязлива. Боялась меня и других вещей, о которых мне еще предстояло узнать. Но я узнаю.
От меня она не сможет скрыть никаких секретов.
Но прежде всего мне нужно было сделать этот город безопасным для нее и для нас.
Теперь уже спокойнее, чем несколько минут назад, я нажал на кнопку, чтобы завести машину, отъехал от дымящихся обломков здания и направился через весь город. Все было по-прежнему: люди занимались своими повседневными делами, толпились у торговых центров и многочисленных забегаловок и ресторанов, разбросанных по всему Редхиллу. Поскольку город находится недалеко от океана и знаменитых пейзажей, окружающих его, туристы были обычным явлением. Они были полезны для экономики, и, прокачивая деньги через многочисленные предприятия, Сэйнты всегда поддерживали их. Никого не волнует, откуда берутся деньги, ведь если они попадают на банковский счет, то это крыша над головой и еда на столе. Благодаря им открываются двери предприятий и движется транспорт. Если деньги приходят от мертвых или от не совсем законных действий, то пусть так и будет.
