Не проси прощения (СИ) - Шнайдер Анна
— Боря. Ришкин муж.
— Да? — Горбовский удивился. — А-а-а… зачем?
— Если вкратце… — Ирина сделала глоток из своей чашки и продолжила: — Боря — здравомыслящий парень. Тем более что его собственные родители пару лет назад погибли в автокатастрофе, и кроме нас с тобой у Ульяны больше дедушек и бабушек нет.
«Нас с тобой»… Эта бесхитростная фраза, сказанная явно без задней мысли, ударила по нервам, словно лопатой по стеклу.
«А что, есть мы с тобой?» — хотелось спросить Виктору, но он в очередной раз сдержался. Это Ира может действовать ему на нервы, а он ей — нет.
— В общем, Боря считает, что ты должен общаться с Ульяной, — продолжала между тем бывшая жена, и после этой фразы Горбовский на некоторое время потерял дар речи. — Мы говорили с ним сегодня, он спрашивал, не буду ли я против. Я ответила, что нет, и тогда он попросил о встрече с тобой.
Виктор сидел, не шевелясь и только моргая, — даже про ожог свой забыл. Сжимал в ладонях бутылку с молоком и смотрел на Иру, которая пила чай, не глядя на бывшего супруга.
— Это было бы замечательно, — выдохнул он в конце концов и поставил бутылку на стол. Ира, услышав глухой стук, подняла голову и поглядела на Виктора с прежней холодной проницательностью — как на чужого мужчину. — Когда?
— Думаю, в выходные. Ты не работаешь в выходные?
— Нет, только в будни, не считая среды. В выходные я совершенно свободен, могу подъехать, куда он скажет.
— Хорошо, — кивнула Ира. — Я передам.
38
Ирина
Когда Виктор ушёл, в квартире неожиданно стало слишком тихо. И холодно. Ирина, поёжившись, накинула на плечи тёплый платок и села на диван, поджав под себя ноги.
Так было всегда — Витя был шумным и разговорчивым, Ирина — тихой и молчаливой. И до развода ей казалось, что это хорошо — в конце концов, если бы и она была столь же взрывной, что бы творилось у них дома? А так Ирина старалась смягчать Виктора, уменьшая громкость его речи, и какие-то длительные скандалы между ними практически не случались. И да, она думала, что у них с Витей идеальная семья: взаимная любовь, уважение, достаток и дети. Но, видимо, так думала только она… и близнецы, конечно. А вот Виктору чего-то не хватало, не было у него ощущения идеальности. Может, того самого и не хватало, что начисто отсутствовало у Ирины в характере? Импульсивности, эмоциональности, в конце концов, инициативы в сексе? Она ведь всегда была ведомой, делала только то, что говорил Витя, и полагала, что ему это нравится. Он был лидером по натуре, в отличие от Ирины. Её вполне устраивала роль домохозяйки и хранительницы очага, стать бизнес-леди она не стремилась. А может, надо было? Настоять на том, чтобы не увольняться с работы, меньше бывать дома, вместо постоянной готовки заказывать доставку из ресторана. Может, тогда Виктор не стал бы разрушать семью?
Ирина вздохнула и вытерла неожиданно заслезившиеся глаза. Вот всегда так: стоит только вспомнить прошлое, как тут же текут слёзы. И в сердце саднит… А вот это уже плохо, это нельзя. Любой стресс уменьшает её время, а оно пока нужно. Ещё как-то Марину с отцом мирить… Да и Макса хорошо бы подтянуть, убрать то абсолютно презрительное отношение, которое он демонстрировал все эти годы. Нельзя так: с одной стороны, презирать отца, а с другой — брать его деньги. Марина поэтому и не брала, а вот Макс, по-видимому, считал, что папа ему что-то должен. За моральный ущерб, наверное. И ладно бы он при этом относился к Виктору если не тепло, то хотя бы нормально, но нет — сын тоже слегка кривился при любом напоминании об отце.
Хотя Ирина не могла сказать, что совсем не понимает детей. Нет, она понимала — и частично даже разделяла их обиду. Не зря же столько лет даже фотографий бывшему мужу не отправляла. Но он и не просил! Это потом она сообразила, что Виктор, скорее всего, боялся причинить вред её здоровью одним напоминанием о себе и предпочёл самоустраниться. Но в то время Ирина не понимала, как он мог просто дать ей развод и исчезнуть. И из её жизни, и из жизни детей. Да, они сами передали через бабушку, что не желают общаться, но можно ведь было попытаться? А Виктор сдался настолько быстро, будто только этого и ждал.
Конечно, не ждал, глупо было так думать, но Ирина в то время не могла адекватно анализировать случившееся. Зато могла сейчас. И поэтому теперь иначе относилась к поступкам бывшего мужа. В том, что он любил её, у неё были сомнения — но близнецов Виктор, безусловно, любил. И, скорее всего, поначалу выжидал, пока остынут. Ещё и хотел показать, что уважает их желания. Потом надеялся постепенно растопить Макса и через него добраться до Ришки, но… не вышло.
Слишком много обид и боли. Ирина и сама не представляла, как их топить.
Наверное, так всегда и бывает — чем больше любви, тем больше боли, когда она уходит.
39
Ирина
В высокого парня с кудрявыми тёмными волосами и крупноватыми чертами лица она влюбилась сразу, как увидела на дне рождения Маши Вронской. А он сказал какую-то глупость про филфак, и влюблённость тут же съёжилась, словно цветок, который вынесли на мороз. Захотелось ответить, да так, чтобы у этого наглеца щёки покраснели! Но Ирина сдержалась, только фыркнула и ушла. Потому что с дураками связываться — себя не уважать!
А Витя потом поехал за ней в родной город. И ухаживал так, что сердце замирало. Ирина не верила, что он серьёзно, думала: просто столичная блажь, развлечение обеспеченного мальчишки. Поэтому практически до конца лета не могла решиться на что-то большее, чем простые прикосновения. А затем подумала: вот, сейчас они вернутся в Москву, и Витя думать о ней перестанет. Так, может… остаться на ночь у него в квартире? Хоть воспоминания будут…
И Ирина решилась. Ни на что не рассчитывая и не надеясь — просто хотела, чтобы её первым мужчиной стал именно этот парень, в которого она так отчаянно влюбилась. А Витя потом пришёл к ней в общагу, предложил вместе жить, с родителями познакомил…
Ирине казалось, что она попала в сказку. Её, обычную девочку из другого города, без денег и связей, хорошо приняли в семье обеспеченных и известных врачей! Она, понимая, как ей повезло, изо всех сил старалась быть для Вити самой лучшей — чтобы дома был порядок и уют, еда вкусная и сытная. Она даже медицинские книги начала читать — чтобы быть способной поддерживать разговоры в семье Горбовских хотя бы на уровне любителя. В общем, всегда — и до брака, и после — из кожи вон лезла, дабы быть идеальной женой. И Ирине казалось, что она справляется, что Витя счастлив.
А потом случился тот вечер, когда близнецы потащили её в ювелирный. В конкретный ювелирный в торговом центре у метро возле работы Виктора — Ирина там сроду не бывала. Удивилась, но Максим и Марина уверяли, что очень нужно по учёбе, одноклассница должна передать тетрадку или учебник — за давностью лет Ирина уже и не помнила, что именно они тогда ей наплели. Она всегда верила детям — сама не врала им, и они ей не врали, по крайней мере, раньше. Но в тот день всё было одно к одному…
До сих пор та сцена стояла у неё перед глазами. Как Виктор, посмеиваясь, ходит за молоденькой фигуристой девчонкой, смотрит на неё сальным взглядом и, довольный, хлопает ладонью по заднице. А потом ещё и этот жест, когда девица взяла мужа Ирины за руку…
Всё было предельно ясно и без его объяснений и оправданий в стиле «ты не так поняла». Но Виктор молчал — только глядел на них с Мариной и Максимом с каким-то первобытным ужасом. «Виноват» — было написано на лице мужа. Всю жизнь Ирина умела читать его мысли, и тот вечер не стал исключением.
А потом мир померк, и в следующий раз Ирина очнулась уже в реанимации, в окружении пищащих приборов и длинных трубочек. И понадеялась, что это всё ей приснилось… мало ли, что может сниться людям под наркозом? Но нет.
— Ты не помнишь? — осторожно поинтересовалась мама, когда Ирине дали телефон и она позвонила ей — узнать, как дети и Виктор. — Что случилось перед тем, как ты… не помнишь?
