Три дня с миллиардером - Лея Кейн
— А наличие зародыша в тебе мы отцу как докажем?! Сама говорила, что еще целка! Или… Я чего-то не знаю?
— Ты все равно меня грохнешь после свадьбы, — бурчит, насупившись и обняв свои тонкие плечи. — Скажешь всем, что я скопытилась от выкидыша. Тебя сразу все жалеть будут. Добьешься внимания новых партнеров. Больше кобылок и телочек в коровнике появится. И вообще — я в туалет хочу!
— Аллилуйя! — Всплескиваю я руками. — Генрих, неси вазочку под десерт! — приказываю, стукнув по двери.
Блондиночка закатывает глаза, но ведь сама себя в эти рамки загоняет.
— Что?! — Хлопает теми же самыми глазами, когда Генрих ставит перед ней детский горшок.
— На него еще Алика ходила, — ухмыляюсь над ее выражением лица. Не только она умеет удивлять. Так что: один — один.
— Надо же! Ничего для меня не жалеешь. Даже на раритетный горшок пятнадцатилетней давности сходить разрешаешь.
— Хы-ы-ы, — скалю ей зубы. — Приступай!
— Прямо здесь? — Разводит она руками.
— А что не так? Можем выйти в сад. Если слияние с природой тебя больше расслабляет.
— Ну ты и урод, Гром! — Хватает горшок и упрыгивает с ним в обнимку в ванную.
— Только не вздумай сама ковыряться! — говорю ей в спину.
— Вряд ли кольцо выйдет подобно вишенке на торте. Копаться все равно придется.
— Я предупредил. Не смей трогать свое дерьмо! Оно сейчас мое ровно на двадцать два миллиона.
Скидываю туфли и, завалившись на кровать, залезаю в айфон. Отвлечься бы на что-нибудь. Но даже присланное Инессой интимное фото меня не прошибает так, как блондиночка каждым своим бездумным поступком.
— Чему радуетесь, босс? — нарушает тишину Генрих.
— Радуюсь?
— Улыбаетесь.
— Я по жизни человек улыбчивый.
— Нет. Так вы никогда не улыбаетесь.
— Инесса сиськи прислала.
— М-м-м, — мычит он, не поверив. — Эта Катерина особенная. Таких у вас не было.
— Каких — таких? Блондинистые и тупые у меня были всегда.
— Вы же сами прекрасно знаете, что она совсем не тупая.
В ванной шумит вода, и через пару секунд блондиночка высовывается из-за двери, тихо пискнув:
— Я все.
Покраснев до кончиков ушей, опускает лицо и отходит в сторону.
С глубоким вздохом натянув на руку медицинскую перчатку, Генрих шевелит пальцами и отправляется на раскопки.
— С облегчением, — лыблюсь блондиночке, отчего она становится еще пунцовее.
Стесняется, смелая моя, что посторонний мужик с ее шоколадом возится. Меньше будет из чужих бокалов хлебать, а потом крутых парней за нос водить!
— Ты всегда так редко в туалет ходишь? Или это от беременности запор? — посмеиваюсь с издевкой.
Нравится мне, как она волнуется: румянцем покрывается, пальчики заламывает, губу покусывает. У нее все это само собой выходит, без наигранности. У Инессы бы получилась лишь слабая игра плохой актрисульки из полуприличного фильма.
— А ты? — быстро набирается храбрости блондиночка. — Часто в туалет ходишь? Или в основном, все дерьмо из тебя иначе выходит?
Шум сливного бачка ставит точку в обсуждении столь наболевшей темы. Дверь ванной распахивается.
— Ну вот, — вздыхает блондиночка. — Ничего нет. Только зря…
Генрих вытягивает руку и раскрывает ладонь, на которой сверкает маленькое колечко.
Глава 10
Это не оно…
Это не то кольцо…
Какую игру он снова затеял?
Встав с кровати, ровными шагами своих длинных ног пересекает комнату, двумя пальцами берет из ладони Генриха колечко и рассматривает его, изгибая уголок рта.
— Моя прелесть… — шепчет, поблескивая глазами.
— Что прикажете делать, босс? — интересуется Генрих. — Через час все лягут спать. Я могу по-тихому вывезти тело в лес или на мусорный полигон.
— Чье тело? — холодею я, пятясь от этих психов.
— Угомонись, терминатор, — отвечает Антон, взглянув на меня. — Она же моя невеста. Сына моего под сердцем носит. Нельзя с ней как с собакой. У нее похороны достойные будут. Пышные, как свадьба.
Нет, он меня не убьет. Не сейчас. Потому что это не то кольцо!
— Фух! — выдыхаю я. — Ну и шутки у вас. Так значит, я теперь свободна? Ты получил кольцо. Больше я тебе ничего не должна…
Громов хватает меня за руку, задирает и с силой надевает кольцо на палец. Мне лишь остается надеяться, что они его в реальности не из кучи выкопали.
— Хрен тебе. Для правдоподобности осталось только забеременеть. — Начинает расстегивать рубашку, обводя меня взглядом и фантазируя, с чего начнет. — Генрих, ты свободен. Дальше я сам справлюсь.
— Даже не думай! — предупреждаю я. — Ты ко мне не притронешься!
— А как же массаж для утомленной беременной невесты?
Его рубашка летит на пол. Следом звякает пряжка ремня.
Тревога хватает меня за горло. Я больно сглатываю, не представляя, куда бежать и что делать. Кричать? Чтобы Лев Евгеньевич лишил Антона наследства? Тогда мне точно крышка. Бежать? Куда и как?
Я брожу взглядом по ярко очерченным мышцам на фантастически нереальном мужском теле и невольно представляю, какой он в постели. Лев Евгеньевич ничуть не преувеличивал. Антон — зверь. И он — убийца!
— Я лучше выпью яд, чем пересплю с тобой, — фыркаю зло.
— Не зарекайся, Рина. Я терпеливый. Тот день, когда ты сама на меня запрыгнешь, обязательно наступит. Я дождусь и напомню тебе эти слова.
Морщусь. Иной реакции эта фраза не вызовет у меня даже под страхом смерти.
— Раздевайся, — велит он.
— Я же сказала!
— Я не глухой. — Он стягивает джинсы и сдергивает носки. — Как и моя семья, которой будет не лишним послушать, как мы тут любим друг друга.
— Чего?
Он звучно втягивает воздух ноздрями. Буйный бык, которому хочется посадить меня на… рога.
— Хотя бы сымитировать секс твоя вера тебе позволяет? — объясняет мне. — Отец нам не верит. Ринат тоже наверняка ухом к стенке приложился.
— Ему что, больше нечем заниматься?
— Нет, не спорю, он и сам часто кур жарит.
— Хоть кто-то в вашей семье занимается нормальным бизнесом, — констатирую я, но изогнувшаяся бровь Антона быстро ставит мои мозги на место. У Рината нет своего ларька «Куры-гриль». Он других птиц «жарит».
— Раз-де-вай-ся, —
