Между - Лавли Рос
– В смысле? – резковато реагирует Клим.
У меня даже дыхание рвется. Возможно, во мне бурлит страх и я смотрю по сторонам через увеличительное стекло, но мне становится жутко из-за поведения Клима. В каждом его жесте читается вызов, словно планка контроля рухнула и он больше не может носить на себе тесный костюм подчиненного. Я прикрываю глаза на мгновение, чтобы не видеть это, но так я сразу теряю равновесие.
А чем не выход?
Это же выход…
Я ничего не предпринимаю и совершенно отпускаю свое тело. Женщина рядом коротко вскрикивает, но не успевает мне помочь. Я падаю на край стола, цепляюсь за салфетки и со звоном бокалов соскальзываю на пол.
Женщина снова причитает, а Димитрий матерится. Он через мгновение оказывается рядом и подхватывает меня на руки, будто во мне совсем нет веса.
– Алла, – зовет он с беспокойством. – Алла…
– Да-да. – Я встряхиваю головой и пытаюсь сфокусироваться на его волевом холодном лице. – Голова закружилась, я не ожидала…
– Ударилась?
– Нет.
– Да, – отзывается женщина. – Локтем о стол.
Черт, она права. Немного приложилась.
Димитрий относит меня на кровать. Я вижу над его плечом, что женщина уже принялась наводить порядок, сметая осколки. Я нервно вздрагиваю, когда на тумбочке оживает сотовый Димитрия.
– Мне надо ответить, – бросает он хмуро и подтягивает меня ближе к изголовью и центру кровати.
Как маленького ребенка, честное слово. Чтобы он не свалился.
– Слушаю, – он отвечает на звонок и встает с кровати, – у тебя три минуты.
Он отходит вглубь комнаты и нетерпеливо взмахивает ладонью, показывая охраннику на брошенную кушетку. Тот молниеносно хватается за нее, но, в отличие от Клима, едва поднимает от пола. А Клим вдруг появляется рядом со мной. В его широкой ладони сжаты полотенце и пачка льда.
– Надо приложить.
– Я сама…
Он не слушает. И не обращает внимания на мой жест. Он наклоняется ко мне, заставляя дышать своим густым ароматом, и прикладывает пачку льда к моему локтю. А вторую ладонь он вовсе бросает на мои бедра, я пытаюсь перехватить этот выпад, но Клим с легкостью переплетает наши пальцы. Я не решаюсь больше шевелиться. Клим укрывает нас своей широкой спиной, но если я начну биться, то на нас точно обратят внимание.
– Что ты творишь? – шепчу.
– Ревную, – выдыхает он сквозь сжатые губы. – До безумия.
– Клим, я найду с ним общий язык. Мне только нужно время, чтобы подобрать ключик.
– Ты уже его нашла, – он усмехается. – Вернее, применила старый. Ты просто ляжешь под него.
– Нет, он сказал, что ничего не будет.
Клим щурится.
Не может решить, то ли я вру, пытаясь одурачить его, то ли сама верю в сказки Димитрия.
– Я не сидел сложа руки эти дни, – совсем тихо добавляет Клим. – Кое-что случится этой ночью.
– Что?
– Не пугайся, когда услышишь шум. Тебя никто не тронет.
С этими словами он отпускает мою руку. Он отстраняется, и пачка льда падает на кровать. Мне хочется окликнуть его, потребовать объяснений, но вместо этого приходится уткнуться лицом в бедра. Я не контролирую себя. Совершенно. Поэтому остается только спрятаться от греха подальше.
– Совсем плохо? – баритон Димитрия вырывает из мыслей.
Следом моих волос касаются его стальные пальцы. Он проводит, собирая мой шелк, а потом поднимает пачку льда, которую обронил Клим.
– Пальцы замерзли, – отвечаю и поднимаю голову, врезаясь в океанскую синеву его взгляда. – Да и не нужен он, я почти не ударилась.
Я замечаю его заостренный взгляд. Димитрий все же чувствует, что со мной снова что-то не так, поэтому я тяну ладони и беру его лицо в мягкую ловушку. Провожу по его скулам, очерчиваю линии, ощущая его огрубевшую теплую кожу. Димитрий бросает короткий приказ, чтобы все свалили, не отрывая от меня взгляда. Мне удается отвлечь его от сомнений, он перестает сканировать каждое шевеление в моих глазах. Но мне приходится продолжать. Я спускаюсь руками по его шее и поглаживаю под воротом рубашки.
– Ты хочешь есть? – спрашивает он.
– Нет. – Я качаю головой, и это чистая правда.
Нервы отлично справляются с аппетитом.
И я безотчетно сжимаю его плечи сильнее. После слов Клима мне страшно выпускать из рук Димитрия. Словно так я хоть что-то могу контролировать. Понимать, что происходит. Я даже не знаю, за кого именно из них двоих боюсь. Мне жутко от неизвестности. Словно должно произойти что-то сумасшедшее и адреналиновое, а у меня никто не спросил, хочу я в этом участвовать или нет. И это чертовски похоже на Клима. На его бои в клетках, тоже сумасшедшие и адреналиновые.
– Мне пора на диван, – Димитрий раскатывает слова на языке с оттяжкой.
Мои прикосновения действуют на него.
Он не хочет уходить от меня. Это очевидно.
– Останься здесь.
Мне нужно, чтобы он лег рядом. Я бы обняла его или взяла за руку и чутко спала. Чтобы был шанс проснуться, если он ночью куда-то отлучится. Я знаю, что у Димитрия есть личное оружие. Интересно, в этой комнате тоже? Или только в его спальне и в специальном сейфе?
Димитрий тянется ко мне. Он влажно целует меня в шею, а потом снова и снова. Он возвращает выданный мне кредит с процентами. Повторяет каждое мое прикосновение к его шее, только вместо пальцев использует губы и язык.
– Я помню, что обещал, что не трону тебя.
– Не похоже, – шепчу и снова цепляюсь пальцами за его покатые плечи.
Мне много его, но в то же время инстинкты играют со мной злую шутку. Я ждала от него самого плохого после обвинений в измене, так что ласка теперь воспринимается как запрещенное, неправильное, но удовольствие. Как чудо.
А он очень старается.
Лижет меня и зацеловывает, словно хочет смыть свою грубость с моего тела.
– Я не буду трахать тебя, – его голос становится хриплым. – Но сделаю приятно.
Он нажимает ладонью на мою грудь и заставляет опуститься на подушки. Потом он, не разрывая зрительного контакта, отстраняется и опускается ниже. Он по-хозяйски расправляется с моей одеждой и разводит мои ноги в стороны. Его ладони ложатся на внутреннюю сторону, обжигая и клеймя, а потом он пальцами проводит по моим трусикам. Сначала нежно, потом сильнее, раскрывая меня через кружевную ткань.
Мое тело откликается. Я запутываюсь в собственных инстинктах и желаниях, меня как будто раз за разом погружают под воду, не давая сделать глоток воздуха. Я не успеваю ничего осознать, кружась в лихорадочном потоке событий. Остается только прикрыть