Княжна (СИ) - Островская Алина

Мы обогнули дом и спустились вниз по оврагу. Ночью я и не заметила в каком живописном месте оказалась. В чаще черно-белых гор, приютилось, ещё не покрытое льдом, озеро, обрамлённое густым, припорошенным снегом, лесом. Темно-синяя гладь, глубина, хранящая вековые тайны.

— Когда я была маленькой, отец часто вывозил нас в подобные места. Ему нравилось чувство единения с природой, — вздохнула полной грудью, рассматривая кайму противоположного берега.

— А потом?

— Потом жизнь стремительно изменилась, — втянула шею, по глаза прячась в вороте объемного свитера.

На меня вопросительно посмотрели.

— Долгая история, — отмахнулась, — и чертовски грустная.

— Как хорошо, что я обожаю драмы, — выразительно посмотрел, подталкивая к рассказу.

Смерила изучающим взглядом, щупая на предмет выявления сарказма или издевки, но нет, собеседник вполне серьёзен.

— Ну хорошо, — вздохнула и помедлила, решая, с чего начать. — Мой отец был успешным бизнесменом. Руководил строительной компанией, возводящей новомодные торговые центры в Европе, пару объектов было и в Эмиратах. Скупал акции в сфере фармацевтики, машиностроения, нефтеперерабатывающей промышленности. Заботился об экологии, спонсируя проекты по переработке пластика. Его очень беспокоила ситуация с мировым океаном. Мы жили в Париже. Счастливо.

— Неплохо, — хмыкнул.

— Да, он много работал, но и про нас с мамой не забывал. Затем, что-то произошло. Что-то такое, о чем мне не рассказывали, наверное, боялись напугать, ведь я была ещё малышкой. За несколько часов мы собрали вещи и вернулись в Россию. Отец начал пропадать сутками. Возвращался нервный, заведённый, иногда злой. Мама говорила, что он пытался решить проблемы с работой. Я видела, как гаснет его внутренний свет. В какой-то момент, мне показалось, что все наладилось. Родилась Злата и жизнь вернулась в прежнее русло. А потом отца убили. Машина взорвалась прям во дворе нашего дома. Этот страшный хлопок, звон стёкол, мамин плач — до сих пор шумят в ушах, стоит только вспомнить тот день. Убийц не нашли до сих пор.

— Кто занимается этим делом? — прозвучало глухо.

— Таймазов Алан Алимбекович.

Он кивнул.

— Я ходила к нему пять лет назад, носила мамино письмо, знакомилась с делом. С тех пор никакого движения. Писала жалобы во все инстанции, но меня отшвыривают, как надоедливую муху.

— Что было после смерти отца? — вернул меня к воспоминаниям.

— Через год умерла мама. Просто не проснулась. Вскрытие показало, что были какие-то сложности с сердцем, но я не верю. Думаю, ее тоже убили. За день до смерти она написала мне письмо, где сообщила о том, что все имущество переписано на убийц отца. Мы с Златой попали в приют. Когда мне исполнилось восемнадцать я оформила опеку над сестрой и забрала ее. Скиталась в поисках работы, пока не угодила в «Гейшу». Вот такая история.

— Любопытно, — прошёлся ладонью по щетине.

— А ты? Родители? Семья? Дети? — вопрос, который мучил меня всю ночь.

Он обжег меня долгим взглядом.

— Родители погибли, когда мне было двадцать пять. Семьи нет, — скупая крошка информации.

— Соболезную, — опустила глаза, не решаясь задать вопрос о том, как это случилось. Расскажет сам, если захочет. — Двадцать пять… а сколько же тебе сейчас? — предательски полыхнули щеки. — Или все-таки лучше сказать «вам»?

Он внимательно так, изучающе посмотрел мне в глаза.

— Есть предположения? — на губах заиграла ухмылка.

— Тридцать? — выглядит-то он ого-го! Не может быть слишком «старым».

Он зажмурил один глаз и показал пальцем «выше».

— Тридцать три?

Показывает «ещё выше».

— Сорок что ли? — пискнула в ужасе с округлившимися глазами.

Он рассмеялся.

— Нет, тридцать пять. Только не надо начинать выкать, — строгий взгляд из-под нахмуренных бровей.

А я ведь и не задумывалась раньше о его возрасте. Привыкла, что клиенты старше, и уже давно перестала обращать на это внимание. Но сейчас, почувствовала себя неуверенно. Маленькой, неопытной девочкой. Словно в шестой класс вернулась…Между нами пропасть.

— Ты расстроилась? — развернул меня к себе лицом.

— С чего бы? — напускное безразличие.

— Твои глаза отражают все, что ты так усердно пытаешься скрыть, — большой палец обвёл контур нижней губы.

— Я замёрзла. Вернёмся в дом? — была готова сказать все, что угодно, лишь бы прервать это чувственное прикосновение, разливающееся горячими волнами по телу.

— Конечно, — нехотя убрал руку обратно в карман и повёл к дому.

Перед входом в дом он неожиданно сказал:

— Прости.

Не успела спросить за что, как оказалась с головой в сугробе. Он раскатисто рассмеялся. Вот уж не думала, что взрослый, солидный человек станет заниматься детскими «глупостями». За мной не заржавеет. Слепила тугой снежок и кинула в обидчика. Улыбка с красивого лица стерлась, попавшим в него снарядом. Выплюнул снег, смахнул таящую массу с глаз.

— Ну, держись, — прорычал и кинулся ко мне в сугроб.

Сколько времени мы боролись в ледяной толще трудно сказать. Ни один из нас сдаваться не спешил, так что битва была ожесточённой и долгой. Если смех продлевает жизнь, то ко мне в копилку добавилось ещё лет пять.

Когда над лесом стали сгущаться сумерки, мокрые и уставшие мы поплелись в дом.

— По-хорошему, всю одежду оставить бы здесь, — отряхивал джинсы, облепленные снегом.

— Попытка засчитана, — смеюсь, выбирая комья из спутанных волос. — Здесь поможет только горячий душ.

— Это приглашение?

Нарочито строгим взглядом смерила негодяя. Недостаточно ему снежных измывательств? Он в защитном жесте поднял руки:

— Ладно-ладно, я просто на всякий случай уточнил.

Оставляя за собой снежные следы, моментально превращающиеся в лужицы, как какой-нибудь Йети, проскользнула в гостевую ванную комнату. Тот же хай-тек, что и на первом этаже. Скинула одежду на тёплый пол и шагнула под горячие потоки тропического душа. Заледенелое тело оттаивало, наполняя каждый миллиметр тяжёлой, но приятной усталостью. Выходить не хотелось, но урчащий живот гнал меня к холодильнику. С грустью посмотрела на наряды, которые не пригодились, скользнула в лосины и рубашку. Хорошо, что предусмотрительно взяла их. Высушила волосы, и сплела их в косу.

На первом этаже бурлила деятельность. Пищала микроволновая печь, пыхтел чайник, тихо играла музыка. Мужчина в одних серых спортивных штанах что-то помешивал на плите. Волосы мокрые после душа. Широкая спина со стальными мышцами, ямочки на пояснице. Вопрос на миллион — почему он не женат?

— Мужчина на кухне — редкое зрелище, — подала голос, всласть налюбовавшись обнаженным торсом. Это латентный инстинкт какой-то? Выбирать крепких, атлетично сложенных охотников. Такие и мамонта догонят, и разделают, и хижину соорудят из бивней и меха, и ужином накормят? «Все верно, кто я такая, чтобы противиться зову природы?» — оправдывала своё поведение.

— С тебя был завтрак, с меня ужин, — весело отозвался, не отвлекаясь от плиты, — к тому же, я просто разогреваю жаркое.

Серьезно?

Скользнула на барный стул, отчаянно выискивая недостатки. Не может же он быть идеальным? Наверняка есть скелет в шкафу. Все мы с изъянами.

— Чем бы хотела заняться? — поинтересовался, ставя две тарелки на стол. Откупорил бутылку вина, наполнил бокалы.

— Вообще-то, это я здесь на работе. Так что этот вопрос переадресуется тебе, — ковыряю вилкой мясо, не решаясь поднять глаза. Чувствую пристальный взгляд.

— То, чем бы я хотел заняться запрещено вашим договором, — изрёк будничным тоном, словно обсуждал прогноз погоды.

Щеки моментально полыхнули. Но во второй раз на те же грабли я не наступлю. Затормозила, вспоминая пункты договора. «Запрещено: вовлекать Сопровождающего в совершение преступлений, предусмотренных Уголовным кодексом Российской Федерации; в отношении Сопровождающего совершать действия физического и нравственного насилия; в одностороннем порядке расширять круг Сопровождаемых лиц; склонять Сопровождающего к действиям сексуального характера; совершать иные действия противоречащие природе и существу договорных отношений». Что-то легче не стало.