Трепет. Его девочка - Чарли Маар
- Я всегда тебя хочу, Ян.
- Я имею в виду... ты говорил в машине, чтобы я тебя не провоцировала... Я знаю, ты, наверное думаешь, что я пошла в бассейн, потому что хотела спровоцировать, но это не так. Я не делала этого специально... но я... я понимаю твои чувства. Наверное... Я не хочу, чтобы ты думал, что я издеваюсь. Если ты не можешь больше сдерживаться, то...
Его пальцы застывают. Он долго смотрит на меня. Молча. Под его тяжелым взглядом я даже фразу закончить не могу, а может не могу закончить свосем по другой причине? Ведь полностью эта фраза будет звучать, как приглашение. Меня колотит от страха и от предвкушения. Вряд ли сама я могу перейти черту. Я все ще пытаюсь абстрагироваться от того факта, что он - мой отчим.
- Предлагаешь мне секс... из чувства вины и жалости ко мне, малыш? Тебе меня жаль что ли? - он усмехается.
- Это не то... я... просто пытаюсь смириться с неизбежным... - зажмуриваясь, не в силах больше выдерживать его взгляд. Мне начинает казаться, что я несу несустветную глупость. Щеки заливает жаром.
- Смириться? - снова хрипит мужчина. В голосе появляются недовольные нотки. Или мне мерещится? - Благодарность. Вина. Жалость. Смирение... Это все совсем не то, чего я хочу, девочка.
Мои глаза все еще закрыты. Я слышу и чувствую, как он поднимается, затем ощущаю прохладную ткань его рубашки сначала на своей спине, затем Рустам начинает продевать мои руки в рукава.
- Знаю много мужчин с удовольствием воспользовались бы всем этим спектром твоих эмоций, чтобы удовлетворить свои желания, но я хочу, чтобы ты доверяла мне, Яна. И чтобы хотела меня хотеть, это я уже говорил.
Распахиваю веки. Он нависает надо мной. Пальцы медленно застегивают пуговицы на рубашке, начиная с нижней и следую вверх. Что он говорит? Отказывается от секса? Снова? Одевает меня... Я же вижу в его глазах, как трескается контроль, как желание черной волной заволкаивает разум, но он продолжает застегивать пуговицы. Мне кажется, я никогда не видела и не наблюдала ничего более эротичного, чем мужчину, сходящего с ума от страсти, который одевает объект своей одержимости. Чувствую, как подрагивают его пальцы, слышу, как сбивается дыхание, когда костяшки касаются голой кожи.
- Нарисуй меня, Яна, - неожиданно просит Рустам, когда последняя верхняя пуговица оказывается застегнутой.
- Ч...что?
- Нарисуй меня.
- Я не рисую больше.
- Я лишь прошу, чтобы ты попробовала. Хочу, чтобы ты рисовала снова. И хочу, чтобы тебе было хорошо. Позволь мне хотя бы это, малыш. Веришь, что я тебя не обижу?
Обхватывает мое лицо ладонями, наклоняется и целует.
- Я... не... знаю. Я пытаюсь...
- Это хорошо.
Мужчина идет к комоду и из верхнего ящика достает лист и карандаш, усаживается на мягкий ковер перед камином, кладет лист с карандашом рядом.
- Нарисуй. Так, как ты в тот день рисовала. Так, как рисовала меня в кабинете. Не думая ни о чем.
Смотрю на листок и карандаш, словно они ядом облиты. Это больно. Я столько раз пыталась рисовать, но не вышло. Но что, если не вышло, потому что я долго держала свои чувства запертыми? А сейчас они из меня рвутся. Пугают, но рвутся на волю.
Я присаживаюсь рядом с Рустамом, промежности касается мягкий ворс ковра. Я очень влажная там, внизу, он это сделал со мной. Мышцы внутри ноют, тело желает получить разрядку, которую уже получало. Теперь жажда сильнее, потому что я знаю, каково это может быть... с ним.
Беру карандаш и чиркаю несколько первых линий на листе. Я думаю, что Рустам будет просто сидеть рядом, но он вдруг начинает двигаться, садится позади меня, ноги расставляет по бокам, а потом резко притягивает меня попой на себя. Я ягодицами проскальзываю по его паху, от неожиданности и ярких ощущений ахаю, крепко сжав карандаш пальцами.
- Что... ты делаешь?
- Тихо. Не обижу. Веришь мне, малыш? Рисуй.
Рустам просовывает руку под рубашку, кладет ладонь на живот и начинает его поглаживать. Чтобы рисовать мне приходится слегка прогнуться вперед. При движении я вновь скольжу промежностью по его эрекции, я знаю, что штаны Рустама будут мокнуть от моей влаги, а член еще больше твердеть. Понятия не имею, как он с этим справляется, потому что у меня разум плывет от ощущений. Хочется потереться об него, но я, разумеется, этого не делаю. Не думаю, что стоит это делать.
Пытаюсь нарисовать лицо мужчины по памяти, что сделать гораздо сложнее, и сейчас дело не только в неточности образов в голове. Его образ так крепко запечетлен у меня внутри, что я могла бы нарисовать его даже если бы мы десятки лет не виделись. Дело в его пальцах на животе и на бедрах, в его члене подо мной, в его губах на шее и хриплом голосе, шепчущем какие-то успокаивающие слова.
Я продолжаю чиркать карандашом по листку, а руки мужчины тем временем приподнимают меня, одна ладонь просклальзывает между ног, вторая ложится на линию между ягодицами. Это просто невыносимо...
- Хочу, чтобы ты рисовала, Яна.
Да как? Боже...
Удерживаю глаза открытыми и прикусываю губу, стараюсь не поворачивать голову в сторону, чтобы не видеть нашего отражения в дверце стеллажа. Мышцы внутри еще сильнее напрягаются в ответ на его выверенные движения пальцев. Не хочу думать, что у Растама много сексуального опыта в отличие от меня, потому что меня невероятно раздражают мысли о его женщинах, а еще, когда я думаю о его женщинах, я сразу вспоминаю, что мама тоже была его женщиной, и мне становится тошно от своих ощущений и желаний. Я отгоняю от себя лишнее и продолжаю рисовать.
Рустам подталикивает меня вперед, придерживая рукой под животом, ставит меня на колени и медленно поднимает рубашку вверх, оставляет ее собранной на пояснице. Я одной ладонью упираюсь в пол, второй удерживаю карандаш и снова что-то чиркаю, хотя вижу нарисованное уже плохо, потому что мозг плавится.
Широкие теплые ладони оглаживают полушария ягодиц, пальцы пересчитвают позвонки, затем снова мнут попу и слегка разводят ягодицы в сторону. Стыдно. Стоять вот так стыдно. Ощущать, что это приятно, еще хуже.
Я дергаюсь. Хочу повернуться и возмутиться, но сильная рука удерживает верх моей спины, надавливает, низкий голос рокочет:
- Рисуй.. чшш...
И
