Мой властный миллиардер - Ева Ночь
Мне как бы не хотелось смакования этой истории со знаменитыми носками. Сейчас как потянется цепочка событий, выплывет неудачная попытка сделки с Синяховским, - и начнётся. Маня слишком близко к сердцу принимает мои неудачи, поэтому я тщательно оберегаю её нервы от ненужных потрясений.
- Папа! - радостно кричит из коридора Бель.
Ну, вот и славно: комедия продолжается. Я занимаю стратегически важную позицию - за спиной у Насти.
- Только челюсть не теряй, ладно? - бормочу ей в волосы. Чёрт, как хорошо пахнет. Невольно кладу руки на Настину талию.
- С чего бы? - пытается возразить она и застывает.
- Ну, собственно, поэтому, - вздыхаю и опускаю лицо, чтобы скрыть смех.
В столовую вплывают Белка, сам Падло (именно так я называю отчима за глаза) и его преподобная матушка Долорес Мария Консуэло Лердес Браво. Прилетела-таки. Мы вас не ждали, а вы припёрлись, называется.
14. Праздник хорош, если успеваешь вовремя остановиться
Некоторые щенки обладают завидным постоянством. Если им нравится игрушка, они сгрызают её до конца.
Азы собаководства Настя Метёлкина
Я думала, меня трудно удивить. Оказалось - как два пальца об асфальт. Во-первых, мамочкин Павлик оказался ну очень хорош. Красавец. Если приглядеться, вроде ничего особенного: высокий лоб, нос с горбинкой великоват, подбородок тяжеловат. Но пронзительной сини глаза и губы, сошедшие с картин эпохи возрождения, небрежно зачесанные наверх нимбом тёмные волосы делали Пабло Браво нереальным красавцем. Залипательным. Глаз не отвести. А если отвести, то хотелось вернуться назад и проверить: так ли это хорошо, как в самом начале показалось.
У него на висках - благородная седина. Высокий и худощавый, с невероятно красивыми руками: длинные кисти, пальцы, красивой овальной формы ногти. И часы на запястье смотрятся как реклама.
- Насть, будешь так пялиться, устрою сцену ревности, - пихает меня под бок Орловский. -Маня, кстати, тоже может.
Я старательно отвожу глаза на объект номер два. Она действительно его мать? Может, Пабло подкидыш или усыновлённый?
- Мой муж Павел, моя свекровь Долорес, - представляет мне вновь прибывших госпожа Орловская-Браво. - Мама, как я рада вас видеть! - вскакивает с высокого стула она и кидается к свекрови с распростёртыми объятьями.
Сцена картинных объятий. Звучит страстная испанская речь.
- Они друг друга терпеть не могут, - бесстрастно комментирует сзади «голос за кадром» разыгравшееся представление.
- Володя, переводи! - командует Маня-Алина, и я понимаю, откуда у Орловского растут ноги его властных замашек.
- Мама не доверяет переводу мужа - он может сглаживать углы не всегда корректных выражений доньи Долорес.
- А ты, значит, честный? - интересуюсь, продолжая наблюдать за театральной постановкой в исполнении семьи Орловских-Браво.
- Почти. Кто я такой, чтобы вбивать клин в пропасть? Сеньора Браво говорит, что ты прекрасно выглядишь, несмотря на свой возраст, - это он матери. Маня улыбается, но я вижу, как опасно сверкают её глаза.
- Скажи ей, что и она не изменилась - всё такая же великолепно пышная.
Пышная - это скромно сказано. Сеньора Долорес тоже привлекала к себе внимание. Во-первых, она была не пышная, а необъятная. Во-вторых, подвижная как ртуть, несмотря на достаточно объёмные формы. Две увесистые дыни и похожий на земной шар арбуз - грудь и живот то есть.
Всё это «богатство» шевелилось, колыхалось, двигалось, дышало, привораживая намертво. Казалось, что она танцует, выделывает какие-то немыслимые па ногами. Очень хотелось уловить ритм и - неожиданно - подстроиться, двигаться с нею в такт.
В-третьих, у доньи Браво росли усы - торчали во все стороны над верхней губой грубые чёрные волоски. Невероятно, но это не отталкивало, а заставляло пялиться на неё ещё пристальнее. У неё, как и у сына, крупный, с горбинкой нос. И если у сына такой шнобель смотрелся благородно, у сеньоры он воистину выглядел как чужеродный орган, оторванный с чьего-то лица и криво прилепленный между пухлыми щеками.
Ну, и в-четвёртых, у неё очень красивые глаза - ореховые, живые, говорящие. Тяжёлые, явно крашеные в жгуче-чёрный цвет волосы заплетены в толстую косу и уложены огромным бубликом на затылке.
А ещё у сеньоры Браво массивные золотые серьги кольцами, что делает её похожей на цыганку. Мягко говоря, впечатлений мне хватит надолго.
- Насть...
-А?.. - мне трудно сфокусироваться: две речи сплетаются воедино, и уже не совсем понять, кто и что говорит, потому что Изабель тоже лопочет на испанском довольно бодро. Подозреваю - почти идеально.
- Рот прикрой и улыбайся. Мы сейчас о тебе говорим.
Убила бы его за манеру без конца мной помыкать! Ну, ничего, я терпеливая. Будет ещё шанс отыграться.
- Рад познакомиться с вами, Анастасия, - дон Пабло по-русски говорит без акцента. Он берёт своими божественно прекрасными руками мою ладонь и прикасается губами. О, боги! Впервые в жизни мне целуют руку, да ещё с таким почтением! Вот это мужчина - и я понимаю! Не то, что некоторые. - Наконец-то Владимир повзрослел.
За спиной недовольно каменеет «тело», но не возражает и не огрызается. Донья Долорес тоже не отстаёт - заключает меня в свои щедрые объятия. Она мягкая, как перина. Это неожиданно приятно. Никогда бы не подумала. От неё приятно пахнет не духами, а специями, кофе, какой-то чертовщиной. Почему-то хочется прижаться к её дыням и подставить голову под пухлую ладонь. Да можно и не подставлять - она сама гладит меня любовно по волосам, что-то приговаривая.
- Бабуля говорит, что ты очень красивая сеньорита, - переводит Белка, - а ещё жалеет, что такая ягодка твердокаменному бесчувственному лбу досталась. Прости, Вова.
- Белка, ты бы причесалась и платье переодела. Скоро гости, а ты выглядишь, как Золушка после кучи дел и переборки гречки, - голос у Орловского недовольный. - А мы тут сами как-нибудь разберёмся, у кого какой лоб.
Хочется хихикнуть, но я мужественно сдерживаюсь. Судя по всему, нелюбовь синьоры Браво на всех носителей фамилии Орловских
