Наследник для хозяина города (СИ) - Невинная Яна

Он, как обычно, начал без предисловий, не дав мне даже присесть. Наверное, его стратегия всегда заключалась в натиске и давлении, чтобы оппонент не сориентировался и дал себя победить.

— Сколько у меня времени на его изучение? — повторила я его деловой тон, но вместо ответа на банальный вопрос получила пристальный взгляд Булацкого.

— Что не так? — приподнял он бровь, расхаживая по кабинету и заметно ежась от неприятных ощущений в боку.

— Ты спрашиваешь? — Моему удивлению не было предела. Я не хотела жаловаться или упрекать, но раз он спросил… — Кирилл, я бы хотела обговорить границы. Обсудить наши отношения. То, что случилось в кабинете, меня унизило. Я не потерп… — Я тряхнула головой, обрывая фразу. Не думаю, что она была бы уместна и точно вызвала бы недовольство Булацкого. — Ты говоришь о замужестве и утверждаешь, что хочешь воспитывать со мной ребенка около двух лет. И я думаю, что и дальше мы будем его родителями, даже в разводе. Так неужели ты хочешь, чтобы твой сын или твоя дочь видели подобное отношение к матери? К женщине в целом? И разве ты со всеми своими пассиями так обращаешься? А даже если и так, может, кому-то и нравится подобное обращение, но мне нет. Я не буду против, если ты найдешь себе женщину для извр… утех, а я спокойно поживу в другом месте, исполняя, конечно, фиктивную роль жены.

У меня внутри все тряслось во время этого тяжелого, сбивчивого монолога, но мысли шли впереди меня, я была не в состоянии удержать слова в себе. Не знаю, что послужило причиной такой моей смелости, но слишком уж сильно было оскорбление и страх повторения действий Булацкого.

Он молчал так долго, что я побоялась, не приснилось ли мне, что я выговорила ему все свои переживания, но потом присвистнул с саркастической улыбкой, заставляя цепенеть.

— Выдвигаешь условия?

— Это не условия. Я хочу расставить границы.

— Так боишься собственных желаний, что хочешь отгородиться от меня любым способом? Ты не понимаешь, что это смешно?

— Не вижу ничего смешного! — вскипела я, злясь на то, что он говорит о каких-то там желаниях, когда я рассуждаю об уважении и вежливом обращении со мной. — При чем тут вообще желания? Я совсем о другом говорю.

— Разве? Ты будешь мне женой не только на бумаге, так привыкай к послушанию и покорности в постели. И если я захочу извращений, то ты тоже будешь вынуждена захотеть. И поверь, получишь удовольствие, — он улыбнулся плотоядно, а моя дрожь усилилась.

— Что послужило причиной того, что тебе так важно доминировать и делать женщин рабынями? Или это только мне не повезло? А может, ты самоутверждаешься за счет унижения женщин? — Моя злость набирала обороты, вся она вышла на поверхность и пузырилась, заставляя меня сжимать кулаки и дрожащим голосом кидать смелые фразы.

— Полегче, Есения, — пригрозил мне Булацкий, наступая на меня твердым шагом. Но я заставила себя стоять на месте и не двигаться, чтобы показать решимость отстаивать свою позицию. — Я уже просил думать над своими словами. Не вижу смысла в твоих претензиях. Кажется, ты была не против. Кроме последнего раза. Но я понимаю, ты беременна, шалят гормоны, токсикоз, устала, нервы. И все же повторюсь: у меня есть желания и я не буду удовлетворять их на стороне. Когда ты перестанешь себя обманывать и позволишь себе быть свободной в сексе, поймешь, что никто тебя не принуждает.

— А что насчет моих желаний? — зло прищурилась я. — Например, желания, чтобы меня уважали?

— Что конкретно я должен сделать? Дать тебе время? Не трогать тебя? Сколько? — рассердился Булацкий, гнев сочился из его черных глаз, изливаясь на меня потоком. — Поухаживать за тобой? Может, цветов и подарков тебе не хватает? Говори.

— «Никогда»? Такой вариант подойдет? Мне не нужны цветы и подарки. Ничего не нужно. Я жалею тысячу раз, что вообще узнала тебя! Слышишь? — Слезы все же брызнули из глаз, я унижала себя, плача перед этим монстром в человеческом обличье, но мне никогда не приходилось так рьяно защищать свои честь и достоинство.

— Ты просто не понимаешь, чего хочешь, Есения. Борешься против самой себя. Пожалуй, я покажу тебе кое-что. Возможно, это станет для тебя доказательством того, что ты зря треплешь нам обоим нервы, в то время как можно заняться чем-то гораздо более приятным. Пошли.

Глава 18. Кирилл

По идее, его давно должны были утомить взбрыкивания Есении, ее нелепые попытки направить его на путь истинный, найти его давно потерянный моральный облик. Но странным образом не утомляли. Он понимал ее чувства. Она рьяно боролась за свою гордость, и он, может быть, даже позволил бы ей держаться своих принципов, вот только не видел в том смысла. У них уже все случилось, и воспоминания о том, как он входил в ее истекающее соками лоно, жаркой волной накатывали на него каждый раз, когда она оказывалась в зоне видимости.

И ничто, ни заботы, ни куча народа в доме, ни его так некстати простреленная бочина не могли помешать настаивать на своем. Нет смысла откладывать неизбежное.

Он был не из тех, кого возбуждал страх, раболепие, не увлекался извращениями и БДСМ, никаких поползновений в сторону малолеток. Он был обычным здоровым мужиком с банальными желаниями, сейчас сконцентрировавшимися на конкретной женщине. Она упорствовала, но он не хотел ее ломать. Ничуть. Это не было самоцелью.

Но Кирилл был уверен в одном: когда они пройдут этап ее сопротивления, все тут же встанет на свои места. Для ускорения процесса он был готов подвергнуть свою будущую женушку небольшому стрессу.

Она безропотно шла за ним, а он надеялся, что никто им не помешает, и, к счастью, на пути к домашнему кинотеатру никого не встретилось. Эту прихоть сестренки Булацкий оборудовал несколько лет назад, но она нечасто здесь появлялась. Сестра в последнее время немного воспряла духом из-за присутствия брата Есении, и пусть эти эмоции были приправлены в основном негативом, но все же она хоть что-то чувствовала. Та же схема действовала в отношении Есении. Булацкий не сомневался в том, что ее просто нужно встряхнуть, чтобы ожила и стала той самой женщиной из приватной комнаты, на которой он помешался…

— Садись, — скомандовал он ей, выпуская руку и указывая кивком головы в сторону удобных красных кожаных диванов, полукругом установленных в центре помещения в двадцать квадратов. Здесь царил полумрак, даже когда он щелкнул выключателем. Мягкий рассеянный свет позволял видеть только очертания мебели и Есении, поспешившей занять место в углу центрального дивана. Она смотрела на него с пугливым непониманием, но отчего-то молчала, словно поток обвинений и просьб иссяк, поглощенный страхом.

Он снова почувствовал царапающее грудину чувство, словно причиняет ей вред. Помнил, что беременна его ребенком, что должен щадить ее, но, в конце концов, он не собирался никоим образом ее обижать.

— Посмотрим кое-какое кино, — проговорил он спокойным голосом, беря пульт и находя на большом экране папку в своем компьютере, куда можно было войти через пароль. — Не переживай, кроме меня никто не видел этот файл. Не хочу, чтобы мысли о посторонних зрителях отвлекали тебя. Также можешь не переживать о том, что нас услышат. Кинотеатр оборудован шумоизоляцией. Так что никто не придет, если ты будешь звать на помощь, — попробовал он пошутить, но Есения, как и всегда, сжалась в его присутствии в комок и не была способна воспринимать юмор. Такое ее поведение начало подбешивать, и Кирилл еще раз убедил сам себя, что принял верное решение.

Он без промедления нажал на кнопку воспроизведения, и на экране появилась картинка. Он уже видел ее не менее десяти раз и засмотрел до дыр, поэтому не испытывал нужды обращать свой взор на экран. Сейчас его интересовала реакция Есении. Он жадно ловил ее малейший отклик.

— Смотри. Это запись с камеры в ВИП-комнате. Наша ночь без цензуры.

Она вскочила, заметалась, как испуганная лань перед появлением льва. Но он подошел и аккуратно надавил ей ладонями на плечи, усадив обратно. Упал рядом, тихо зашипев от боли. Все-таки сегодня он не неутомимый Казанова.