Анна Берсенева - Глашенька
– Я вообще не сгораю, – ответил он. – С детства замечено.
Он так и смотрел на нее с улыбкой. Что произошло за те часы, что она провела в томительном ожидании, а он в работе, которую считал бессмысленной, – непонятно. Но оба они чувствовали теперь перемену, такую же важную, как и неожиданную, и оттого были их улыбки, и простота слов, и незначительность слов по сравнению с тем, что стояло за ними…
– В рюкзаке яблоки. – Лазарь глаз не отводил от Глашиного лица. – Забыл вам сказать. А вы, конечно, посмотреть не догадались.
– Не догадалась, – радостно кивнула она.
Он расстегнул один из рюкзачных карманов и достал яблоки – два нежно-желтых и два ярко-алых.
– Яблоки из сказки, – сказала Глаша.
– Из хозяйкиного сада. Коктебель оказался не таким паршивым местом, как сразу показалось. Сады. Яблоки и персики. Подкрепитесь, и пойдем отсюда.
– Куда? – не поняла она.
– Глаша, – сказал он, – вчера я вел себя как полный придурок. Не сердитесь, пожалуйста. Как-то я… растерялся. – В его голосе мелькнуло смущение. Но тут же он произнес уже обычным своим тоном: – А пойдем мы куда глаза глядят. Устраивает такое направление?
Ее устраивало все. Все связанное с ним было – сплошное счастье. Он вырабатывал энергию счастья, как генератор; Глашиных познаний в физике хватило как раз на эту мысль.
Глава 13
Она скользила по каменной осыпи, будто по снегу. К счастью, не так быстро, как по снегу, а то полетела бы вверх тормашками и ткнулась бы носом прямо в острые мелкие камушки у себя под ногами. Да нет, не случилось бы этого – Лазарь, конечно, поймал бы ее. Когда лезли вверх по почти отвесной скале, он был позади Глаши, а теперь, когда стали спускаться вниз, перешел вперед и то и дело оглядывался: как там она сползает по осыпи?
Вершина Сюрю-Кая, которая высилась близ Коктебеля, оказалась настоящей дикой скалой: сплошные осыпи, и пики, и расщелины, в которых растут странные горные деревья. Кажется, Лазарь уже пожалел, что повел сюда Глашу, очень уж она пыхтела, когда взбирались вверх по почти отвесной скале, и когда начали наконец спускаться вниз, то все равно дышала тяжело и прерывисто.
Когда он обращался к ней, в его голосе слышалось беспокойство.
– Устали? – то и дело спрашивал он.
– Н-нет…
Глаша старалась, чтобы ее голос звучал убедительно, но вряд ли это ей удавалось.
– Мы скоро придем, – обещал он. – Честное слово!
Но они все шли и шли, а конца пути – морского берега – не было видно. То есть был он виден, но слишком далеко внизу, и не берег даже, а лишь темно-синяя морская гладь на горизонте. А что там перед этой гладью, на сколько еще простирается вниз потухший вулкан Карадаг со всеми его гладкими скалами и скользкими осыпями – непонятно.
Они шли так долго, что тьма нагнала их – спустилась сверху, легла на плечи, окутала с ног до головы и скрыла дорогу перед ними. Горная тьма оказалась всеобъемлющей, совсем не такой, какую Глаше приходилось видеть на земле.
Да, сейчас ей казалось, что они уже не на земле, а в отдельном от всего, ни с чем привычным не связанном пространстве. Звезды стояли над головой так низко и сияли так крупно и пронзительно, что это впечатление было абсолютным.
Ей стало страшно от близости холодного мироздания.
Лазарь взял ее за руку в то самое мгновенье, когда она почувствовала этот страх.
– Не бойтесь, Глашенька, – сказал он. – Мы не заблудимся.
Его страхи были, наверное, просты и определенны. А скорее всего, никаких у него страхов и не было.
В темной тишине вскрикнула одинокая ночная птица. Глаша вздрогнула.
– Не бойтесь, ну пожалуйста. – Он притянул ее к себе и обнял. – Мы правда сейчас к морю выйдем.
Он обнял ее так, как будто делал это всегда, как будто это было совсем принято между ними. Хотя они до сих пор говорили друг другу «вы» и отношения их были ошеломляюще непонятны.
Нет, это раньше они были ей непонятны. Теперь они стали для нее так же ясны, как звезды над головою. Почти не дыша, она замерла у его груди. Прислонилась щекой, виском. Он обнял ее крепче. Она не слышала его дыхания. Он коснулся губами ее макушки и сказал:
– Посидим немного.
Его голос прошел через нее всю, от макушки до пяток, как молния. Она зажмурилась.
Он сел на большой плоский камень, а ее посадил к себе на колени. Днем, в жару, его руки были прохладны, а теперь, в ночном горном холоде, – теплы.
– Это только кажется, – сказал он, обнимая ее.
– Что кажется? – Она вздрогнула.
– Что мы в каком-то диком краю.
Глаша облегченно вздохнула. Она подумала, что он говорит про другое, и испугалась: ей не хотелось, чтобы то, другое, только казалось.
– А на самом-то деле бухта совсем рядом, – сказал он. – И ничего страшного, что здесь безлюдно.
Ничего страшного в этом, конечно, не было. В мире вообще не осталось ничего страшного, как только этот мир уместился в обхвате его рук.
– Отдохнули? – спросил он.
– Я и не устала, – уткнувшись носом ему в грудь, ответила Глаша.
Лазарь засмеялся.
– Что? – встревоженно спросила она и подняла голову, пытаясь заглянуть ему в глаза.
Его глаза темно блестели над нею, хотя блестеть не могли, потому что кругом не было ни одного источника света. Они сами были таким источником – не было других объяснений.
– Щекотно, – ответил он. – Пойдемте.
Теперь, в кромешной тьме, он уже не позволил ей идти самостоятельно, а крепко держал за руку. Осыпь закончилась, под ногами была земля. Дорога стала не такой крутой, потом сделалась пологой, и шум волн превратился наконец в главный звук ночи. Это был даже не шум, а мерный шелест – дыхание спокойного моря.
– Ну вот и Лисья бухта, – весело сказал Лазарь. – А вы не верили!
– Я вам верила, – возразила Глаша.
От счастья она улыбалась во весь рот, как лягушка. Хорошо, что этого не было видно в темноте.
Еще днем, когда приехали из Насыпного в Коктебель, он объяснил ей, что в Лисьей бухте никаких отдыхающих нет, потому что добраться туда можно только морем или по Карадагу, через скалу Сюрю-Кая. Преодолевать так много препятствий для того, чтобы всего-навсего искупаться, желающих вряд ли окажется много, значит, им сам Бог велел добраться до Лисьей бухты, и они доберутся.
– Надо же как-то преодолеть весь этот идиотизм, – добавил он.
Что он имел в виду, Глаша поняла не очень. Не скалу же, наверное. Переполненный пляж? Очередь за кукурузой? Да не все ли равно!
На море легла светлая дорожка. Глаша подняла глаза – луна стояла совсем близко, над самой водою. Звезды растворились в ее серебряном свете.