Ирэне Као - За всю любовь
– Отлично, – отвечает Томмазо.
Кажется, что он быстрее хочет закончить разговор, который его мало интересует. Он снова переключается на свой iPad. Легкий сигнал оповещает, что он отправил сообщение, в то время как Линда рассказывает ему о дяде и что он чудом остался жив. Это какое-то недоразумение, думает Линда, невозможно, чтобы Томмазо так себя вел.
Тем временем Антонио выехал на улицу, ведущую в центр города, а Линда и Томмазо всё молчат; они так близко, и в то же время между ними – целая галактика.
Он полностью погружен в свой iPad и кажется почти спокойным, что ее сильно раздражает. А она вот-вот взорвется: недосказанностей слишком много, они переполняют Линду. Она едва сдерживается – слишком долго топтаться на месте не в ее характере, – и наконец ее прорывает.
– Скажи, что ты больше не злишься за сорванный обед на вилле у посла. – Томмазо слегка приподнимает голову – он немного удивлен, что Линда решилась нарушить молчание. Но когда он начинает говорить, голос его чрезвычайно спокоен.
– Я не сержусь, Линда. Я просто немного разочарован. И, разумеется, не из-за обеда, а потому, как ты со мной обошлась. По-моему, я уже об этом говорил.
Томмазо – настоящая скала, и сейчас ничто другое не может взбесить ее больше, чем это. И Линда, сама не осознавая, что делает, начинает говорить все громче, эмоционально жестикулируя.
– Я тоже разочарована, если для тебя это что-то значит! И считаю, что абсурдно продолжать…
Томмазо властно поднимает руку, чтобы ее остановить.
– Линда, поверь мне, я не хочу ссориться. Ты прекрасно знаешь, я этого не люблю и считаю, что это ни к чему не приведет. Мы взрослые, умные люди. И я уверен, что в будущем мы постараемся больше так не делать. – Он выдерживает стратегическую паузу. – Разумеется, это недоразумение ни на йоту не меняет моих чувств к тебе.
Его слова должны были бы ее успокоить, но вместо этого они, как топор, пресекают любые попытки наладить общение. Во всяком случае, сейчас. Линда находится в каком-то подвешенном состоянии – она не знает, как жить, когда нет выхода энергии.
– Но если мы не ссоримся, то что же мы тогда делаем? – спрашивает она рассерженным тоном, но уже смирившись и прекрасно понимая абсурдность своего вопроса.
Но вместо ответа Томмазо наклоняется вперед, к водителю:
– Антонио, поезжай по улице, ведущей к Оливайс, – твердо говорит он приказным тоном, а затем вновь натянуто-примирительно обращается к Линде: – Ничего не случилось, милая. Давай не будем делать из этого происшествия событие вселенского масштаба? Знаешь, чего мне сейчас хочется? Прогуляться по Парку дас Насоес. Давай поужинаем там и постараемся все забыть. Что скажешь?
Линда шумно, почти со свистом, выдыхает и все же принимает это примирение, делая над собой почти нечеловеческое усилие.
– Хорошо, как пожелаешь.
Она ненавидит, когда Томмазо резко обрывает разговор и делает все по-своему, не посоветовавшись с ней. Линду бесит, что у нее нет возможности выговориться, сказать ему все, что терзало ее в дни разлуки.
Ее беспокоит это непонимание, но она решила дать ему последний шанс. Возможно, если постараться, можно избежать ссоры и не делать трагедии из небольшого разногласия, которое может случиться у любой пары.
Но в этот вечер красоты Парка дас Насоес не могут примирить их. Кажется, что Томмазо через силу поддерживает разговор, он рассеян и отдален, а Линда не в том настроении, чтобы ему потакать. Они немного поговорили о том, как она съездила в Венето, в основном о состоянии здоровья Джорджо, не желая возвращаться к причине спора.
Сейчас Лиссабон похож на город из будущего в свете футуристических построек и сочной сверкающей синевы Тахо, через которую проложен самый длинный мост в Европе. Оригинальность современного урбанистического искусства, фантастическая игра фонтанов, достойная Версаля нового тысячелетия: все это – настоящий праздник для глаз, сон, который никому из них не хочется нарушать. Но между ними будто незримая непреодолимая стена. Разговоры их пусты, и они слишком контролируют себя, отчего кажется, что пространство вокруг окутано мрачной вуалью, и они будто движутся вслепую в неопределенном направлении. Даже поездка по канатной дороге не помогает им вернуть непринужденность. Скорее, наоборот. Томмазо кажется очень напряженным – может, ему неприятно находиться на тридцатиметровой высоте? Может, у него кружится голова? Но когда они спускаются на землю, ситуация не меняется. Сейчас просто трудный момент – им нужно расслабиться, чтобы вновь обрести понимание. Линда уверена в этом. Томмазо нужен ей. Но вечером, по возвращении домой, ситуация остается прежней. Никаких обсуждений – уговор дороже денег; но и это молчаливое примирение не кажется ей настоящим.
Томмазо, надо отдать ему должное, старается сделать вид, что ничего не произошло, а Линда понимает, что ей придется уступить ему. Но на самом деле они оба хотят, чтобы партнер извинился первым, и по доброй воле. Попросил прощения по всем правилам. И чем дольше они это оттягивают, тем сильнее атмосфера накаляется молчаливым отчаянием. За ужином Линда замечает, что Томмазо старается не взаимодействовать с ней, чтобы дать буре улечься. Между тем она ощущает, что вынуждена придерживаться формальностей.
Линда невольно думает о дяде Джорджо, у которого такой же свободолюбивый и независимый нрав, как у кошки, которая гуляет сама по себе. Он полная противоположность Томмазо, который упрямо отстаивает свои позиции и стремится взять все под контроль, словно пес, ревниво охраняющий свою территорию. Она много отдала бы за то, чтобы дядя был сейчас здесь и они весело болтали и шутили!
В атмосфере дома царит напряжение, какая-то липкая неопределенность, которая душит, и Линде кажется, что ее можно потрогать руками. Каждый неправильный жест и взгляд могут вызвать непонимание и ссору. Между ними – обстановка холодной войны, некий подспудный конфликт, к которому Томмазо, может быть, и привык, а Линда вот-вот готова взорваться, как часовая бомба.
На следующее утро Линда не выдерживает. Ей нужно поговорить, объясниться с человеком, которого она любит: во всяком случае, именно к этому решению она пришла прошедшей ночью, находясь между сном и бодрствованием. Теперь, когда мяч на середине поля, ей кажется, что он не собирается его передавать, что ж, придется самой сделать первый шаг, пусть даже это снова приведет к ссоре. Линда Оттавиани не из тех, кто отступает.
Поведение Томмазо совершенно не изменилось: он продолжает вести себя так, будто ничего не случилось, хотя сам прекрасно знает, что их вот-вот поглотит огонь невысказанных слов. Для него тема закрыта, ему произошедшее не кажется проблемой, и обсуждать его он не намерен. И дело тут не в обиде. Просто он так устроен. Он полная противоположность Линде, которая уверена, что лучше всегда все обсуждать, даже если это причиняет боль; надо объясниться, чем ходить и дуться друг на друга. Именно это она и намерена сейчас сделать. Может быть, не совсем правильно нарушать его ежеутренний ритуал бритья, но ждать больше не имеет смысла.
