Терри Макмиллан - Дела житейские
— Ну как, не разочарована? — спросила Мария.
Я положила книгу и подняла глаза. На ней был цельный ярко-розовый купальник. Рослая, длинноногая, с роскошными формами, она выглядела потрясающе. Солнце зажгло оранжевым пламенем ее каштановые волосы и высветило ее веснушки.
— Еще не закончила, — ответила я, хотя прекрасно понимала, что она имела в виду не книгу. Можно подумать, что я уже всему свету растрезвонила о Фрэнклине.
— Да я не о книге говорю.
— О Фрэнклине?
— Ну да. А теперь встань, я хочу на тебя посмотреть. Никогда не видела тебя в бикини.
Я встала.
— Прекрасно выглядишь, девушка! Так держать!
Появилась Клодетт; в одной руке у нее был зонт, другой она толкала коляску с Шанель. Клодетт самая темная и самая красивая женщина, какую я знаю. Черные как смоль волосы закрывают ей плечи, сколько она не пытается собрать их в пучок. Она любит купаться, но солнца терпеть не может. На ней были шорты и шляпа.
— Ну как, содержание не хуже обложки? — обратилась она ко мне, втыкая зонт в песок.
— Меня интересует, сколько сантиметров. — Это, конечно, Порция — в белом бикини со шнуровкой сбоку. Она бы за пояс заткнула Кристи Бринкли на любой обложке „Спортс Иллюстрейтед".
— Да подождите вы! — воскликнула я. — Это же смешно, наконец. Сначала отвечу на твой вопрос, Мария: нет. Теперь на твой, Клодетт: было намного лучше, чем я думала. А теперь на твой, Порция: не твое дело. Скажу только одно: достаточно большой.
— Ах ты, задница! — возмутилась Порция. — Скажи мне, какой у него размер ботинок, какой рост и большие ли у него лапы. Остальное я сама вычислю.
— Все это — чистая чепуха, — бросила Клодетт. Отряхнув одеяло, она положила на него спящую Шанель. — Поверьте, все это чушь. Я знаю, что говорю. У меня было много высоких мужиков с большими ногами и маленьким членом. Таков и мой муж, но я не жалуюсь. Дело не в машине, девочки, а в машинисте.
— Мария, дай сигарету, — попросила я.
Все три уставились на меня, как на ненормальную.
— Чего?
— Вы что, не слышали, сигарету. И, пожалуйста, без лекций; дайте мне сигарету.
— С каких это пор ты закурила? — подала голос Клодетт.
— Я курила еще в колледже.
— Какая глупость начинать снова!
— Просто я нервничаю, а от этого мне хочется есть, но зачем же опять набирать лишний вес, который с таким трудом удалось сбросить?
— Да ты глупее, чем кажешься, — заметила Порция. — Натри мне спину кремом от загара.
Я взяла флакон, а Мария наконец дала мне сигарету. Натерев Порцию, я закурила.
— Ну и смешно же ты выглядишь, дорогая. Поворачивайся, я намажу тебе спину, — сказала я.
Я покачала головой. От первой затяжки у меня закружилась голова, от второй я почувствовала удовольствие, но от третьей меня аж повело, и я сунула сигарету в песок.
— А с чего это ты так нервничаешь? — спросила Мария. — Мы все пришли сюда, чтобы послушать о твоем чудо-мужчине, а от тебя не добьешься никаких деталей. Ну, скажем, не пожирает ли он своих подружек. А ты только говоришь нам, что нервничаешь.
— Ладно, ладно. Мне кажется, что я влюбилась. Он действительно чудо, воплощение мечты.
— И ты из-за этого так нервничаешь? — удивилась Клодетт.
— Я не во всем была с ним откровенна.
Порция уставилась на меня так, как будто хотела спросить, не об эпилепсии ли я умолчала, но, к счастью, обошлось.
— Ну и что? — проговорила она. — Всегда ведь что-то скрываешь. Вечная беда с бабами! Стоит доставить нам удовольствие, и мы думаем, что влюблены. Начинаем выкладывать подноготную, подробно рассказываем о своих романах, говорим о своих личных проблемах, до которых им дела нет, а что получаем в ответ? Узнаем, откуда они, сколько им лет и где работают, и баста. Нам надо с них брать пример. Да и в конце концов: чем меньше знаешь, тем легче жить. — Она огляделась. — Хотела бы я знать, куда сегодня подевались все мужики? Ну должны же здесь быть хоть какие-то пожарные, полицейские, а не одни лысые пенсионеры. Тьфу ты, черт.
— Да все на работе, где, вообще-то говоря, и тебе надо быть, — вмешалась Клодетт.
— У меня, к твоему сведению, сегодня свободный день. А вот тебе надо быть обвинителем.
— Ну уж нет, когда работаешь на себя, остается больше времени. А что же, по-твоему, ты должна ему сказать? — обратилась ко мне Клодетт, отвернувшись от Порции.
У меня перехватило в горле. Шанель проснулась и заплакала.
— Ну, например, что я была толстой. Хочешь, я перепеленаю малышку?
— Да она в порядке, Зора. И это все? Господи, но ведь ты, кажется, с этим справилась, чего же попусту беспокоиться?
— А почему ты на всякий случай не принимаешь таблетки? — спросила Мария.
— Ни в коем случае, — вмешалась Клодетт. — Разве ты не знаешь, что к ним привыкают?
— Ерунда! Я время от времени принимаю их, особенно перед спектаклем. Они помогают мне держаться в форме, но никакого привыкания я не чувствую.
— Ну, тебе это и не грозит, потому что ты пьешь, — подала голос Порция.
— Зато я не ношусь со своей штучкой, как с писаной торбой, и не выставляю ее напоказ, так что заткнись, Порция.
Она попала в точку. Порция уже хотела ответить, но ее опередила Клодетт:
— Угадайте, кто из нас в положении?
— Не я, — сказала Мария, роясь в своей пляжной сумке.
— Голову на отсечение, не я! — воскликнула Порция.
— Неужели снова ты? — Я с изумлением посмотрела на Клодетт.
— Да. Так и есть. Мы высчитывали, высчитывали, да, видать, просчитались. После этого я уж точно перевяжу трубы.
— Ну и правильно — мир от этого не рухнет, — не удержалась Порция.
Клодетт пропустила это мимо ушей. Мы знали, что Порция просто завидует и, хотя живет в прекрасном квартале, готова все отдать, лишь бы иметь то, что есть у Клодетт. Верную любовь и безопасность.
— А я не хочу детей, — сказала Мария.
— Почему?
— Просто не люблю их. Они мне на нервы действуют, у меня терпения на них не хватает. Да к тому же я слишком эгоистична.
— Но они такие забавные, — заметила Клодетт. — А на нервы действуют все, кто мозолит тебе глаза триста шестьдесят пять дней в году. Конечно, с детьми много забот, но они того стоят. К тому же это не такая уж каторга, если муж помогает.
— Тебе просто повезло. Не все мужики такие, — сказала Порция.
— При чем тут везение, милая, я нашла настоящего человека, чего и тебе желаю.
— Иди ты к черту! — огрызнулась Порция.
— Да мне-то есть куда пойти. У меня есть муж, ты что, оглохла?
Когда они вот так переругиваются, со стороны кажется, что они либо враги, либо сестры.