Элизабет Кейли - Увертюра к счастью
– У тебя много братьев и сестер?
– Пятеро. – В голосе Фелиции не слышалось особенной радости или нежности.
– У вас напряженные отношения?
– А как ты думаешь? Мама все время посвящала мне и только мне. Конечно, остальным это не нравилось, но не спорить же с мамой! Попадало мне, а я была слишком гордой, чтобы жаловаться, да и ни к чему хорошему эти жалобы не привели бы. К тому же отец в глубине души был на стороне братьев и сестер. Впрочем, его тоже легко понять…
– Знаешь, мне кажется, что после такого ты должна была возненавидеть пение.
– А я и ненавидела. Боже, если бы ты знал, как я ненавидела сольфеджио, гаммы, упражнения, особенно в тринадцать лет! Мне хотелось быть как все: ходить на свидания, шушукаться в туалете о мальчишках… Что еще там делают девчонки тринадцати лет?
– Не знаю, я шушукался о девчонках, – улыбнулся Уильям.
Фелиция благодарно сжала его руку и улыбнулась в ответ.
– Почему же ты все-таки выбрала оперу? – Уильяму действительно было интересно. Он уже понял, что обречен интересоваться всем, что связано с Фелицией…
– Я пыталась бунтовать, но привычка подчиняться матери была гораздо сильнее, да и у родных я не находила поддержки, а друзей у меня не было. К тому же в восемнадцать, перед самыми выпускными экзаменами в школе, я вдруг поняла, что умею только петь. Экзамены я сдала еле-еле, даже подозреваю, что на многое педагоги закрыли глаза, понимая, что мне прямая дорога в колледж искусств. Гормоны поутихли, но злость осталась, и тогда я решила доказать всем вокруг, что мама была права, что я стану известнейшей оперной певицей…
– А дальше?
– Дальше был колледж, курсы, работа в провинциальном театре, нервные срывы, а потом мне все надоело, и я решила уехать в Нью-Йорк. Поставила себе условие: если в течение полугода у меня ничего не получится, окончу курсы и пойду к кому-нибудь секретарем или стану учителем музыки.
– Совсем как твоя мать…
– Да, я прекрасно понимала, что именно так мама и сдалась, но сил уже не было. Слава богу, я встретила Лоуренса. Как бы иногда я ни ругалась с ним или на него, он мой ангел-хранитель. Все же артист должен заниматься искусством, а всем остальным – его импресарио.
– Мама, наверное, очень гордится тобой?
– Наверное. – Фелиция пожала плечами и отвернулась. – Я не виделась с ней почти пять лет.
– Почему?! – удивился Уильям.
– Тяжело понимать, что собственная мать лишила меня детства. Знаешь, Уильям, я ведь всего один раз была в кинотеатре с ровесниками на фильме ужасов. И то потому, что бабушка заболела и мама поехала к ней, а меня с собой взять не смогла. – Фелиция помолчала. – Зато ты, наверное, прекрасный сын.
– Почему ты так решила? – Уильям улыбнулся, но как-то натянуто.
– Мне кажется, что все, что ты ни делаешь, получается великолепно.
– Очень лестно, правда, – поблагодарил ее Уильям. – Но я не могу сказать, хороший я сын или плохой. Мои родители умерли почти десять лет назад.
– Прости, я не хотела…
– Не за что извиняться, ты просто не могла знать.
– А братья или сестры?
Уильям покачал головой.
– Я единственный ребенок и сейчас ужасно завидую тебе. Всегда мечтал о старшем брате и младшей сестренке.
– Уверяю тебя, ничего хорошего! Старшие то и дело норовят отвесить тебе подзатыльник, а младшие постоянно ноют и делают мелкие пакости.
– Веселенькое детство.
– И не говори, – мрачно согласилась Фелиция.
– Может быть, сейчас, когда тебе не так просто дать подзатыльник или сделать пакость, ты попробуешь помириться со своей семьей?
– Ох, Уильям, очень тебя прошу, даже не пытайся говорить со мной на эту тему! Я как-то, когда еще общалась с мамой, попыталась поздравить старшую сестру с рождением первенца, разумеется, не только позвонила, но и послала чек, я на самом деле хотела сделать подарок племяннику!
В голосе Фелиции послышались слезы. Уильям удивленно посмотрел на нее. Ему сложно было представить, что Фелиция Лебьен умеет плакать, особенно после того, что он о ней узнал.
– А сестрица вернула мне чек и сказала, чтобы я не смела бросать ей подачки!
– Может быть, тебе стоило приехать к ней? – мягко заметил Уильям.
– Хочешь сказать, что это я во всем виновата?! – взвилась Фелиция.
– Нет, сейчас уже невозможно понять, кто виноват. Зато можно понять, кто из вас умнее и великодушнее…
– Ни за что бы не подумала, будто ты склонен к демагогии!
Уильям усмехнулся и промолчал. Он был уверен, Фелиция подумает над его словами, конечно, если он хоть чуть-чуть научился разбираться в людях.
– Как твоя голова? – поинтересовался Уильям.
– Удивительно! – воскликнула Фелиция. – Прошла!
– Мой отец считал, что мигрень – болезнь надуманная, и, как только мама требовала, чтобы все оставили ее в покое, и начинала массировать виски, папа тут же увлекал ее разговором или каким-нибудь интересным мероприятием: походом в кино, ресторан, просто прогулкой. Помогало всегда.
– Наверное, твои родители очень любили друг друга.
– Во всяком случае, мне хочется в это верить.
Фелиция внимательно посмотрела на него, вновь отмечая волевые черты лица, красивые глаза, чувственные губы.
– Послушай, почему ты до сих пор не женат?
– Откуда ты знаешь? – состроив загадочную мину, поинтересовался Уильям.
– Брось! – отмахнулась Фелиция. – Вряд ли тебя отправили бы изображать моего любовника, если бы где-нибудь в Техасе тебя ждали жена и трое ребятишек!
– Просто не нашел ту, на которой стоило бы жениться.
– Идеалист! – фыркнула она.
– Я уверен, что стоит потратить жизнь на поиски идеала, чем на выплату алиментов.
– И старый холостяк! – вынесла Фелиция окончательный приговор.
Уильям рассмеялся. Оказывается, рядом с ней может быть очень комфортно. В чем-то Фелиция была права: он искал идеал, но за последние лет десять идеальная женщина Уильям Коммитейна подрастеряла большинство ранее необходимых признаков. Уильям вдруг подумал, что пройдет еще несколько лет, и ему станет достаточно женщины, с которой просто комфортно.
– Не такой уж я и старый, – заметил он, стараясь прогнать пугающую мысль.
Фелиция предпочла не отвечать. Они и так зашли на опасную территорию. Одно дело играть в любовь, совсем другое дело…
– Послушай, только честно: что ты сделал с лицом? – спросила она, пытаясь не думать о запретном.
– То есть?
– Ну раньше ты выглядел как совершенно средний мужчина. Собирательный портрет: глаза карие, нос обычный, скулы обычные, губы обычные – ничего примечательного!
– Я и сейчас так выгляжу. Просто ты немного по-другому стала ко мне относиться.
